— Температура, плохо стало, — оправдываюсь я.

— Марин, это что, кровь? — севшим голосом спрашивает Фаня, указывая ложкой на мою блузку.

— Упс… — только и могу проговорить, оттянув белую ткань. — Ну, вот, теперь только выкидывать.

— Что случилось? — Аня стоит чуть позади, вжавшись в стенку. Я и забыла, как она боится вида крови.

— Девочки, милые, — вздыхаю я, передав Маше пуховик. — Давайте так: вы не будете меня ни о чем спрашивать, а я притворюсь, что просто приболела?

— Это твоя кровь?! — голос Фани дрогнул.

— Пальчик порезала, — зло бросает братишка, проходя на кухню. — Ложись, давай. Девчонки, пошли, поесть ей сделаем, а я вам расскажу о врачебной тайне…

— Ты же ветеринар! — нахмурив брови, сказала Исаева, поспешно удаляясь из коридора.

— У ветеринаров тоже могут быть тайны! — доносится с кухни устрашающий и раздраженный голос.

Дойдя до кровати, с досадой понимаю, что обезболивающее начинает отходить, и боль постепенно возвращается, но стараюсь не подавать виду, чтобы никого не пугать. Из коридора доносится требовательный сигнал мобильного, и Фаня уходит, чтобы по моей просьбе принести его. Только потом мне в голову приходит мысль, что надо было, наверное, попросить Машу…

— Смс-ка, — бесцветным тоном сообщает мне Хвостова. Поднимаю на нее взгляд и вижу, как она обиженно поджимает губы.

— Ты прочла ее? — язык еле ворочается от усталости.

— Нет, — честно отвечает Фаня.

— Ты прочла, от кого она, — понимаю я причину ее злости и обиды.

— Да.

— Я могу оставить это без объяснений и быть уверенной, что информация не покинет комнату? — честно говоря, я особо на это не надеялась, но ответ меня сильно удивил.

— Да, — уверенно кивает Фаня, присев на край моей кровати и протянув мне телефон.

Благодарно смотрю на нее, а потом открываю сообщение от Дмитрия Николаевича.

«Завтра в школе чтоб тебя не видел. Если будет температура — звонишь мне. Если будет что-то еще беспокоить — звонишь мне. Появятся вопросы — звонишь мне. Надеюсь, я все доступно объяснил».

И сразу после этого сообщения открываю еще одно, тоже от Лебедева, отправленное следом за первым.

«Вообще, позвони мне, как сможешь».

========== Глава 14. О тягостных вопросах и долгожданных ответах. ==========

Я держала телефон в руке весь вечер, но так и не позвонила ему. Я не сделала этого и на следующий день. И к вечеру от Лебедева пришло сообщение, с одним единственным словом — «безответственно». Но я все равно не позвонила. И через день — тоже.

Почему? Даже думать об этом не хочу.

Подруги смотрели хмуро, но исправно приходили ко мне после школы и сидели весь день рядом, пока я унылым овощем валялась на кровати, познавая все прелести своего убежища. Бок болел адски и чесался так, что хотелось содрать с себя кожу. Фаня один раз попросила показать, что случилось на самом деле, но моя забинтованная тушка ей ничего нового обо мне не рассказала.

— Надеюсь, твое вынужденное молчание того стоит, — как-то вечером обиженно бросила она, а потом забралась ко мне в кровать, обняла и молча лежала до тех пор, пока я не заснула.

Аня же старалась делать вид, что ничего не произошло. Ей было известно чуть меньше, чем Фане, но и влезать в какие-то подробности она, мягко говоря, не стремилась. Она приносила после школы домашку, чтобы мы могли вместе ею заниматься. И просто игнорировала тот факт, что всего сутки назад она помогала мне снять окровавленную блузку. Я была искренне благодарна своим подругам за их заботу в течение этих двух дней, но больше я была благодарна за их понимание.

***

Звонок в дверь раздался так внезапно, что сумел вырвать меня из потрясающего сюрреалистичного сна, которому позавидовал бы даже сам Дали. За окном темно. Который же сейчас час? Стягиваю с тумбочки часы и тяжело вздыхаю. Одиннадцать вечера. Кто мог к нам прийти на ночь глядя? Сначала я решила, что мне просто показалось, но, прислушавшись, я обнаружила до ужаса знакомый голос, доносящийся из коридора.

— Спит еще?

— Да, пошли. Поговорим, — похоже, мой брат пригласил гостя на кухню.

Засунув руку под подушку, я схватила телефон, поморщившись от боли, и, разблокировав экран, обнаружила одно непрочитанное сообщение, отправленное вчера поздно вечером:

«Завтра перевязка. Надеюсь, у тебя есть достойное оправдание твоей безответственности».

Он пришел сюда. Если гора не идет к Магомеду…

Надо было позвонить. Почему я этого сразу не сделала? Весь предыдущий день этот вопрос не давал мне покоя, и я так и не смогла придумать хотя бы одной адекватной причины, которая сошла бы за достойный самообман. Это не сложно, просто взять и набрать номер своего преподавателя по химии, пару секунд послушать гудки в трубке, а потом просто сообщить, что пока еще жива. И все. Потом можно положить трубку. Почему же тогда, Дмитриева, ты не позвонила ему?

Ответ настолько очевиден, что его было ужасно сложно игнорировать.

Потому что я боялась. Я не хотела чувствовать трепет сердца в своей груди. Я боялась увидеть его хмурый взгляд в своем воображении, то, как он устало трет переносицу двумя пальцами. Я боялась вспомнить тот зимний вечер его дня рождения. Или снова перенестись в невесомую негу его теплого дыхания.

Я боялась услышать его голос, потому что так отчаянно в нем нуждалась.

И сейчас, понимая, что химик сидит у нас на кухне и, скорее всего, ругается с моим братишкой, разум окончательно отказался воспринимать всю эту нелепость, которая творится в моей жизни. Надо же было ввязаться во все это!

Шипя и ругаясь, сползаю с кровати и, натянув поверх ночнушки растянутый свитер, тихо, на носочках, направляюсь в сторону кухни. Любопытство — не самая лучшая человеческая черта, но она присуща каждому. И я — не исключение. Все женщины ведь до ужаса любопытны! Не будем же расстраивать статистику…

Прислонившись к стенке, замираю в коридоре, стараясь прислушаться к разговору, и невольно ежусь от сквозняка, лизнувшего голые ноги. Надо было нормально одеться. Дмитриева, бестолковщина…

— … не отговорил, — голос Лебедева спокоен. — В чем я действительно виноват, так это в том, что не выдал ей шокер.

— Да, — задумчиво подтвердил Леша. — Но больше такого не повторится.

— Даю слово.

Все. Значит, наши совместные смены закончились. А на память о моих авантюрах мне останется длинный шрам на животе с восемнадцатью проколами. Черт бы побрал того пьяного упыря…

Звук чиркнувшей зажигалки, и сквозняк по ногам хлестнул еще сильнее. Из кухни потянуло табачным дымом. Вот тут-то я себя и выдала, рефлекторно закашлявшись.

— Дмитриева, как самочувствие?

Стыдливо приоткрываю дверь, с досадой думая, в каком чарующем виде предстану сейчас перед учителем: заспанное лицо, растрепанные волосы, которые не встречались сегодня с расческой, растянутый серый свитер, из-под которого виден край тоненькой ночнушки, недостающей до колен. Именно на них, кстати, и упал взгляд химика в первые секунды, пока он, отвернувшись, не затянулся сигаретой.

— Сказочное, — отвечаю, застыв на пороге. — Смотрю, обошлось без жертв? Смогли найти общий язык?

— Твой брат сговорчивее, чем ты, — замечает Дмитрий Николаевич, насмешливо смотря в мое лицо.

— В семье не без урода, — буркаю я в ответ.

— Как самокритично! — улыбается химик и, снова скользнув взглядом по моим коленкам, усаживается за стол.

— Чего стоишь, макак, садись, — Леша повернулся к холодильнику, а я, глубоко вздохнув, чтобы ни в коем случае не показать, что мне больно, сажусь напротив химика, стараясь игнорировать его наглый смешок по поводу моего «погоняла». Лучше бы я вообще из комнаты не выходила. — Чай? Кофе?

— Потанцуем, — не сдержавшись, злобно бросаю я. — А меня Машка перевязать не может?

— Нет, Маша на сутках, — отвечает брат, наливая заварку в большую кружку.

— Тогда пусть завтра перевяжет.

— Завтра поздновато уже будет. Два дня… — протянул Леша задумчиво.