Из дальнейшей беседы с Маркусом я выяснил, что у его семилетнего сына иногда случаются припадки – жар и видения. Я спросил, какие именно видения. Оказалось, последний раз мальчик кричал, что хочет выбраться из своей кожи, как змея, и родиться заново, что тяжелая кожа ему мешает и поэтому он не может летать… Обнадеживало, что при этом не было ни поноса, ни рвоты.
Я понял, что это не смертельный недуг и к тому же наследственный – склонность к такого рода состояниям читалась в движениях самого Маркуса, в его манере говорить и в экстатически блестевших глазах. В общем, его сын просто иногда видел все так, как есть на самом деле, ведь детям это свойственно, и к ним часто ходят гости, о которых родители могут только с ужасом подозревать.
Если время никуда не течет, а мир – это огненный шар, как сказал мне один мудрец из племени измаильского, то сын Маркуса в бреду мог быть кем угодно, даже посохом в руке пророка Моисея. Тем посохом, который превратился в змею. Да, это сложный язык, но только на нем говорит с нами Бог, если не ленится что-то сказать. И этот язык несоизмеримо выше гнетущей очевидности, которая хуже тяжелой болезни.
Да, я был не очень трезв тогда, но славная пенная сикера придала мне уверенности, и я твердо сказал Маркусу, глядя в его страдальческие глаза:
– Не волнуйся, твой сын уже здоров.
Конечно, я рисковал. Но вероятность того, что ребенок вдруг умрет, была невысока (ведь он, по словам отца, не раз переживал эти горячки), а репутацию учителя надо было поддерживать; как виноградная лоза, пересаженная в сухую землю, требует постоянного полива, так и мой образ учителя нуждался в настоящих чудесах (как выяснилось позже, мальчику действительно стало лучше и припадки прекратились).
Маркус поверил мне тогда – и мгновенно изменился. Его лицо просветлело. Откуда у него было столько веры? Ее хватило бы на всех священников Храма вместе с начальником их стражи. Это было воистину удивительно! А может быть, и совершенно обычно… Ведь вера в Бога, вера в чудо, вера в меня или другого человека, который говорит что-то хорошее, суть одна вера, та самая, которая заставляла пророков открывать рты, детей – рождаться, которая создавала царства и города…
Маркус достал из кожаной сумки, пристегнутой к его поясу, сложенный вдвое лист папируса, протянул его мне и сказал:
– Теперь это письмо не дойдет по назначению, такова моя тебе благодарность, Йесус.
Затем он поклонился мне, сел на коня и уехал в сопровождении своих легионеров. Когда всадники скрылись из виду, Матфей, хорошо знавший латынь, прочитал письмо вслух, переводя на наш язык, и я запомнил каждое слово, потому что потом перечитывал его много раз:
«Валерий Грат, префект провинции Иудея,
сенатору Публию Лентулу
Ты спросил меня о положении дел в провинции. Понимаю, что это нужно для твоего доклада Кесарю, поэтому в предыдущем письме я подробно сообщил почти обо всем, стараясь быть кратким, ибо Он не любит многословия, к коему я сам, каюсь, возымел склонность: и климат, и люди вверенной мне Иудеи столь скверны, что поневоле ищешь спасения в регулярном писании писем, заметок и воспоминаний, сидя в прохладе резиденции за высокими кипарисовыми дверьми.
Итак, в дополнение к уже известному тебе хочу сказать об опасности, которая исходит от религии евреев. Их священники каждую минуту могут превратиться в военачальников, а города – в неприступные крепости. Они фанатичны и непреклонны в желании угодить своему божеству, которое, по их мнению, учит ненавидеть Рим. Увы, это божество нельзя уничтожить хотя бы потому, что нет его статуй. Но религией пронизана вся жизнь евреев, и легче законодательно запретить горячему ветру перекатывать клубки колючек по пустыне, чем запретить этим людям приносить жертвы в своем колоссальном Храме, который все время перестраивается и становится еще больше. Здесь в каждом молельном доме плетутся заговоры, а на каждой площади неистовствует проповедник, призывая к какой-то свободе, хотя эти люди не умеют быть свободными, они сами жертвы в руках своего божества.
Нет никаких сомнений, что главные смутьяны здесь – раввины, поэтому раньше я менял первосвященника каждый год, хотя это вызывало со стороны народа еще большую ненависть ко мне. Я одобрил кандидатуру Анны, а через год он превратился в подобие маленького тирана, разглагольствующего о “голосе крови народа”. После него я утвердил на эту должность Исмаэля, сына Фабии, и все повторилось. Затем в этой роли выступили Элизар, сын Ариана, затем Симон… С тех пор и поныне первосвященником является Иосиф, прозванный Каиафой, он, как ни странно, добродушен и рассудителен, а эти два качества – колонны, на которых зиждется то, что мы называем умом. Иосиф, как и его предшественники, начальствует над Синедрионом – это что-то вроде нашей коллегии жрецов-понтификов, которая заведует религиозной жизнью государства и год за годом спорит о тех или иных аспектах тени, отбрасываемой ослом. Иосиф – полезный посредник между мной и народом Иудеи. Посмотрим, что будет дальше.
Вместе с тем я постоянно занят преследованием и уничтожением банд, возглавляемых отчаянными ораторами, которые одинаково ненавидят и меня, и своих раввинов. Одного такого болтуна-бандита, который принес людям немало горя и принялся оскорблять меня во время допроса, я убил своим мечом, и стоит упомянуть, что в юности он, говорят, был слугой царя Ирода; теперь, наверное, оба прислуживают Плутону в подземном царстве. Откуда берутся эти пылкие евреи, для которых преступление и откровение – одно и то же? Впрочем, бог дает злому быку короткие рога, и этот неблагодарный народ может хитрить, но никогда не сумеет говорить со мной с позиции силы.
Казненные пусть будут забыты, и я перечисляю некоторых смутьянов, разгуливающих на свободе, чтобы ты мог сообщить их имена Кесарю, если Он вдруг пожелает их знать: Захария из Яффы; Иоанн Хевронский; Иоанн Водосвятец; Иоанн Горящий Куст; Шелемия Глас Божий; Самуил, сын Иосифа; Феодосий из Халуцы; Иосиф Отшельник (этот отшельник бродит со своими приспешниками по всей провинции); Иосиф Нагой; Йесус Нацеретянин; Иосиф Горшечник; Иосиф Мытарь; Левий Большая Лампа; Ионафан, сын Есхлемии; Йоханан, сын Заведея; Неемия Самаритянин (убийца, оправданный Синедрионом); Аврей Сын Грома; Варфоломей, сын Таммая; Фома Йехуда; Иеремия Кузнец Слов; Авраам Красная Борода; Авраам, сын Левия (организовал греческий погром в Яффе); Авраам Плачущий Ишак; Учитель из Махерона (имя пока неизвестно, выдает себя за царя); Феодот Говорящий Кедр; Самуил, сын Иуды; Адей, сын Авраама; Матафия Золотой Перст; Иуда, сын Алфея; Арсам из Лидды; Иасон Святая Дубина; Натфей Рыбий Глаз; Феофил Золотые Уста; Феофил, сын Симона; Авиит Бывший Легионер; Савватий Критский (был главарем шайки пиратов, заочно осужден на смерть); Авиит, сын Иосифа; Хаврий Неистовый; Симон Зилот; а также Анна Непорочная Мать из Эммауса и Геула Красноречивая.
Кто-то из них образован, но ходит босиком и с непокрытой головой, чтобы произвести впечатление на доверчивых людей, разыгрывая напоказ страстотерпца, кто-то действительно обладает даром предвидения (увы, этот дар богов могут использовать и воры), кто-то обычный безумец, а кто-то сознательный и последовательный враг Рима. И каждый из них считает своим долгом составлять увещевательные речи к народу. Слушая их, люди покидают свои дома, подвергают себя телесным истязаниям, не спят ночами, постятся, впадают в болезненное ликование и раздают имущество на милостыню, а также совершают самосуды и другие преступления. Эти ораторы вносят волнения в жизнь провинции, а значит, угрожают империи.
Есть печальная ирония судьбы в том, что я, префект, связан в своих действиях, хотя мог бы в течение месяца переловить и казнить всех лжепророков и заговорщиков, как это сделал Квинтилий Вар после захвата Иерусалима, когда распял две тысячи повстанцев. С одной стороны, меня сдерживает указ Кесаря, а с другой – угроза волнений, которые могут охватить вверенную мне территорию.