- Так точно, господин генерал, но...- майор слегка замялся. Он понял намерение командира дивизии, но как бывший белогвардеец его не одобрял.- Но этот русский генерал, он ведь коммунист, а все коммунисты являются атеистами, безбожниками и хоронить его в ограде храма...
- Да бросьте вы майор, я читал ваше личное дело, вы же русский по матери и постарайтесь хотя бы сейчас быть русским, а не антикоммунистом. Я не сомневаюсь, что большинство русских солдат и офицеров, а может быть даже и генералов вовсе не коммунисты в душе, точно так же как большинство немцев вовсе не национал-социалисты. Я подхожу к этому вопросу как солдат и как солдат я обязан отдать воинские почести достойному противнику. Я оказываю честь ему не как большевику, а как мужественному русскому генералу. Мы похороним его в ограде местной церкви...
5
Комфронта приказал задержать, отправляемого в тыловой госпиталь полковника Никитина, чтобы переговорить с ним лично. Он почти час "пытал" его, стараясь вызнать, о чем говорил с ним Командарм, перед тем как посадить его вместо себя в самолет. Полковник, по-прежнему мучимый раной, тем не менее, блестяще играл роль, рассказывая, что Командарм не полетел только потому, что чувствовал ответственность за солдат и все время повторял: я с солдатами сюда пришел, с солдатами и уйду. Комфронта строил недовольные гримасы и задавал "наводящие" вопросы: просил ли Командарм кому-нибудь что-то передать? Полковник делал бесхитростное лицо, и говорил, что Командарм передал с ним лишь письмо для жены и ничего более. Комфронта потребовал письмо, и получив его тут же прочитал... Конечно оно было сугубо личное и ничего из того, что передал Командарм полковнику на словах не содержало. Комфронта отдал письмо, но по выражению лица было видно, что он полковнику не поверил, но так ничего и не добившись, махнул рукой и пошел прочь. А полковник державшийся до того молодцом... когда напряжение спало лоб у него вдруг покрылся испариной и он полчаса лежал обессиленный без движения, будто не просто разговаривал, а совершил дальний марш-бросок...
В течении почти месяца после гибели Командарма, отдельные группы бойцов его армии выходили из окружения, или не сумев пробиться выходили на связь с партизанами и примыкали к ним. Вышел из окружения и старший лейтенант, группу которого остался прикрывать лично раненый Командарм. И его вызвал к себе Комфронта и тоже долго и скрупулезно допрашивал. Но что мог сказать ему старлей, только то что выполнял приказ Командарма, и то что таковой был отдан могли подтвердить вышедшие с ним из окружения бойцы. И так и эдак пытался вызнать Комфронта хоть какой-нибудь компромат на Командарма, но старший лейтенант даже то, что Командарм разрешал им сдаваться в плен не упомянул, хотя об этом проговаривались другие окруженцы. Это, конечно не могло не вызвать интерес особого отдела. Начальник сей организации при штабе фронта выпросил аудиенцию у Комфронта. Они обсудили сей вопиющий факт. Впрочем, прагматичного Комфронта бесил не столько сам факт, сколько то, что Командарм остался там, вне его власти:
- Что толку нам тут воздух сотрясать, он там, а мы здесь и ничего с ним поделать не можем, даже доказать, что он такой приказ отдавал. Вон его окруженцы все вразнобой говорят, одни одно, другие другое, причем большинство, что приказа такого, в плен сдаваться, не было. Вот если бы он сейчас тут, перед нами сидел, а так...
- А может он того, если бойцам разрешал в плен сдаваться и сам сдался, а?- с надеждой в голосе предположил начальник особого отдела фронта - раскрытие предательства командующего армией для его ведомства сулило немало "дивидендов".
Комфронта терпеть не мог и особистов, но сейчас он хотел того же, допросить Командарма. Но Комфронта в отличие от начальника особого отдела хорошо знал Командарма, своего земляка. Кисло усмехнувшись, он ответил:
- Как сказал Хозяин об одном писателе: сволочь, но чертовски талантливая сволочь. Так и я скажу, Командарм сволочь, но не трус, и не дурак. Потому не думаю, что он сдался в плен. На девяносто девять процентов он погиб...
Вскоре подтверждение о гибели Командарма донесла разведка, да и немцы не делали из того тайны. Правда, организацию похорон с воинскими почестями официально не подтвердили, ведь это была всего лишь личная инициатива командира немецкой дивизии. Комфронта, впрочем, эту информацию получил... но тоже не стал афишировать. Может, не поверил, а может неприязнь к теперь уже мертвому Командарму у него несколько поостыла. Во всяком случае он не озадачил особый отдел выяснением подробностей этих похорон, более того запретил это делать. Правда, нашлись свидетели, которые слышали, как он однажды их прокомментировал:
- Да земляк, ушел ты от меня как колобок от дедушки и даже почетных похорон сумел удостоиться, не от своих, так от немцев...
Про то, как и о чем разговаривал с Командармом во время их последней радиосвязи, Комфронта никогда нигде даже не упоминал. И когда Хозяин на очередном совещании в Ставке спросил его об обстоятельствах гибели третьей армии... Комфронта доложил лишь то, что и было официально известно: более двух третей личного состава армии уничтожено, материальная часть почти полностью, Командарм при попытке прорваться был тяжело ранен и, чтобы не попасть в плен, застрелился. Хозяин к Командарму не испытывал никаких чувств, потому так же и отреагировал - никак. Почему погибла армия, он и сам прекрасно знал. А то, что Командарм не предал, а поступил как и должен был поступить, что ж хорошо, но за это ни хулить, ни награждать не положено. К тому же Хозяину было не до того.
Как и ожидалось, немцы начали свое наступление на Южном фронте и над его любимой родиной, цветущей, прекрасной Грузией нависла смертельная угроза - незавидная перспектива быть оккупированной турками, со всеми вытекающими отсюда ужасающими последствиями. А этого Хозяин допустить никак не мог. Он не то что Армию, всю страну Советов готов был положить если потребуется для того чтобы турецкие аскеры ни в коем случае не резали грузин и не насиловали грузинок. Но это надо сделать так, чтобы как можно меньше грузин пролили за это кровь, и чтобы об том никто не узнал. Ох, какое трудное это сделать, но он ведь гений и ему любая, даже сама тяжелая задача по плечу. И эту он выполнит, так же как сумел единолично взять власть в этой огромной стране, превзойдя в хитроумии даже таких признанных мастеров этого "спорта" как евреи Троцкий, Зиновьев, Каменев и еще разноплеменную кучу "разрядников" вместе с ними. Он сделает это и спасет свой народ, причем сделает это чужими руками, чужой кровью и сделает это так, что никто и не заметит - вот такой он гений...
1956 год
Вскоре после доклада, обличающего культ личности Хозяина, первый секретарь ЦК КПСС срочно вызвал к себе министра обороны. Когда Маршал Советского Союза явился, заметно нервничающий глава государства огорошил его прямо на пороге кабинета:
- Ты в курсе, что в Грузии творится!?... Настоящий бунт. Они, видите ли, всенародно возмущены, что их земляка так унизили. В Тбилиси, Кутаиси, в Гори начались массовые выступления, готовится демонстрация в Тбилиси на которую хотят собрать со всей Грузии несколько сотен тысяч человек... Гады... сволочи... При Хозяине уж больно им вольготно и сытно жилось, потому и сейчас не хотят как все жить...
Первый секретарь ЦК бегал по кабинету, брызгал слюной, на его лице и лысине от крайнего возмущения выступили капли пота. Министр обороны на все это взирал с абсолютным спокойствием. Он хорошо знал нынешнего главу государства еще с войны, когда тот, будучи в должности члена военного совета фронта вот также в критические минуты безалаберно бегал и потел.
