Под руководством Фирсова на базе американского М1931 харьковчане создали танк с башней собственной конструкции, названный БТ-2. Освоили его серийное производство, а следом появились модернизированные БТ-5 с более совершенной башней и БТ-7, в котором конструкторы осуществили более серьёзные изменения корпуса, двигателя, трансмиссии и ходовой части.

Фактически, начиная с появления на Харьковском заводе Афанасия Осиповича Фирсова, на предприятии начались работы над агрегатами и конструкторскими решениями, которые позже органично вошли в компоновку танка Т-34.

28 декабря 1936 года нарком тяжёлой промышленности товарищ Орджоникидзе подписал Приказ о направлении Михаила Ильича Кошкина в Харьков – на Харьковский паровозостроительный завод, который к тому времени уже был переименован в завод № 183. Как видим, завод стал совершенно секретным, и на нём была введена принятая в те годы цифровая индексация различных служб. Так Кошкин стал руководителем танкового КБ –190.

Перед отъездом Михаил Ильич долго доказывал, что у него ничтожный стаж и опыт конструирования, что он не может руководить инженерами, знающими больше его, но с ним не посчитались.

В этот период времени главный танковый конструктор завода Фирсов начал задумываться о создании кардинально нового танка. Один из создателей танка Т-34 конструктор Василий Никитич Васильев потом вспоминал:

«Основы для создания Т-34, его первичный технический облик, основные боевые характеристики были заложены ещё при Фирсове. Уже в конце 1935 года на столе главного конструктора лежали проработанные эскизы принципиально нового танка: противоснарядное бронирование с большими углами наклона, длинноствольная 76,2-миллиметровая пушка, дизельный двигатель В-2, масса до 30 т».

Однако воплотить эти идеи в жизнь конструктору-арестанту было не суждено. Как это часто бывало в те непростые времена, вслед за наградами на Харьковский завод обрушились репрессии. Крупные военные манёвры лета-осени 1936 года выявили низкое качество танков, поступивших на вооружение Красной Армии. В частности, ввиду того, что на колёсном ходу танки БТ имели привод лишь на одну пару колёс, без гусениц их можно было использовать только на дорогах с твёрдым покрытием, а на просёлке ведущие колеса врезались в грунт и буксовали. Плюс на нескольких сотнях первых БТ-7, поставленных в войска, начали выходить из строя коробки переключения передач. А в это время в Испании началась гражданская война, и руководство СССР совершенно справедливо не исключало такого варианта, что она является прелюдией к гораздо большей и серьезной войне. И вот в столь ответственный момент оказалось, что в танкостроении СССР существуют серьёзные проблемы. В довершение ко всему на одном из совещаний товарищ Сталин негромко проронил: «Не многовато ли поломок в коробках скоростей?..»

В те времена любое замечание Сталина воспринималось как директива. А любые сомнения или возражения чуть ли ни как угроза всему социалистическому строю. И, как водится, чтобы срочно исправить положение, на полную мощь заработала репрессивная машина.

Первым пострадал Афанасий Осипович Фирсов. Он был отстранён от руководства конструкторским бюро, а танк БТ-7 в открытую стали называть «вредительским танком». В середине 1937 года Фирсов был вновь арестован и отправлен в тюрьму. Вместе с ним в группе «вредителей» оказался и директор завода Иван Петрович Бондаренко. Фирсов был расстрелян без суда и следствия в 1937 году, а Бондаренко – в июле 1938 года[9].

Таким трагическим образом 37-летний Михаил Ильич Кошкин стал главным конструктором Харьковского завода № 183.

Кстати сказать, произошло это после убийства член Политбюро ЦК ВКП(б) Сергея Мироновича Кирова, которое послужило началом массовых репрессий в СССР, известных как «Большой террор». Почему Кошкина направили в Харьков на место репрессированного Фирсова именно после этого? Михаил Ильич старался не думать об этом. А вот его жена Вера Николаевна сначала не хотела ехать в Харьков: в Ленинграде у неё были родственники, культурная жизнь… Но жёны не выбирают – и она отправилась вслед за своим мужем.

Им выделили квартиру на улице Пушкинской, в заводском доме. Завод полностью обеспечивал семью. В комнатах стояла мебель, сделанная в цехах, специальный отдел выдавал отрезы тканей. Рядом было ателье, где известный харьковский портной обшивал заводчан. Между прочим, именно в пальто от этого портного Вера Николаевна и ее дочери Лиза, Тамара и Таня уезжали потом в эвакуацию в Нижний Тагил – первым эшелоном, заказанным заводом. Но Михаила Ильича тогда уже не было в живых.

Но это всё будет потом, а пока же «закручивание гаек» на заводе одним увольнением Фирсова и Бондаренко не ограничилось. Для доработки дизельного двигателя БД-2 в 1937 году на завод из Москвы направили специальную комиссию. Она же должна была определить причины появления некачественной продукции. По результатам работы комиссии несколько позже в Харьков из Москвы прибыла целая группа так называемых «дизелистов».

Двигатель БД-2 доработали, внеся в него до двух тысяч различных изменений. Индекс двигателя был изменен на В-2. При этом руководитель конструкторского коллектива по созданию танкового дизеля Константин Фёдорович Челпан, совсем недавно получивший за свои разработки Орден Ленина, был отстранён от работы и 11 марта 1938 года расстрелян в харьковской тюрьме[10].

В это сейчас трудно поверить, но всё дело было в том, что Челпан был греком из приазовского села на Мариупольщине, сыном раскулаченного и в конце концов расстрелянного крестьянина-кулака. Да плюс ещё он учился в Германии, в Швейцарии и в Англии. А раз так – налицо «греческий заговор», который якобы возглавляли известные греки, в том числе и Челпан. Со всеми вытекающими последствиями. Правда тронуть известную тогда трактористку-ударницу Пашу Ангелину, которая тоже родилась в греческой семье, не решились – всё-таки личная подруга товарища Сталина… А вот Константину Фёдоровичу досталось «по полной программе» – участник «греческой националистической шпионской диверсионной антисоветской вредительской организации». Приговор привести в исполнение…

Арестовали главного инженера завода Ляща, главного металлурга Метанцева и многих других.

Вместе с руководителями, так называемые «дизелисты» из НКВД, арестовывали и рядовых конструкторов: заместителя Челпана Ивана Яковлевича Трашутина, а также Аптекмана, Левитана, Гуртового.

Кстати сказать, Иван Трашутин диссертацию на тему «Оптимальное проектирование основных деталей дизеля» защитил в Массачусетском технологическом университете. Понятное дело! Бдительные органы установили, что вообще весь дизельный отдел завода является гнездом некоей «диверсионно-повстанческой организации», а раз так – то надо выжигать заразу каленым железом.

Якобы начальник танкового КБ вредитель Фирсов выполнял задание швейцарской разведки, якобы злодеям удалось сорвать выпуск получивших высочайшее одобрение машин, якобы всё это покрывал вредитель Нейман, бывший начальник Спецмаштреста, а ему якобы помогал технический директор, а по совместительству вредитель-фашист Симский, который перетащил на завод вредителя-фашиста… И так далее и тому подобное.

Как тогда говорили, кругом вредители-шпионы и недобитые «бывшие» – выявим двух-трёх сволочей, и эти две-три сволочи сдадут ещё двух-трёх сволочей…

На Кировском заводе арестовали главного инженера Тер-Асатурова, застрелился директор завода Карл Мартович Отс – человек решительный и деловой, но одновременно добрый и внимательный к нуждам работников предприятия. На заводе № 174 «вредителем» оказался конструктор Андрыхевич. Большая группа «вредителей» была выявлена и на заводе № 37, в их числе начальник конструкторского бюро Козырев и его заместитель Астров.