– Три в одном, – сказала Бьеланна. – Дева, женщина и старуха… Всё будущее и прошлое переплелось и ничто и никогда не станет прежним.

Она посмотрела на Тарикуэля, которого знала как танцора, пока кровавая песня Кхейна не привела его в святилище Сумеречного Клинка. Его лицо было таким, каким она помнила, когда он плакал, танцуя “Лебедей милосердия Иши”. Утончённым, как паутина из призрачной кости и нежным, как лунный свет на поверхности озера.

Вайнеш, поэт, смеявшийся посреди поля трупов на Магделоне, изменился не меньше. Бьеланна смотрела на лицо мальчика, которым он некогда был. Она смотрела на лицо тщеславного и гордого убийцы, которым он стал. И смотрела на безмятежную посмертную маску, которая вырисовывалась в его будущем.

Бьеланна видела такой же танец возраста в каждом лице. Она видела всех воинов, какими они были раньше и какими могли стать.

Она заплакала, когда Ариганна положила перчатку с когтями ей на плечо.

– Монкеи, – резко спросила экзарх. – Вы можете найти их?

– Этот мир повис над пропастью, – ответила Бьеланна. – И если это не остановить, последствия будут подобны Падению.

– Меня не волнует этот мир, – прошипела экзарх. – Мы говорим о кукушке в гнезде, смертном, отмеченным другим из нашего вида, так?

Бьеланна кивнула:

– Робаут Сюркуф, да…

– Вы можете найти его?

Лицо монкея появилось в её разуме, постоянное и неизменное. Она отметила его на борту космического корабля людей, не так ли? Она помнила это, но атакованная призрачными картинами прошлого, которого не было, и тысячами вариантами будущего, она больше не была уверена, что воспоминаниям стоило доверять.

– Могу, – ответила она.

– Тогда найдите, – сказала Ариганна и отвернулась от Бьеланны. – За убийство наших братьев и сестёр они заплатят кровью и смертью.

– Смертью? – переспросила Бьеланна, её разум запылал огнями возможностей, открытых словами Ариганны Ледяной Клык. – Неужели смерть – единственный ответ?

– Единственный, который стоит знать, – ответила экзарх.

– Единственный, который вы можете дать, Ариганна, но становится ли он от этого правильным? Ничто и никогда не является столь же простым и ясным, как жизнь или смерть, правильное и ошибочное.

Экзарх встала перед ней, излучая угрозу каждым движением:

– Все ваши видения привели нас к гибели, ясновидица, – сказала Ариганна. – Назовите мне причину доверять им сейчас.

Бьеланна заставила разум очиститься, но она знала, что это состояние было столь же хрупким, как обещания между возлюбленными:

– Бесконечная паутина возможностей распространяется отсюда, – ответила она. – И все висят на единственной нити, но я не могу увидеть, нужно ли нам перерезать эту нить или спасти.

– Получается, у вас нет ответа, который мне нужен.

– Нет, – согласилась Бьеланна.

– Просто приведите меня к монкеям, – сказала Ариганна.

Бьеланна кивнула и вызвала изображение Робаута Сюркуфа перед мысленным взором. Она чувствовала, как жарко пылает его присутствие на планете, яркую нить этого смертного оказалось совсем легко найти на фоне бесплодных и безжизненных струпьев кожи этого мира.

– Они близко, – произнесла Бьеланна. – Очень близко.

– Хорошо, – сказала Ариганна, сжав кулак над головой. – Двигаемся быстро и увидим, что может сделать смерть.

Все на мостике почувствовали это. К основаниям черепов, словно прижали раскалённый вертел. Подключённые сервиторы задёргались в серебристых нишах, головы безвольно повисли, когда синаптические выключатели прервали связь между машинами в их черепах и “Сперанцей”.

Инфопризма на потолке взорвалась, послав мультиспектральные лучи искажённого инфосвета во всех направления. Зазвучали сигналы тревоги и ноосферные предупреждения поднялись с гладкого пола, словно дым.

Магос Таркис Блейлок, фабрикатус-локум “Сперанцы”, обладал достаточной когнитивной скоростью, чтобы вовремя отключить рецепторы и избежать самых разрушительных последствий бинарной атаки, но не всех. Его зрение помутилось, и он вцепился в подлокотники командного трона, почувствовав, что внутренние гироскопы полностью утратили способность пространственного восприятия.

Криптаэстрекс отступил от инфохаба, отсоединив загрузочный кабель, который искрился в месте подключения к его массивному корпусу. Составные части бестелесного мозга Азурамаджелли вспыхнули электрическим волнением. Даже Галатею поразила сила атаки, две ноги машинного гибрида подогнулись, а мозговые колбы затрещали внутренними разрядами энергии.

Полное сознание Блейлока восстановилось как раз в тот момент, когда главная дверь на мостик начала открываться. Не круглая и раздвижная в форме зубчатой шестерёнки, которой пользовался экипаж, а именно исполинские ворота. Все пятьдесят метров высоты со скрежетом раздвигались в стороны на визжащих петлях, перемещая века пыли и хлопья ржавчины.

Сколько времени прошло с тех пор, как её открывали?

Зрение Блейлока всё ещё было затуманено статикой, но он сумел различить Виталия Тихона и трёх членов экипажа Робаута Сюркуфа: пилота, технопровидца и наёмного стрелка. Сила воинственного кода инфокровотока магоса Тихона потрясла Блейлока, бинарные формы воплотились в самом агрессивном и прямом виде. Его ноосферики были столь же враждебны, как всё, что произносил Дахан.

Вокальные системы Блейлока временно вышли из строя. Он переключился на голос из плоти:

– Магос Тихон, что всё это значит?

– Не вмешивайтесь, Таркис, – сказал Виталий, указывая одной из тонких рук с множеством пальцев на комплекс носовых топографов. – Я здесь ради этой твари. Этой убийцы.

Блейлок решил, что его слуховые имплантаты повреждены. Тихон указывал на Галатею.

– О чём вы говорите, магос Тихон? О какой убийце?

– О твари, которая называет себя Галатея, – сказал Виталий. – Она убила мою дочь.

– Ровно наоборот, – произнесла Галатея, снова выпрямившись в полный рост. Рябь обратной связи обвивалась вокруг её конечностей и серебряные глаза прокси-тела техножреца блестели избыточной энергией. – Её плоть – мертва, это правда, но разум вашей дочери очень даже жив, магос Тихон. Вы знаете это.

Виталий зашагал по мостику и в этот момент системы “Сперанцы” начали перезапускаться с глухим стуком возвращавшихся в первоначальное положение выключателей. Аварийные лампы перестали мигать, люмены мостика снова вспыхнули, а сигналы тревоги замолкли. Блейлок встал с командного трона и направился наперерез пожилому картографу:

– Правильно ли я понял, что вы знаете, о чём говорит магос Тихон?

– Правильно, – ответила Галатея.

– Ты вскрыла ей череп! – завопил Виталий, его голос теперь дрожал от напряжения при виде убийцы дочери. – Ты вырезала её мозг и поместила в стеклянную колбу!

– Где она пребывает в гармонии, освобождённая от интеллектуальных ограничений плоти, – сказала Галатея. – Обогащая нашу нейроматрицу своим живым умом и нестандартными способами мышления.

Блейлок, наконец, понял:

– Аве Деус Механикус!

– Синаптические пути магоса Тремейна ухудшились до такого уровня, когда стало невозможно оправдывать его присутствие в нейроматрице, – продолжила Галатея. – Его кошмары гибернации были восхитительными, но присутствие такого исключительного мозга, как у госпожи Тихон, сделало его дальнейшее существование бесполезным.

– Я пришёл уничтожить тебя, – прошипел магос Тихон. – Я сказал бы убить, но ты должна быть живой и обладать душой, чтобы умереть.

Блейлок почувствовал катастрофический рост убийственного кода в ноосфере. Он знал, что собирался сделать магос Тихон. И столь не биологически это было, Блейлок даже понимал его жажду возмездия.

Но он не мог позволить этому произойти.

< Магос Тихон, остановитесь! > приказал Блейлок, аугмиты выпустили все до единого властные символы фабрикатус-локума, отменяя воинственный код Тихона. Отец госпожи Тихон покачнулся от силы команд Блейлока, его лицо вспыхнуло горем, когда дизассемблерная атака была расколота на безвредные кодовые фрагменты.