В отличие от Москвы, в Голландии Лазарев старался поменьше пользоваться автомобилями, предпочитая быстрый и комфортный общественный транспорт. Тем более что добираться из аэропорта в Гаагу на машине было бы дольше, чем на поезде. Он купил билет первого класса в скоростной двухэтажный «Интерсити», спустился прямо из зала аэропорта под землю и уже через полчаса был на Центральной станции Гааги. До дома пешком ему было минут десять, не больше. Еще ближе был дом Тани, но сегодня он никак не успевал.

– Привет, моя девочка, я уже прилетел, – доложил Лазарев по телефону. – Соскучился сильно.

– Ну так приходи, мой хороший. Мы с Димасей тоже соскучились, – нежно проворковала Танечка. Да так нежно, что Лазареву захотелось бросить все дела на сегодня.

– Извини, но сегодня я уже никак не успеваю. У меня еще встречи до самой ночи. Я ведь завтра выходной себе взял, по известной тебе причине.

– Спасибо, Володюшка! Я завтра тебе после школы Диму завезу, он уже не терпит, говорит, что ему надо какую-то миссию на «Майнкрафте» пройти. Только ты ж помнишь?

– Да-да, – покорно сказал «Володюшка». – Отгонять от «икс-бокса» и никаких пицц! Только бургеры!

– Кам ооооон, – протянула Таня, всегда любящая вставлять английские фразы в русскую речь.

– Шучу-шучу, моя родненькая, купил для вас красной икорочки, как он любит. Сейчас запасусь белым хлебом и маслицем в честь такого дела.

Танюша куда-то в сторону сообщила о красной икре, после чего издали раздались радостные детские крики.

Лазарев познакомился с Таней и ее малышом чуть больше трех лет назад, но уже не мог представить жизни без них. В его судьбе было немало женщин, но как только он встретил Танечку, все остальные враз померкли. Молодая амбициозная бизнесвумен, Татьяна долгие годы пробивалась на вершину корпоративной лестницы в финансовом бизнесе и осуществила свою давнюю мечту детства: свалить любой ценой с опостылевшей ей Украины, пристроившись на менеджерскую позицию в гаагской штаб-квартире международной финансовой корпорации.

Они сошлись сразу. Еще бы им не сойтись – оба бывшие дончане, оба были вечно заняты, выкраивая время друг для друга, оба имели родственников в одном и том же городе, у обоих были одинаковые традиции и привычки. Да и к тому же оба любили теннис, который их, собственно, и познакомил. Как оказалось, в детстве у них были даже одни и те же донецкие тренеры (или как говорила Таня, тренера). Правда, Лазарев был постарше и они не пересекались вместе. Но вспомнить им было кого. Владимир не стал профессионалом, но поигрывал очень даже неплохо, а Танюша по молодости лет даже входила в какие-то рейтинги, была первой по Украине в своей возрастной категории. Так что партнерами они стали неплохими. В те редкие времена, когда оба находили время «постукать» (Танин термин), вокруг их корта вечно собиралась публика, с открытыми ртами глядя на игру двух «профи». Конечно, Владимир практически всегда проигрывал: во-первых, он и играл похуже; во-вторых, он не был настолько азартным, как его партнерша, и всегда милостиво уступал ей, когда она при явном его попадании в корт показывала пальцами «вооот такой аут». Как тут было не уступить?

«Контора», конечно, была не в восторге от их романа. Там долго подозревали Таню в работе на СБУ, устраивали различные проверки. Но поняв, что она не является «засланным казачком», оставили ее в покое, даже найдя определенные плюсы: Танюша действительно быстро продвигалась по карьерной лестнице в финансовом бизнесе, и ее информация в ближайшем будущем могла очень пригодиться. Владимир не спорил с такими доводами, хотя в глубине души понимал, что использовать любимую девушку в качестве источника информации ему не позволит совесть.

Лазарев и не заметил за мыслями о Тане, как уже был в Бинненхофе – внутреннем дворе голландского парламента, то есть на полпути к дому. На улице было не так жарко, как сутки назад, когда он улетал, можно даже сказать, довольно прохладно – всего градусов двадцать. Но рубашка под пиджаком и тяжестью сумки взмокла. Он понял, что надо бы принять душ с дороги. Значит, чтобы успеть все дела на сегодня, надо было поторопиться.

Еще минут через пять он прошел дворец Ноордайнде – рабочую резиденцию короля – и свернул на тихую боковую улочку, точнее, проулочек между увитой плющом стены королевского дворца и несколькими древними покосившимися 3-4-этажными домиками. Мощный наклонившийся ствол сирени создавал в этом проулке природную арку, которую так любили фотографировать изредка забредавшие сюда туристы.

Собственно, здесь Лазарев и жил последние десятилетия. Он обожал это место. Разведчик снял трехэтажный слегка покосившийся дом XVII века, находящийся практически внутри королевского дворца, еще в середине девяностых, когда начал зарабатывать первые более или менее приличные деньги. По тем временам ему казалось, что он платил бешеную аренду. Но дом ему сразу приглянулся буквально всем. От него дышало историей – как сказал хозяин, этот дом служил чем-то вроде гаража для королевской кареты, а затем был переоборудован под жилой. Немаловажным фактором был вопрос безопасности – российский разведчик практически жил под усиленной охраной королевской службы, наблюдавшей за этим участком буквально со всех сторон. Плюс удобное местоположение в самом центре города, прямо в Дворцовом парке, откуда каждый день доносились неимоверно красивые песни разнообразных птиц. Когда Лазарев мог себе позволить купить уже солидную виллу где-нибудь в элитных районах у моря, он выкупил именно этот домик. В принципе это не было тайной – информацию о собственнике дома легко можно было найти и в Интернете. Но разведчик решил не сообщать о покупке в Центр, где не очень приветствовали бы такой шаг. А зачем? Захотят – сами узнают, а если не захотят рыться – значит, оно им и не надо.

С момента въезда в дом Лазарев фактически ничего в нем не поменял – уж больно ему нравились древние зеркала, антикварная мебель и, конечно же, старый камин, переоборудованный под газ. Только где-то в начале 2000-х он вместо дворика с задней стороны дома пристроил себе современную спальню с удобной террасой на крыше, что стоило ему немалых денег и хороших отношений с соседями, засыпавшими его жалобами по поводу строительных работ.

В общем, Лазарев любил свой древний домик. И тем печальнее ему было осознавать, что, похоже, пришло время с ним расстаться. Он понимал, что надо уже съезжаться с Татьяной, к чему она была готова с самого начала. А для троих этого дома, вполне достаточного для него одного, было бы маловато. Ах нет, для четверых – как же можно забыть любимого кота Тани! Тот хоть и ревновал жутким образом Владимира к своей хозяйке, но оставить его никак нельзя было.

Приняв душ, Лазарев быстренько пробежал новости на айпаде и, несмотря на вечернее время, пошел выпить кофе. Иначе он совсем уж заснул бы. Однако кофейный аппарат привычно забарахлил, отказываясь пролить хотя бы каплю живительного напитка. Владимир чертыхнулся, с завистью вспоминая безотказную кофейную машину не менее безотказной Анжелы. С пятой попытки, угробив массу отборных кофейных зерен, он все-таки нацедил себе полчашки эспрессо, включил телевизор и снова углубился в чтение последних новостей и написание срочных мейлов.

На несколько минут его оторвал звонок Макса:

– Привет! Как долетел? Как Солнечный префект?

– Долетел, спасибо. По префекту я уже скинул информацию в Москву, ты – в копии. Вопрос решен. Точнее, решится, когда мы профинансируем детские площадки для их предвыборных нужд. Само собой, через какой-то частный как бы предвыборный фонд.

Макс тяжело вздохнул, но в конце концов он понимал цену вопроса. Бизнес-партнер Лазарева имел уже немалый опыт работы с российскими чиновниками и бизнесменами, хорошо разбираясь, как делается бизнес там. Сам он русского и не думал учить, а со своим начальником всегда общался по-английски. Лазарев приехал в Нидерланды, прекрасно зная голландский язык, даже несколько его диалектов – подготовили его очень хорошо. Но в интернациональной Гааге ему вполне хватало английского, поэтому он многие годы прикидывался не понимающим голландский. И это было порой очень удобно – Лазарев часто пользовался этим в компании голландцев, не догадывавшихся, что их собеседник внимательно вникает в смысл их переговоров. Но в конце концов надо было получать гражданство – так что поневоле пришлось «учить» голландский язык снова, на этот раз ломаный. Однако с Максом по привычке они так и продолжали англоязычные беседы.