— Добрая битва — всё, что нам требуется, — раздражённо произнёс Готрек. — И очевидно лишь одно, стоя тут, мы этого не дождёмся.
— Потерпи несколько дней, друг мой, — сказал Виллем. — Будут настолько жаркие и упорные бои, что хватит любому, даже истребителю.
Свита вельможи закивала в знак согласия. Феликс также не видел причин сомневаться в его словах. Готрек попросту сплюнул на землю и уставился вдаль, наблюдая за клубами дыма, поднимающимися на горизонте.
— Подать–ка их сюда, — заявил он.
Виллем непринуждённо рассмеялся.
— Хорошо, что хоть одному воину в городе не терпится встретиться в врагом, — заметил он. — Ты воодушевляешь нас всех, Готрек, сын Гурни.
— Именно этого я всегда и хотел, — кисло ответил Готрек.
Если он и отметил колючие взгляды приспешников вельможи, то вида не подал. Истребитель едва ли выказывал хоть какое–то почтение правителям своего народа, не говоря уже о том, чтобы делать это для людей.
Феликс гадал, не эта ли характерная черта послужит причиной того, что однажды их обоих прикончат. Он ощущал потребность извиниться за поведение Истребителя, но понимал, весьма вероятно, что Готрек в любом случае станет его опровергать, а потому держал рот на замке и молился на то, что Виллем столь же сдержан, как кажется на вид.
Вельможа не показал вида, что оскорбился, и, принимая во внимание наличие поблизости тысяч солдат, поклявшихся защищать его персону и город, Феликс счёл это добрым знаком.
— Сейчас я должен идти, но когда решите посетить дворец — добро пожаловать, — произнёс вельможа, отбывая.
— Я, несомненно, приму подобное приглашение, — с сарказмом пробурчал Готрек в спину удаляющегося аристократа.
Один из советников обернулся и уставился на него. Взгляд мужчины был убийственным.
«Интересно, кто прикончит нас раньше, — подумал Феликс, — кислевиты или хаосопоклонники?»
Глава вторая
„Белый кабан“ был переполнен. Воздух смердел пивом, застарелым потом и табачным дымом. Феликс едва не оглох от крикливой болтовни пьянчуг и похвальбы новоприбывших воинов. Но он не жаловался. Именно сейчас ему была необходима оживлённая атмосфера таверны, чтобы позабыть вид всадников Хаоса. Некоторым образом, по воспоминаниям они казались даже более пугающими, чем были на самом деле.
Феликс не мог отрицать для себя тот факт, что всадники уже здесь, за городскими стенами. Он видел их, бился с ними. Одно дело, представлять их прибытие и знать, что скоро предстоит сражаться с ними. И совсем другое — иметь абсолютную уверенность в том, что огромная армия злобных бойцов приближается к городу.
Он огляделся вокруг, гадая, здесь ли Ульрика. И в тоже время равно надеялся, что её здесь нет. В последнее время они снова вернулись к своей старой манере яростных столкновений и страстных замирений. Замирения были превосходны, но, по ощущениям Феликса, жить можно было бы и без конфликтов. Сего добра и так вскоре предстоит предостаточно, помимо тех, что наличествуют в его любовных отношениях. И всё, что в настоящий момент ему хотелось — немного мира и покоя перед неизбежным ураганом.
В то же время, частично он был разочарован, что её здесь нет. Он гадал: «А не с Максом ли она снова? И если так, то это только лишь попытка вызвать его ревность или происходит нечто более серьёзное?» Он печально улыбнулся. Если верно первое, то Феликс признавал, что это сработало. С другой стороны, он не мог точно утверждать, что она поступает именно так. Ульрике не очень–то свойственно коварство. Однако она женщина, и временами Феликсу приходило на ум, что подобные вещи совершаются женщинами почти инстинктивно. Тем не менее, он решил, что сейчас не время беспокоиться о подобном. Сейчас самое время выпить.
Как он и ожидал, тут находился Снорри Носокус и прочие гномы, и никто из них трезвым не выглядел. Вполне возможно, что они накачиваются тут выпивкой прямо с момента утреннего пробуждения. Пиво для гнома, что вода для рыбы. Снорри был крупным гномом и выглядел даже более устрашающе, чем Готрек. Его нос был сломан и вправлен обратно бессчётное число раз, а одно из ушей начисто оторвано. Голова выбрита, и прямо в череп были воткнуты три раскрашенных гвоздя. Феликс не был уверен, как сие можно было сделать, не занеся внутрь инфекцию, но это удалось. В настоящий момент Снорри боролся на руках с другим гномом–истребителем и, похоже, побеждал.
Противником Снорри был молодой гном, который предпочитал скорее кричать, чем говорить. Голова его была полностью выбрита с целью демонстрации новых татуировок, а борода была коротко острижена практически под корень. Феликс весьма сомневался, что Улли когда–либо носил длинную бороду. Скорее уж сам Феликс смог бы отрастить более длинную.
Неподалёку другой истребитель, вполне возможно самый уродливый из всех виденных Феликсом гномов, покачивал на коленях тавернскую прислужницу, вроде и не обращая внимание на то, что на него пялятся все мужчины и немалая часть гномов. Феликс был изумлён, что девушка вообще прикоснулась к кому–то настолько омерзительному. На лице Бьорни находился воистину мерзкий набор бородавок, которые, наряду с выбитыми зубами, делали его столь же отталкивающим, как какую–нибудь гаргулью. Заметив взгляд Феликса, Бьорни подмигнул ему и ухмыльнулся, а затем сунул голову между грудей официантки и пощекотал её бородой. Та захихикала. Феликс отвернулся. Да уж, Бьорни неисправим.
Осматриваясь, Феликс заметил группу крепких мужчин в тяжёлых доспехах, с плащами из белых волчьих шкур на плечах. Те сидели за отдельным столом, распевали застольные песни и кружку за кружкой поглощали эль. Один из них уловил взгляд Феликса и уставился на него. Феликс пожал плечами и отвернулся. Рыцари–храмовники Белого Волка интересовали его не более, чем сами они обращали внимание на тех, кто не поклонялся Ульрику. По мнению Феликса, это сборище религиозных фанатиков, но он был достаточно наслышан о них, чтобы высказать его. Какими бы они ни были, это смертоносные бойцы, а учитывая приближение армии Хаоса, на счету каждый меч. Феликс не мог позволить себе быть слишком разборчивым в отношении тех людей, с которыми ему предстоит сражаться плечом к плечу. Следует надеяться, что те вскоре тоже придут к схожему мнению.
И прочих тут присутствовало немало: конные солдаты кислевитов, наёмники со всей Империи и отдалённых мест. Феликс решил, что слышал неразборчивый гомон тилейцев и певучий язык бретонцев. Похоже, тут собрались воины со всех концов Старого Света. Он недоумевал, как они смогли добраться сюда так быстро. Едва ли существует вероятность, что слухи о войне достигли Империи, и однако…
Феликс выругал себя за подобную глупость. Эти люди оказались здесь не из–за вторжения. Они пришли потому, что здесь граница с Пустошами Хаоса и всегда найдётся работёнка для воина–наёмника. Большинство из них, вероятнее всего, охранники караванов, либо состоят в личных войсках каких–нибудь кислевитских аристократов. Поглядывая на одного надменного мужчину в богатом одеянии, окружённого крепкими парнями, Феликс укрепился во мнении, что кое–кто из присутствующих — телохранители путешествующих дворян с его родины. «Кто знает, что они делают здесь? — недоумевал Феликс. — Всегда находятся обеспеченные люди, которым нравится путешествовать, а кроме них учёные и чародеи, ищущие новых знаний. Большинство является представителями правящего класса. У кого ещё есть деньги на подобные интересы?» Он постарался отбросить мысль о том, что кое–кто из тех людей мог быть шпионом культов Хаоса. Он сознавал, что подобное более чем возможно, однако не желал сейчас думать об этом.
В конечном счёте, бросив напоследок взгляд, он заметил лицо, которое хотел увидеть. В таверну вошла Ульрика Магдова с признаками волнения на лице. Но даже в этом состоянии она по–прежнему была прекрасна. С коротко подстриженными пепельно–белыми волосами, высокая и стройная, но при этом крепкая как сталь. Взгляд её ясных голубых глаз остановился на Феликсе, и она украдкой улыбнулась ему. Не обращая внимания на сальные взгляды наёмников, она пошла прямо к нему. Феликс взял её за руку и притянул к себе, ощущая лишь слабое сопротивление. Недобрый знак. Ульрика была наиболее непредсказуемой женщиной из тех, что ему встречались, поэтому сложно было ожидать от неё податливости, особенно в том момент, когда Феликс ожидал от неё упорства. Он уже практически отказался от попыток понять Ульрику, однако в настоящий момент у него, по крайней мере, была идея о том, что её беспокоило.
