Связь была отключена начисто. Еще когда ехали сюда, Ольга попросилась отпустить ее пораньше, часов в 5, чтоб поплавать и т. д. Но машина за ней не пришла. Шоферу я сказал, чтобы он за мной приехал в 6.30. Но и за мной он не приехал. Через охранника-дежурного я попросил, чтобы тот, кто остался среди них за старшего, объяснил мне, что происходит.
Минут через 10 явился Вячеслав Владимирович Генералов. Мы с ним хорошо знакомы по поездкам за границу с М. С. (он обычно там руководил безопасностью). Очень вежливый, попросил Ольгу оставить нас. Сел. «Анатолий Сергеевич, поймите меня правильно. Я здесь оставлен за старшего. Мне приказано никого не выпускать. Даже если бы я вас выпустил, вас тут же задержали бы пограничники: полукольцо от моря до моря в три ряда, дорога Севастополь — Ялта на этом участке закрыта, на море, видите, уже три корабля»…
Я задаю наивный вопрос: «А как же завтра с подписанием Союзного договора?»
Он: «Подписания не будет. Самолет, который прилетел за М. С., отправлен обратно в Москву. Гаражи с его машинами здесь на территории опломбированы, и их охраняют не мои люди, а специально присланные автоматчики. Я не могу распустить по домам даже многочисленный обслуживающий персонал (люди местные — садовники, повара, уборщицы). Не знаю, где я их тут буду размещать».
Я опять наивно: «Но как же так — у меня в „Южном“ вещи, в конце концов ужинать пора! Там Тамара Алексеевна, наверно, мечется, ничего не может понять».
Я понимал, в каком ужасном положении она оказалась, когда вечером мы не вернулись в санаторий. Потом рассказывала, как металась, пытаясь связаться с нами. Но там связь тоже была отрезана. И в машине ей отказали.
Он: «Ничего не могу сделать. Поймите меня, Анатолий Сергеевич. Я военный человек. Мне приказано: никого и никуда, никакой связи».
Ушел…
Вернулась Ольга. Она живая, остроумная (недавно замужем, ребенку — полтора года, и муж Коля здесь — он шофер одной из президентских машин). Стала крыть Болдина, своего давнего начальника. Не терпит его: «Он-то зачем сюда явился?.. Показать, что уже лижет… новым хозяевам?» И т. п.
Смеркалось, когда новый прикрепленный (вместо Медведева), красавец Борис передал, что М. С. просит меня выйти из дому. Он, мол, здесь, гуляет рядом с дачей.
Я быстро оделся. Иду и думаю: каким я его сейчас увижу, как он?
10 утра. По «Маяку» сообщение коменданта Москвы: ночью первые столкновения, нападение на БТРы и патрули на Смоленской площади (кстати, возле дома, где я в Москве живу, каково-то родным!), у здания Верховного Совета РСФСР и у гостиницы ВС. Есть убитые и раненые. Значит, первая кровь. Комендант все валит на «хулиганствующие элементы» и уголовников…
В 12.00 по «Маяку» Ивашко заявил в обращении к Янаеву: ПБ и Секретариат ЦК не могут вынести свое суждение о событиях до тех пор, пока не встретятся с Генеральным секретарем ЦК КПСС М. С. Горбачевым! Это — да!.. Особенно — после пролитой крови.
Итак: у входа в дачу стояли М. С., Р. М., Ирочка-дочь и Толя-зять. Пошутили: кому холодно, кому жарко: М. С. был в теплой кофте, за два дня перед тем ему «вступило» в поясницу. Проявился старый радикулит, в молодости он в проруби купался: был «моржом» и получил это недомогание, которое время от времени его посещало. М. С. пояснил: «Врачи просили беречься». Он вообще боится сквозняков.
Спокоен, ровен, улыбался. «Ну, ты, — говорит, — знаешь, что произошло?»
— Нет, откуда же мне знать! Я только из окна наблюдал. Видел Плеханова, Болдина. Говорят, какой-то генерал в очках, большой… и Бакланов.
— Генерал — это Варенников. Он и был самым активным. Так вот слушай, хочу, чтоб ты знал.
Р.М.: «Вошли без спроса, не предупредив, Плеханов их вел, а перед ним вся охрана расступается. Полная неожиданность. Я сидела в кресле, прошли мимо, и только Бакланов со мной поздоровался… А Болдин! С которым мы 15 лет душа в душу, родным человеком был, доверяли ему все, самое интимное!!!»
М. С. ее остановил:
— Слушай. Сели, я спрашиваю, с чем пожаловали? Начал Бакланов, но больше всех говорил Варенников. Шенин молчал. Болдин один раз полез: Михаил Сергеевич, разве вы не понимаете, какая обстановка?! Я ему: мудак ты и молчал бы, приехал мне лекции читать о положении в стране. (Слово «мудак» произнес «при дамах». Иришка засмеялась и интерпретировала: «Мутант» — очень удачно". Она вообще умная, образованная.)
— Словом, — продолжал М. С., — они мне предложили два варианта: либо я передаю полномочия Янаеву и соглашаюсь с введением чрезвычайного положения, либо — отрекаюсь от президентства. Пытались шантажировать (не пояснил —как). Я им сказал: могли бы догадаться, что ни на то, ни на другое я не пойду. Вы затеяли государственный переворот. То, что вы хотите сделать, антиконституционно и противозаконно. Это — авантюра, которая приведет к крови, к гражданской войне. Генерал стал мне доказывать, что они «обеспечат», чтобы этого не случилось. Я ему: извините, товарищ Варенников, не помню вашего имени-отчества…
Тот: «Валентин Иванович».
Так вот, "Валентин Иванович, общество — это не батальон. «Налево» — марш… Ваша затея отзовется страшной трагедией, будет нарушено все, что уже стало налаживаться. Ну, хорошо: вы все и всех подавите, распустите, поставите везде войска, а дальше что?.. Вы меня застали за работой над статьей.
— Так вот, — продолжал рассказывать мне Горбачев о своем отпоре непрошеным гостям, — в статье рассмотрен и ваш вариант — с чрезвычайным положением. Я все продумал. Убежден — что это гибельный путь, может быть, кровавый путь… И он — не куда-нибудь, а назад, в доперестроечные времена.
С тем они и уехали.
Все наперебой: Что же дальше?"
М. С.: «Ведь завтра они должны будут обнародовать. Как они объяснят „мое положение“?»
Порассуждали насчет тех, кто приезжал. Я не преминул ввернуть: это же все «ваши», М. С., люди, вы их пестовали, возвышали, доверились им… Тот же Болдин… «Ну, о Плеханове, обойдя Болдина, — сказал М. С., — и говорить нечего: не человек! Что он — о Родине печется, изменив мне?! О шкуре!»
М. С. стал вслух гадать насчет других «участников» всей этой операции: посетители ведь ему назвали членов ГКЧП. Никак не мог примириться с тем, что Язов там оказался. Не хотел верить: «А может, они его туда вписали, не спросив?» В отношении старого маршала я присоединился к его сомнениям. Но в отношении Крючкова «отвел» его колебания: «Вполне способен на такое… Да и потом, мыслимо ли без председателя КГБ затевать нечто подобное, тем более — действовать!!»
— А Янаев? — возмутился М. С. — Ведь этот мерзавец за два часа до приезда этих со мной говорил по телефону. Распинался, что меня ждут в Москве, что завтра Приедет меня встречать во Внуково!
Так мы походили еще в темноте минут 15.
Я вернулся к себе. И стал волноваться за Тамару. Она там, в «Южном», в панике, бегает, наверное, от Примакова к Шаху, от Шаха к Ю. Красину, умоляет хоть что-то узнать. На другой день я попросил прийти ко мне Генералова. Тот пришел, чего я уже не ожидал. Сказал ему, что так нельзя издеваться над женщиной, попросил отправить ее в Москву, помочь достать билет. Он: «Билета сейчас не достанешь» (ему-то не достать!..), однако, подумав, вдруг спросил:
— А она в какой степени готовности?
— Откуда мне знать! А что?
— У нас сегодня военный самолет пойдет. Аппаратуру связи и некоторых связистов повезет, одного больного из охраны.
— Так захватите Тамару!
— Ладно. Сейчас пошлю за ней машину.
— Пусть заодно она и мой чемодан соберет, прикажите привезти его сюда, а то мне и бриться-то нечем…
Чемодан мне принесли поздно вечером. Что в самолет Тамару посадили — мне сообщили на другой день.
Какова была степень нашей изоляции в «Заре»? Об этом меня постоянно спрашивали и журналисты, и знакомые по возвращении в Москву.
Генералов привез с собой не так уж много новых, «своих» людей. Часть он поставил у гаражей, где заперты были президентские машины с автономной системой связи, а также у ворот — тоже с автоматами. На берегу стояли и раньше пограничные вышки — на концах полукружия территории дачи. Там дежурили пограничники. Но за два-три дня до переворота их стало вдоль шоссе много больше. Мы с Ольгой тогда не придали этому значения. Появились вдоль шоссе и люди в необычной форме — в тельняшках, с брюками навыпуск, не в сапогах, а в ботинках, похожие на ОМОНовцев. Только потом мы сообразили, что это значило. Достаточно было выйти из нашего служебного помещения и посмотреть на кромку скал, вдоль дороги Севастополь — Ялта, чтобы увидеть: через каждые 50-100 метров стояли пограничники, иногда — с собаками.
