Допущено к распространению Издательским Советом Русской Православной Церкви ИСР 14-410-1061

Автобиография святителя Луки, впервые изданная у нас в стране в 1995 году, была озаглавлена издательством словами из его письма сыну: «Я полюбил страдание». Фраза эта сразу привлекает к себе внимание и приглашает к прочтению книги. Действительно, тотчас возникает желание узнать, что это за человек, который парадоксальным образом полюбил то, чего обычно мы не любим и стараемся избежать. Как можно полюбить страдание и за что? Разве такое возможно?

И вот впервые знакомясь с автобиографией владыки, мы, ее читатели, начинали убеждаться, что эти слова передают самую суть его жизненного восхождения. Он полюбил страдание, догадывались мы, не само по себе, а как средство воспитания души. Потом, когда мы узнавали эту фразу целиком, то убеждались в справедливости нашей догадки: «Я полюбил страдание, – писал владыка, – так удивительно очищающее душу».

Мы часто ропщем не то что на выпадающие нам страдания, – да просто на любые, даже малейшие трудности жизни. Так пусть святитель нас научит любить и благословлять все, что ведет к преображению нашей души. Пусть он научит нас быть внимательными к своей внутренней жизни, быть самокритичными, готовыми на признание своих ошибок и грехов, готовыми к покаянию.

Религиозного воспитания дети в семье Войно-Ясенецких не получили. Отец, будучи католиком, ходил молиться в костел, а мать была православной, но молилась дома, в церковь не ходила.

К храмам Киева, где жила семья, и к Киево-Печерской лавре Валентина, будущего святителя приохотила художественная школа, в которой он учился параллельно с гимназией. Наставники школы, художники братья Мурашко, вводили воспитанников в художественный мир Владимирского собора и Кирилловской церкви, расписанных Виктором Васнецовым и Михаилом Врубелем. Таким, несколько окольным путем: через живопись и храмовое искусство – шел к православной вере юный Валентин. В знаменитой на всю Россию Киево-Печерской лавре и в киевских храмах узнал и полюбил он строй православных богослужений, наблюдал жизнь монахов. Здесь делал он зарисовки с натуры: запечатлевал на полотне или бумаге типы и характеры простых богомольцев, монахов, нищих странников. За эти наброски он даже получил премию на выставке в художественной школе.

В своих мемуарах святитель писал: «Я сделал много зарисовок, набросков и эскизов молящихся людей, лаврских богомольцев, приходивших туда за тысячу верст, и тогда уже сложилось то направление художественной деятельности, в котором я работал бы, если бы не оставил живописи. Я пошел бы по дороге Васнецова и Нестерова, ибо уже ярко определилось основное религиозное направление в моих занятиях живописью».

Как знать, не измени талантливый юноша тогда своему первому призванию, может быть, и вправду имя В. Ф. Войно-Ясенецкого стояло бы сейчас в одном ряду с именами Васнецова и Нестерова. Да, но тогда он не стал бы тем, кем стал, и, наверное, в данном случае хорошо, что жизнь не имеет сослагательного наклонения.

По воспоминаниям святителя Луки, его религиозность по-настоящему проявилась после окончания гимназии и художественной школы. Именно тогда он впервые внимательно и усердно, с карандашом в руке как бы заново прочел подаренное ему директором гимназии Евангелие.

Многие места Евангелия произвели на юношу неизгладимое впечатление, особенно то место, где Иисус, указывая ученикам на поля созревшей пшеницы, говорит им: «Жатвы много, а делателей мало».

Валентин содрогнулся: «О Господи! Неужели у Тебя мало делателей?!». По признанию самого святителя, этот евангельский текст был для него первым призывом Божиим на служение Ему. Пройдет время, и он станет именно таким делателем на ниве Господней.

Так в душе его сошлись святое Благовестив и его церковное богослужебное воплощение, усвоенное в киевских храмах.

По окончании гимназии Валентин вдруг, неожиданно для всех подает документы на… медицинский факультет Киевского университета. Хотя о медицине будущий «святой хирург» никогда не мечтал, он заставил себя отказаться от призвания, от любимой живописи, и полюбить медицину. В чем же дело?

Юноша уже прибыл было из Киева в Петербург на вступительные экзамены в Академию художеств, но тут им овладело тяжелое раздумье о том, правильный ли он путь избирает. «Недолгие колебания, – пишет он в мемуарах, – кончились решением, что я не вправе заниматься тем, чем мне нравится, но обязан заняться тем, что полезно для страдающих людей».

Тут, однако, поперек дороги студента-медика встало его почти отвращение к естественным наукам, без которых невозможно медицинское образование. И тогда он заставил себя преодолевать эту нелюбовь. Лишь в памяти на всю жизнь осталось, как сопротивлялся тогда его мозг и упорно стремился вытолкнуть чуждое ему содержание.

Но потом вдруг неожиданно для самого себя Валентин увлекся анатомией, той самой анатомией, которая обычно считается очень скучной и у многих даже отбивает охоту изучать медицину. Умение Валентина рисовать и любовь к форме перешли у него в любовь к анатомии. «Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии», – писал он в мемуарах. Так что хотя и пожертвовал Валентин своей мечтой стать художником, но не зарыл он свой художественный талант, просто применил его на другом поприще.

Уже на втором курсе университетские товарищи его решили, что он будет профессором анатомии, – так он преуспел в этой области. Но, получив по окончании университета диплом с отличием, он обескуражил их заявлением о том, что хочет стать обычным земским врачом. Это было правдой. Ведь в медицину его привела мечта лечить живущих в нищете деревенских мужиков.

А они, его товарищи, сокрушались: «Как! Ведь вы – ученый по призванию! Отказ от ожидающей вас блестящей карьеры ради тяжелой и малоперспективной доли земского врача – просто безумие!».

Ну не понимали они, что медицина стала для него способом действенного проявления любви к людям, конкретной помощи каждому больному страдальцу.

Сразу стать земским врачом молодому доктору Войно-Ясенецкому не пришлось. Он окончил университет перед самым началом войны с Японией и в составе медицинского отряда Красного Креста поехал на Дальний Восток, в Читу. Здесь молодому выпускнику главврач сразу доверил заведование хирургическим отделением. И не ошибся: операции, проводимые молодым хирургом, проходили безупречно, неудач не было.

В Чите Войно-Ясенецкий женился на сестре милосердия Анне Ланской, которая покорила его не столько своей красотой, сколько добротой и кротостью характера. Больные и коллеги называли ее «святой сестрой». Венчание молодых проходило в церкви, построенной ссыльными декабристами.

Вскоре после венчания молодожены уехали из Читы и поселились в Ардатове Симбирской губернии. Там молодой доктор стал заведующим городской больницей. Так началась его подвижническая служба в земских больницах средней полосы России. Условия работы были самые тяжелые: 14-16-часовой рабочий день, бедность и нехватка во всем. Земскому врачу приходится быть специалистом не в какой-то одной области медицины, а сразу во всех: он один на всю округу и терапевт, и детский врач, и окулист, и хирург… – в общем, как говорится, «и швец, и жнец, и на дуде игрец».