После того, как все транспорты выступили из Лембени, я передал командование всеми расположенными у Северной железной дороги войсками майору Крауту. Для него было организовано и отдельное интендантство. Наша поездка по железной дороге в Корогве показала нам лишний раз, как спаяно немецкое население Северной области с войсками и как оно ценило их труды. На каждую станцию являлись люди, иногда издалека; каждому было ясно, что наше расставание с северными округами было окончательное и что этот район попадет в руки неприятеля. Несмотря на это, настроение было приподнятое. Нам приносили большую часть тех незначительных запасов европейского продовольствия, которые еще имелись. Вдова недавно похороненного в Буйко коменданта линии Кребера не могла отказать себе в том, чтобы не предложить нам последней бутылки из запасов своего погреба.
Из Корогве наш автомобиль быстро доставил нас к Гандени - конечному пункту проложенной из Момбо железной дороги. По пути мы обогнали наши конные роты, и восклицание чиновника местного гражданского управления в Гандени: "да ведь это знаменитый браконьер ван-Ройен!" - снова показало мне, что между нашими кавалеристами имелись привыкшие к опасности и к охоте люди, на которых можно было положиться в предстоящих испытаниях. В Гандени имелся первый сборный пункт продовольствия, которое доставлялось с севера. Майор фон-Штюмер, сменивший свою прежнюю должность в Букобе на управление нашей самой важной в данный момент этапной дорогой, жаловался на помеху для дальнейшей перевозки запасов, которую он ожидал от проходящих войск. В Гандени, центре местного управления, куда сходились этапные дороги от Морогоро, Корогве, Кондоа-Иранги, возник, благодаря войне, европейский квартал почти городского типа. Небольшие дома, построенные обер-лейтенантом флота Горном в норвежском стиле, представляли прелестный вид, который в настоящий момент, правда, был испорчен проливным дождем. Внутри эти дома, каждый из которых состоял из 3 комнат, были оборудованы для размещения европейцев. Много неприятностей причиняла огромная масса крыс, часто ночью бегавших по спящим. Капитан Кальтенборн, который приехал на прибывшим в Суди втором вспомогательном пароходе, явился здесь ко мне и устно дополнил пересланные им мне уже некоторое время назад сообщения с родины.
На следующий день мы перегнали на автомобиле некоторые из двигавшихся отрядов и смогли, по крайней мере частично, уладить возникавшие между ними недоразумения. Переговоры по телефону удавались нечасто, вследствие повреждений на линии, вызываемых сильными дождями, а также порчей проволоки колоннами носильщиков, отдельными повозками и жирафами. Тем важнее было для меня быстро миновать этот поврежденный участок, который отделял меня от войск и поступающих донесений.
Дожди все время усиливались, и дороги становились все более непроходимыми. Сначала встречались только немногие трудные места; затем наш автомобиль тянули и толкали двадцать и более носильщиков. "Ниампара" (начальники носильщиков) с танцами шли впереди. Вся компания подхватывала "Амзиго" и "Кабуби-кабуби", и под ритм этих песен работа спорилась. Когда мы проезжали Тулиани, проливные дожди настолько вздули обычно мелкую реку, что ее быстрое течение снесло годный для езды мост. Мы свалили одно из больших деревьев, но оно не было достаточно длинным. чтобы зацепиться при падении своей верхушкой за противоположный берег. Ствол толщиною в метр сносило, как щепку. Адъютант, обер-лейтенант Мюллер, попробовал переплыть реку, но был также отнесен течением и вернулся. Затем это попробовал сделать капитан Тафель, который снова оправился от своего тяжелого ранения и занимался в штабе оперативной работой. Он достиг противоположного берега. После него это удалось нескольким туземцам - хорошим пловцам, но перетянуть на другой берег веревку при помощи пловцов не удалось, и, таким образом, мы основательно застряли. Капитан Тафель, совсем без одежды, сидел на том берегу, а мы - на этом. Ждать до тех пор, пока не спадет вода, нам не улыбалось, так как я не мог терять ни одной минуты, чтобы догнать голову находившихся на походе отрядов.
Когда вечерело, один из туземцев заявил, что немного ниже имеется знакомый ему брод. Переправа там, все-таки, была нелегкой и длилась, по меньшей мере, 3/4 часа; по очень извилистому броду мы должны были следовать точно за проводником и осторожно пробираться от мелководья к мелководью. Вода доходила нам до плеч, и течение было настолько быстрое, что требовалось напрягать все силы, чтобы не упасть. Наконец, в темноте, с совершенно промокшими вещами, мы достигли другого берега, куда навстречу нам выслали трех мулов с проводниками-аскари из отряда, с которым, к счастью, оказалась телефонная связь.
При дальнейшем движении, которое продолжалось под проливным дождем всю ночь, вода неоднократно доходила нам до седла. Иногда приходилось идти в воде по горло, но все-таки еще ночью мы добрались до большого, построенного во время войны, моста через Вами. Он также был почти совершенно разрушен, но кое-что от него, все-таки, уцелело. Мы смогли перейти на ту сторону и добраться до полевой железной дороги, ведущей к станции Кимамба. Эта дорога также возникла во время войны, как и железная дорога Момбо-Гандени, и вагонетки на ней продвигались вручную. Проявляя слишком большое усердие некоторые "добрые люди" брали повороты на дороге слишком быстро, и вагонетки не раз переворачивались со всем, что в них находилось, - в том числе и с нами. Во всяком случае, нам было более чем достаточно этого путешествия посреди вод, когда рано утром мы прибыли в Кимамбу. Проживавший там призванный в войска вице-фельдфебель Рефельд принял нас самым радушным образом. Благодаря тому, что в Кимамбе имелся склад обмундирования, мы смогли, по крайней мере, переодеться в сухую форму аскари. Предвидеть, когда прибудет остальной штаб с нашими вещами было нельзя.
После переговоров с губернатором, который прибыл для этого в Кимамбу, я отправился на следующий день в Додому. В районе Центральной железной дороги почти не было следов той энергичной, отвечающей требованиям войны работы, которая на севере вошла в плоть и кровь каждого. Прибывший незадолго до нас в Додому отряд капитана фон-Корнацкого терпел некоторые затруднения в продовольствии, хотя Додома лежала на железной дороге, по которой могла быстро получать продовольствие. Я связался по телефону с капитаном Клингардом, занимавшим высоты Бурунги в одном переходе южнее Кондоа-Иранги, и на следующий день утром с несколькими офицерами штаба отправился к нему из Додомы верхом.
Путь шел через безлюдную степь, покрытую кустарником. Проложенная во время войны проселочная дорога лишь местами пролегала мимо селений. Страна Угого отличалась большим богатством скота. Ее жители принадлежали к кочевым племенам, которые в своих обычаях подражают масаям, и поэтому часто называются "масайскими обезьянами". Навстречу нам попадалось много запряженных быками телег, в которых направлялись в Додому со своими семьями немецкие и бурские фермеры из района горы Меру. Это была знакомая мне еще по юго-западной Африке картина удобного путешествия в приспособленном к степным условиям фургоне.
Этапная служба в отряде Клингарда еще не была налажена. Мы заночевали в первой из маленьких этапных станций. Выяснилось, что отдел снабжения необходимо значительно усилить, так как на нем должно было базироваться продовольствие крупных войсковых масс, которые в настоящее время были переброшены на Кондоа-Иранги. К этому прибавились новые трудности: здоровье прежних полевых интендантов не соответствовало требованиям, которые война налагает на этих должностных лиц. Капитана ландвера Шмидта очень скоро сменил капитан ландвера Фелькэ; последнего - капитан резерва фон-Ледебур, а затем капитан в отставке Рихтер, пожилой человек. К сожалению, последний в то время, к началу новой серьезной операции, окончательно переутомился. Его должность пришлось принять незнакомому вначале с этой работой отставному майору фон-Штюмеру, который работал в Гандени по этапному делу.
