– Нати прочитала нам почти все книжки из библиотеки, – важно изрекла Лиза.
– Мы купим много новых книг, – растроганно пробормотал тот.
– Это завтра, а сегодня вам уже пора ложиться, – улыбнулась Наташа, – день выдался тяжелый, мы все устали.
Майки и Лиза не стали спорить, они подошли к Мэтту и Наташе, по очереди поцеловали их и пожелали спокойной ночи.
– Пойдемте наверх, мы вас уложим спать и расскажем сказки, – предложили малышам бабушка и дедушка.
– А вы умеете? – удивился Майки.
– Еще как! – вдохновенно произнесла Тефочка, – я прирожденная сказочница.
– Это точно, – буркнул под нос Пол, – я помню твою сказку, которую ты рассказала сорок лет назад, когда разбила нашу первую машину.
– Не напоминай мне о моем возрасте, – зашипела Тефочка и легонько ущипнула мужа.
***
Когда все вышли из гостиной, Мэтт присел рядом с Наташей на диван, – как ты, детка? – взял он ее за руку.
– Не знаю, у меня шок, до сих пор не могу прийти в себя, – призналась она.
– Давай, я налью тебе виски, это поможет расслабиться, – предложил Мэтт.
Наташа кивнула, и тут ее желудок предательски заурчал.
– Ой, какой ужас, – прижала она руки к животу и улыбнулась, – мне крайне неловко, но, может быть, ты предложишь мне вместо виски кусок хлеба с колбасой? – она облизнулась, снова послышалось голодное урчанье.
– О, боже мой, детка, эти мерзавцы морили тебя голодом, – Мэтт крепко обнял Наташу и прижал к себе. – А ты не уехала и не бросила моих детей. Как же я тебе благодарен и как я виноват перед тобой.
Желудок, настроившись на бутерброд с колбасой, снова возмущенно о себе напомнил. Наташа с Мэттом рассмеялись и пошли в кухню. Наташа хромала.
– Что с тобой? – спросил Мэтт.
– Слегка подвернула ногу, но это пустяки, – досадно поморщилась она, – покорми меня скорее.
– Сейчас, – он приподнял ее за талию, посадил на стол и засуетился, хлопая дверцами шкафов и холодильников.
– Тебе помочь? – спросила она, сидя на столе и болтая ногами.
– Нет, спасибо, я сам справлюсь. Когда мы с братом были маленькие, я готовил сэндвичи и ему, и себе, поэтому у меня натренированная рука. К тому же мне приятно за тобой ухаживать, – ответил он, выгружая из холодильника всякие упаковки, свертки и тарелки.
Наташа с интересом наблюдала, как Мэтт ловко засунул два куска хлеба в тостер, откуда они, подрумяненные, вскоре выпрыгнули обратно. Один кусок он намазал неострой горчицей с семенами, сверху положил большой тонкий кусок нежнейшей свинины, листья зеленого салата и тонкие кольца помидора, потом намазал второй тост сырным сливочным соусом, и накрыл им все сверху. Наташа на мгновение отвлеклась, перед глазами снова пронеслись события прошедшего дня. Она вздрогнула.
– Что с тобой? – Мэтт встревоженно взглянул ей в лицо.
Она прижалась к его груди, – мне так страшно, – всхлипнула она, ее плечи задрожали.
– Все хорошо, детка, не надо плакать, все плохое уже позади, – сказал он, обнимая и гладя ее по плечам.
– Не буду, – согласилась она и шмыгнула носом, – ты обещал меня покормить.
– Жуй, – он подал ей огромный бутерброд.
– В рот не поместится, – она скептически оглядела его многослойное творение.
– Поместится, смотри, – он откусил первым.
– Эй, так нечестно, это мой сэндвич, – возмутилась она и быстро откусила от бутерброда, – м-м-м, какая вкуснотища, – закатила она глаза, – а попить?
– Да, да, – засуетился Мэтт и схватил штопор.
– Какое вкусное, – восхищенно произнесла Наташа, сделав большой глоток легкого белого вина.
Нежная сочная свинина таяла во рту, салатные листья хрустели, а горчица придавала еде пикантный привкус. Она снова откусила от бутерброда и, сделав еще глоток вина, от наслаждения закрыла глаза.
Мэтт любовался, как она ест. Когда бутерброд был съеден, а вино выпито, он спросил, – еще?
– Нет, спасибо, теперь мне хорошо, – протянула она слегка захмелевшим голосом, – а как вспомню, что было несколько часов назад, мне опять становится страшно, – она посмотрела на Мэтта, – а знаешь, когда мне было страшнее всего?
– Когда? – он ласково погладил ее по голове.
– Когда бандиты сказали, что я их избила. А я их действительно избила. Я, правда, не соображала тогда, что делала, я просто дралась. Я помню, что одного ударила ногой в лицо и почувствовала, как под пяткой хрустнул его нос. А второго я ударила по вытянутой руке и, наверное, сломала ему запястье. Потом, когда я схватила биту, я от страха уже ничего не понимала, только наносила удары. И я испугалась, что из потерпевшей превращусь в обвиняемую, мне дадут пожизненный срок и посадят в американскую тюрьму, и я больше никогда не увижу своих родителей и бабушек с дедушкой, – из ее глаз потекли огромные слезы.
– Нати, не плачь, – Мэтт снова обнял ее, – я никогда бы не дал посадить тебя в тюрьму. На твою защиту я бросил бы все адвокатские конторы Нью-Йорка.
– Правда? – подняла она на него заплаканное лицо.
– Правда, – он вытер ей слезы, – не плачь, детка.
– С тобой так хорошо, – она снова прижалась к его груди и закрыла глаза, – и совсем не страшно, и спать захотелось, вот если бы еще и нога перестала болеть… – пробормотала она, зевнув.
– Какая нога? Что у тебя с ногой? – забеспокоился Мэтт.
– А, нормально все, – беспечно махнула рукой Наташа.
– Покажи, где болит, – потребовал он.
– Щиколотка, – она показала на правую ногу, лодыжка, действительно была опухшей, – и бедро болит немно… – она слегка приподняла край сарафана и запнулась на полуслове.
– Подожди, ну ка, покажи, – он отвел ее руку и бесцеремонно задрал ей юбку, оба от ужаса окаменели. Правое бедро превратилось в сплошной кровавый синяк.
– Тебя ударили? – ошеломленно выдавил Мэтт.
– Да, один ударил меня битой, я не успела увернуться, – прохрипела Наташа. Сейчас, увидев синяк, она вдруг почувствовала, как сильно болит нога.
Мэтт уже нажимал кнопки телефона, – алло, скорая, срочный вызов, записывайте адрес.
США, Нью-Йорк, особняк Престонов, суббота 27 июня 1987 года
Слегка захмелевшая от вина Наташа сидела в кухне на столе и смотрела, как прибежали Пол с Тефочкой, оба в пижамах и халатах. Потом примчались Себастьян, Дэн и Карменсита, потом Альваро и Барбара, потом все остальные. Они подходили к Наташе и произносили какие-то ободряющие слова. Та старательно всем улыбалась и весело подмигивала. Тефочка, увидев ее ногу, зажала рот кулачком и заплакала.
Мэтт снял Наташу со стола, на руках перенес в гостиную и осторожно положил на диван. Приехала скорая, в дом вошли врачи и вкатили каталку. Они быстро осмотрели Наташу и сделали ей сразу несколько уколов. Мэтт переложил девушку на каталку и укрыл пледом.
Лекарство незаметно подействовало, боль и страх куда-то исчезли. Наташа лежала на каталке под капельницей и равнодушно наблюдала, как вокруг суетятся люди в белых одеждах. Самым забавным было полное отсутствие каких-либо звуков.
Мэтт всматривался в ее лицо. Он вдруг увидел, как она похудела и как заметны темные круги под глазами. Теперь, осознав всю серьезность, он с испугом думал, как могла она столько времени терпеть происки врагов. Он представил себе Наташу и своих детей, маленьких, встревоженных, не находящих поддержки ни у кого из взрослых членов семьи, и ему стало не по себе.
Увидев склонившегося над ней Мэтта, Наташа постаралась улыбнуться как можно шире и придать улыбке максимум бодрости, не зная, что со стороны ее улыбка больше похожа на болезненную гримасу.
Тефочка, увидев выражение ее лица, заплакала громче. Она гладила Наташу по руке и причитала, – моя милая, моя девочка, держись, все будет хорошо, мы позаботимся о тебе, прости нас, пожалуйста, Нати.
Наташа посмотрела на плачущую Дженнифер как во сне и, еле ворочая непослушным языком, произнесла то, что никогда не сказала бы в здравом уме, – Дженни, мне очень нравится ваш дом, он похож на дворец из сказки. Но без солнечного света и живых цветов это не дворец, а какое-то темное царство злой ведьмы миссис Драндулет.