У Барбаренов были кислые физиономии. Моисетта наслаждалась смятением родителей, она читала их мысли: «Как это?! У Моисетты такой сказочный жених, а Лили, в которую столько вложено, связалась с парнем без роду без племени, у которого за душой ничего, кроме стипендии… Кто бы мог такое предвидеть!..»

Позволив им побарахтаться в замешательстве, Моисетта радостно предложила:

– А что, если мы с Лили сыграем свадьбу в один и тот же день?

– Что ты сказала?

– Как?

Родители с недоумением смотрели на нее, притворяясь, что не расслышали.

– Я предложила, чтобы мы с Лили вышли замуж одновременно.

Лили озадаченно повернулась к сестре. Моисетта бросилась к ней и обняла.

– Лили, представляешь, как будет здорово?! Родились в один день и вышли замуж – тоже! Правда же замечательно?

Лили, исполнившись признательности к сестре, расплакалась: Моисетта помогает убедить строптивых родителей, Моисетта на ее стороне.

– Прошу тебя, Лили, давай устроим двойную свадьбу!

– О, лучше не придумаешь!..

Родители, растроганные взаимной привязанностью близнецов, пожали плечами и, слегка поворчав, смирились.

Двойная свадьба стала тем самым особым событием, которое полностью устроило жестокосердную Моисетту.

Всем бросилось в глаза различие между двумя парами: пятьсот приглашенных со стороны Моисетты и Ксавье и три десятка гостей Лили и Поля Дени. Роскошные подарки: столовое серебро, хрусталь, фарфор, стильная мебель – для первой пары, которую задарили предприниматели, связанные с семейством Форе; книги и диски – от однокурсников для второй пары. Хотя на невестах были одинаковые платья, подаренные родителями близнецов, Моисетта сверкала драгоценностями в окружении расфуфыренных подружек невесты, снобски задиравших нос.

«Давай устроим двойную свадьбу!» – умоляла Моисетта.

На самом деле она добивалась, чтобы эти две свадьбы сравнивали: она предоставила Лили лимузин, urbi et orbi[2] расточала благодарности семейству Форе за то, что те сняли замок для проведения торжества; она вовлекала старшую сестру во все дорогостоящие ритуалы. Подобная щедрость далась ей без малейших усилий. По сути, ее великодушие подпитывалось мелочностью: чем щедрее делилась она с Лили обретенным богатством, тем сильнее наслаждалась собственным превосходством. Наконец, безмерно удовлетворенная, Моисетта расплакалась, закружившись в вальсе с отцом жениха под звуки настоящего оркестра, – чтобы все приглашенные осознали, кто именно оплатил это дорогостоящее дополнение.

Все это не омрачило день свадьбы для Лили, которая нимало не подозревала вероломства сестры-близняшки. Она сияла в объятиях Поля, хотя тот, во взятом напрокат слишком тесном и коротком фраке, выделялся лишь ростом. На следующий день Моисетта с мужем отбыли в свадебное путешествие, включавшее и сафари в Южной Африке, тогда как Лили и Поль вынуждены были остаться в Сен-Сорлен, в доме Барбаренов, где прошло детство Лили; они играли с родителями в карты, прогуливались рука об руку вдоль Роны, лакомились сладкими пирогами у крепостных стен Перужа, прелестного средневекового городка, чудом избежавшего разрушительного воздействия времени.

Дальнейшее подтвердило верность стратегии, выработанной Моисеттой. Для обеих пар началась совместная жизнь: для Поля и Лили – в маленькой квартирке в Броне, пригороде Лиона, поскольку Поль еще заканчивал учебу, а Лили поступила в юридическую контору помощником адвоката; для Моисетты и Ксавье – в принадлежавшем Форе замке Монталье, выстроенном в девятнадцатом веке из серого камня и розового кирпича для приехавшего из Версаля магната.

Моисетта торжествовала. Гордясь своей победой, она охотно подчеркивала свои новые привилегии, щедро расписывая приемы, на которые ее приглашали, короче говоря, упивалась свежеобретенным богатством и общественным статусом. Нередко в этих метивших в сестру рассказах пролетали стрелы жалости:

– Ну, как вы поживаете в своем Броне? Трудновато приходится?

Она наслаждалась смущением Лили и жадно расспрашивала ее о сложностях семейной жизни.

– Как ты думаешь, Поль скоро закончит свою учебу?

Шумно вздыхала:

– Вот ужас, вы столько учились и с трудом сводите концы с концами… Я все время твержу Ксавье, что у Поля есть свои достоинства.

Лили порой догадывалась, что, сочувствуя ей, Моисетта получает удовольствие, но она бранила себя за эти мысли и, смущаясь, ласково отвечала сестре на вопросы.

Шли годы.

Моисетте в ее браке нравилось все, за исключением мужа.

Разумеется, она никогда не питала никаких иллюзий по поводу Ксавье, выбрав его, как выбирают автомобиль – трезво и обдуманно. Она не заблуждалась относительно его беспечности, с самого начала отдавая себе отчет, что посредственные физические данные у него усугубляются вялостью, поэтому для нее обошлось без досадных открытий, связанных с обнаружением новых недостатков; а поскольку ей было известно все о его семье и состоянии, она не испытывала ни малейших сожалений. Однако ей было скучно, причем была скучна не жизнь, которую они вели, а взятое на себя обязательство вести эту жизнь с ним. Она словно волокла за собой груз. Но почему она смирилась с этим?

Часто она одергивала себя: «Моисетта, успокойся! С другим ты бы точно так же скучала, только у него не было бы возможности так тебя баловать». Взвесив все, она утверждалась в прежнем решении, вновь повторяя, что во всем есть свои приятные и неприятные моменты и что усилие сулит награду. Замужество обеспечивало ей немалые радости: деньги, социальное положение, что с лихвой окупало труды в интимной сфере. Вдали от посторонних взглядов она выполняла супружеские обязанности как наемный работник, подписавший контракт. «Уф! Никто не знает, что я себя принуждаю!» Постельные утехи с мужем настолько истощали ее, что у нее не возникало даже мысли об адюльтере. Принимая ласки супруга, она отбрасывала сдержанность и отдавалась ему, улыбаясь, краснея от усилий, симулируя, издавая стоны. Она умело прибегала к соответствующим движениям, чтобы он быстро достиг оргазма и считал себя гигантом. Быстро покончив с любовной схваткой, она, довольная передышкой, не помышляла о продолжении – ни с мужем, ни с кем другим. Сексуальная фрустрация превратила ее в вернейшую из жен.

Сестрам стукнуло тридцать, но ни у той ни у другой не было детей.

Для Лили такая возможность была исключена, пока Поль заканчивал учебу, а сама она вращалась среди крупнейших международных специалистов по налогам, к ней стекались важные, сулящие немалую прибыль контракты. Супруги вкушали плоды прежних суровых лет, лишения сменились процветанием. У них была просторная квартира в районе Прескиль[3], в самом центре Лиона, они много работали, но вознаграждали себя поездками по миру, которых прежде не могли себе позволить, проводили вечера в изысканных ресторанах, в конце недели отправлялись покататься на горных лыжах или поплавать на Средиземное море.

Наконец настал момент, когда Лили прекратила принимать противозачаточные таблетки.

Моисетта, не сговариваясь с сестрой, сделала то же самое, чувствуя, что рождение детей укрепит ее брак.

Когда сестры признались друг другу, то разразились смехом. Вернув тесную связь прежних лет, они регулярно обменивались сведениями о том, что происходит у каждой в чреве.

Увы, их попытки не увенчались успехом. Поскольку друзья уверяли, что после нескольких лет применения контрацепции матке требуется время, чтобы вновь обрести прежние способности, они решили подождать. Любопытно, что их сближение также сопровождалось и изменениями в общественном положении. Лили и Поль процветали, а Моисетта и Ксавье становились беднее. Снижение котировок на фондовой бирже, несвоевременные продажи, подвергшиеся санкциям сделки подточили состояние семейства Форе, вынудив уменьшить суммы, которые выделялись пятерым детям. Ксавье, вместо того чтобы изменить свой образ жизни, напротив, увеличил расходы и в итоге был вынужден взять кредиты. Его долг достиг такого размера, что он принялся экономить на подарках для Моисетты, одежде и развлечениях. Та почувствовала себя оскорбленной, потому что ее привязанность к супругу зиждилась именно на финансовом благополучии.