- А если тебя вдруг схватят, Яночка? Если нападут на дозор, иль ещё беда какая случится? - не унималась сестра. - Сердечко за тебя болит, разрывается!

  - Если люди Ивана меня схватить захотят - я не дамся. Карту сожгу, а сама...

   Вера испуганно на неё посмотрела.

  - Что сама?

  - Спрячусь конечно! Как лисичка в норке укроюсь, и меня никогда не найдут! Ты не бойся за меня, я вас в обиду не дам. Слышишь, сестрёнка?..

  *************

  - Много же вы нам не рассказали... - подытожил Серко.

  - Мы боялись беды. Не хотели более никого к Монастырю приводить, - ответила Вера. - Людей из маленькой деревеньки не тронут, а о большой общине допрашивать станут. Думалось, что если схватят в дороге, так за такую ложь могут и отпустить...

  - Наивные же вы, крестианцы! Тут уж без разницы, что вы скажете: хоть из малой деревни, хоть скитальцами назовитесь, а никто бы вас не пожалел. Любой Шатун убьёт за ружье и худые патроны. После моровых Зим цена слов невысока - из-за этого и скитальцы перевелись.

  - Мы любого человека боялись, всех встречных людей стороной обходили. Выбирали тропы лесные, ведь от дикого зверя отбиться легче, но звери и не нападали. Мы шли к убежищу, на которое нам Яночка указала... Вот только с Навью довелось в лесу повстречаться, - Вера не смогла удержаться от грустной улыбки.

  - Теперь о нашей встрече ты уже не печалишься, - заметил Серко.

  - Хоть замёрзли мы и голодны были, но Господь защищал нас в дороге. Может Он послал Навь и этим сохранил нас от бед - неисповедимы пути... Так выходит, что без помощи Нави мы бы много раз сгинули. Яны в бункере могло не оказаться, а что делать дальше - не знали. Вернулись бы к первым отметкам, начали искать сестру в другом месте, а что в тех крестах тебе самому теперь ведомо: нет там Тепла, одно только горе и смерть. Но сейчас выбор стал ещё меньше...

   Вера сказала последнюю фразу так, словно будущее для неё было ясным как день. Взгляд не отрывался от могилы старшего брата. Вместе с Михаилом она утратила последний шанс на спасение.

  - Что же вы будете делать? - спросил Серко.

  - Вернёмся в Монастырь, попросим Настоятеля к Тавритам нас не отправлять. Я не сдамся, но нет больше выбора. Мы не смогли найти Яну, и если только сестра жива, то пусть Господь проявит к ней милосердие, сохранит от страданий. Я уже ничем не смогу ей помочь, ведь осталась одна у Егорки. Яна была гораздо сильнее; видела этот мир, а я нет...

  - Ты видела гораздо больше, - сказал парень и обнял Веру за плечи.

  - Я поняла, что мир отчаянно нуждается в свете, - ответила девушка. - Люди не могут жить в вечной злобе. Рано или поздно Долгое Лето вернётся и тогда нам станет стыдно за свои прегрешения. За то, как мы жили и ради чего умирали. Найдётся тот, кто объяснит это людям, откроет глаза... И тебе нужен свет, Серко, я вижу, как ты страдаешь и делишь себя с диким Зверем. В Монастыре смогли бы помочь... - после этих слов охотник насторожился. В зелёных глазах Веры читалась надежда, что сейчас он поймет смысл сказанного. - Бог тебя не бросал. Пусть Навье племя хочет видеть в тебе только сильного Волка, но я вижу перед собой человека. И Господь тоже видит, ему ты можешь признаться в чём слаб...

  - Я не слаб! - напрягся сын Нави. Он опасливо оглянулся на блуждающую рядом сестру.

  - Чтобы такому как ты признаться в собственной слабости - надо быть очень сильным, - с улыбкой ответила крестианка, - нельзя разрывать душу надвое и пытаться жить с этой болью. Каждый из нас борется за судьбу, хочет её изменить. Борись и ты за себя, Серко! Борись против Волка!

   Парень поражённо смотрел на хрупкую Веру. Он не ожидал от этой слабой, измученной девушки сильных слов. В пути она действительно изменилась, неожиданно для него повзрослела, учила Серко, призывала бороться. Охотник впервые почувствовал в Вере то, что всегда было частью характера Влады - желание выстоять, изменить предначертанное. Но Влада хотела этого лишь для себя, Вера же страдала за всех и за него в том числе. В этом Серко видел важное различие между сестрой и крестианкой.

   Он спросил себя: кем всё-таки были те самые крестианцы? Как, имея такую душу они выжили во времена короткого лета; почему разделяли боль других, когда остальные пытались хранить только собственное Тепло? Охотник спросил себя, но не нашёлся с ответом, и, одновременно, ответ уже был в руках...

  - Ты действительно хочешь спасти меня? - прошептал Серко, обнимая девушку крепче. Вера помедлила, но затем осторожно переплела пальцы с его грубой ладонью.

  - Просто держи меня за руку и следуй за истинным светом...

  - Я пойду к нему, если именно твоя рука поведёт...

   Солнце зашло и лесная поляна заполнилась сумраком ночи. Только ледяной взгляд Волчицы мог отчётливо видеть тех, кто обнимался возле могилы. Язык Влады прошёлся по заострённым для крови клыкам. Ей стало холодно... Она ненавидела холод!.. Но всегда мёрзла, когда оставалась одна...

  *************

   Над убежищем сгустилась ночь. Виепоклонники не беспокоили границ уже несколько дней. Больше никаких нападений, вражеский род не осмеливался отправить даже разведчиков. Виичи затаились и готовили силы к решающему удару. Тем же занимались и в племени Зимнего Волка. Но в эту ночь Анюта осталась одна, а такое случалось нечасто. Мать-Волчица готовила племя к войне и каждую минуту от неё что-то требовалось. Старшей следовало потратить драгоценное время на отдых, но ей совсем не спалось: мрачные предчувствия волновали материнское сердце. Что-то было не так: у детей случилась беда; им тяжело, разногласия их разрывают - она это чувствовала и не могла успокоиться.

   Чтобы занять делом руки, Анюта вырезала на красной рукояти ножа новые руны. Нет, на этот раз не руны, а человеческие буквы только похожие очертаниями на древние письмена. Простое слово, которое она слышала от любимого человека... "Счастье" - его нужно крепко держать в своей длани, направляя острый клинок на врага...

   Анюта распознала шаги, задолго до того как муж вошёл в комнату. Скиталец проверял посты Навьей стражи, стараясь быть хоть чем-то полезным. За многие годы проведённые вместе, супруги научились лучше чувствовать приближение друг друга. В это трудное время Волчице нужен был тот, кто поддержит семью в схватке за их общее будущее.

   Анюта мягко улыбнулась Олегу, отложила нож и подошла ближе. В жилом блоке уже не было слышно шагов, все семьи спали. Пальцы женщины откинули тёмную прядь волос со лба мужа. Он постарел - возле глаз появились морщины, лицо утратило мягкость, стало задумчивым и ещё более печальным. Но в глазах по-прежнему оставалось что-то от юного парня, которого она повстречала многие Зимы назад.

   Понимая, о чём она думает, Олег сказал.

  - Мы стали старше. Прошло двадцать Зим, но ты почти не изменилась...

   Он провёл рукой по Анютиным волосам, заметив в них первую седину, но это было единственным, что указывало на истинный возраст Волчицы. Никаких следов старости на лице, только отражение минувших Зим во взгляде небесного цвета.

   Внутри Анюты пробудилась тоска: не хотелось верить, что годы Олега так быстро уходят.

  - Ты постарел...

  - Мне всего тридцать восемь Зим, я ещё многих в этом племени переживу, - постарался улыбнуться скиталец. - Хотя признаться... жить с Навью совсем не легко...

   Он хотел сказать это мягко, но жена сразу учуяла скрытое в его голосе недовольство.

  - Ты зол на меня. Снова возводишь на племя...

  - Прошли те годы, когда я бросался на всё, что казалось мне диким. Двадцать Зим я мечтал сделать Навь такими же как люди Тёплого Лета. Ты знаешь, я никогда не терял надежды изменить ваш уклад. Но в конце концов скитальцы и сами могут неплохо учиться. Теперь я знаю, что Мокошь плетёт ваши судьбы, Волчьи души приходят с взрослением, а Навьи женщины любят кусаться, когда согрелись с мужьями.

   Кровь заиграла, Анюте захотелось вновь очутиться в объятиях мужа. Но лицо Олега неожиданно помрачнело: у скитальца всё-таки был к ней непростой разговор.