– Амака – это медведь, – пояснил Эрудит Димке.
Ахтым рассказывал весело, посмеиваясь. А потом задумался.
– Отец письмо прислал. Пишет: «Совсем старик стал. Какой теперь охотник. Приедешь из армии, последний раз на охоту вместе сходим. Потом уйду в горы, там умру». Еще пишет, что Джальгурик ждет меня. Джальгурик – тонкая, красивая, в ее жилах бежит чистая кровь древних богов; я люблю ее, она меня тоже любит. Закончу службу, возьму в жены свою красивую Джальгурик.
Тут и Димка вспомнил о своей подруге.
– В институте я дурил голову одной девчонке, – начал свой рассказ он,– а потом повернулось так, что жить без нее не мог. Но оказалось, что любовь эта была в одно рыло. Раз пришел в общежитие к ней, а она с каким-то жлобом в обнимку на кровати сидит. Я как увидел, в глазах помутнело. Схватил со стола тесак, тот козел с испугу в окно выскочил. С первого этажа, но умудрился ногу поломать. А моя дура тоже тонкая была, успела в дверь выскользнуть и такой шум подняла. В деканате посчитали это хулиганством и выгнали меня из института. От суда отец отмазал. Так и не стал я Эйнштейном. Вскоре пришла повестка. Раз пришла, надо служить. Мог бы откосить, конечно, у предков связи были, но решил повоевать, пороху понюхать. И зря, не думал, какое гнилое место эта армия.
– Ты ее все равно любишь? – поинтересовался Ахтым.
– Кого? – переспросил Димка.
– Ну, дуру свою.
Эрудит улыбнулся. Димка тоже улыбнулся и ответил:
– Не знаю… Наверно…
– Я тоже поступал в институт,– сказал Эрудит, – по конкурсу не прошел.
– Бабки были? – спросил его Димка.
– Нет, откуда?
– Это дохлый номер, без взятки не поступишь.
– Да вот же, на знания понадеялся, я школу с хорошими оценками закончил.
– Кому сейчас нужны твои знания? Все делают money, money. Еще будешь пытаться?
– Хотелось бы. Попробую, наверное, но теперь только на заочное отделение.
– А я обязательно поступлю, студенческая жизнь – это вещь. Вот только дембельнусь и сразу начну готовиться к вступительным. Армия – неплохая школа, но институт лучше.
Тут он увидел в открытой двери Гниду, первого друга Дыбы, и замолчал.
х х х
Гнида возвращался в роту после какого-то задания. Навстречу ему шел лейтенант Утехин. Они встретились, постояли в нескольких шагах от тумбочки дневального, поговорили о чем-то. Ротный повернулся и пошел в автопарк, а Гнида направился к трем друзьям. Сначала прошагал мимо, даже не взглянув в их сторону, но вдруг повернулся.
– Что, мужики, тоскуем по бабам? – Отодвинул от стены стул, оседлал его, навалился грудью на спинку, обняв ее обеими руками, ухмыльнулся и по обыкновению принялся рассказывать о своих похождениях, о женщинах, которыми обладал: – Вы, конечно, не поверите, но у меня было их не меньше двух десятков. Стоило мне любую только приметить, и на следующий день она – моя. Пацан сказал— пацан сделал! В натуре, любую телку можно уговорить, если постараться. А я их быстро обучал команде «ложись». Вот одна долго все вертелась около меня, кажется, ее Иркой звали. Думаю: «Ну, я тебя охмурю, подруга». Пацан сказал – пацан сделал! Однажды вечером…
– Пацан – сказал, пацан – наделал, – перебил его Димка.
Гнида обозлился.
– Ты молчи. Молчи и ничего не говори! А если язык чешется, Дыба тебе его скоро почешет… Грамотей! – Сделав паузу и осмелев оттого, что все молчали, продолжил: – Что, сильно грамотный, да? Мы тут не таких грамотеев обламывали! Клянусь, еще поползаешь передо мной на пузе!
– Ну конечно, как перед тобой не поползать, – улыбнулся Димка, – ты же сексуальный маньяк.
Гнида огрызнулся:
– Фильтруй базар, пацан, не то я тебя прямо здесь грохну, не посмотрю на вашу кодлу.
Димка вскочил, но Эрудит удержал его.
– Успокойся! – Затем тяжело положил руку на плечо Гниде и, многозначительно глядя в его глаза, спросил: – Слышь, ты сейчас куда шел?
Гнида сбросил его руку, встал и, сделав несколько шагов, процедил:
– Все будете ползать!
Подождав, когда Гнида уйдет, Димка сказал:
– Я удивляюсь твоему терпению.
– Когда живешь с таким количеством людей, как же не станешь терпеливым, – ответил Эрудит.
– В тайге мало людей, но там тоже надо быть терпеливым, а то с голоду помрешь, – рассудил Гыргенов.
х х х
На следующий день Эрудит стоял на плацу, происходило построение нового наряда. Когда начальник караула и дежурный по части начали движение навстречу друг другу, у барака появились Дыба и Гнида. Перебрасываясь словами, они поглядывали на Эрудита. Начальник караула доложил о построении, сделал шаг в сторону, уступая дорогу дежурному, и они вместе продолжили движение по направлению к наряду. Последовал инструктаж, проверка готовности и прочее. Дыба и Гнида все не уходили. Эрудит видел, как они напряглись. На душе его стало тревожно.
Все шло как обычно. Гнида старался скрыть свое намерение, а дождавшись вечера, заглянул в ленинскую комнату, где, как и предполагал, проходил поединок в шахматы между Димкой и Ахтымом. Обычно с ними играл и Эрудит, «навылет», но теперь его не могло быть. Гнида потоптался по коридору и направился к выходу. Минут через десять на лестнице послышались шаги, открылась дверь, появились Дыба, Гнида и Серый. Серый обратил внимание сержанта на беспокойство, которое возникло у шахматистов.
– Без Эрудита они не такие наглые.
– Эрудит человек ответственный, ему поручили охрану государственного объекта. Он сделает все возможное для сохранения объекта от незримого врага, а тебя мы, кажется, сейчас повредим, – сказал Дыба Димке и добавил: – Не боись, я пошутил.
– Ведь это я морду тебе бить буду, а он так, пошутил только, – ощерился Гнида.
Серый продекламировал:
– Рубежи страны родной
Бережет отлично
И не дремлет под сосной
Трезвый пограничник.
Димка поднял глаза: все трое ухмылялись, молча поглядывая сверху. Последовательность взглядов при этом была у всех одинакова: сначала на него, потом на Ахтыма, потом, уже более красноречиво, опять на него. В них читалось: настало время проучить тебя!
Напряжение возрастало.
Дыба покусывал зубами спичку. Молчание. Наконец он выплюнул спичку и прервал затянувшуюся паузу:
– Ну что, по-моему, ты, Ботвинник, попал в цейтнот.
– Я ни в чем не виноват перед тобой, – опустив глаза на шахматную доску, ответил Димка.
«Сейчас начнут бить», – пронеслось в голове. И он вдруг трусливо сжался. «Надо драпать». От какого-то животного страха забила мелкая дрожь. Боясь показаться трусом, он из последних сил сконцентрировал всю свою волю. Но когда в сознании мелькнуло, что убежать нет никакой возможности, последние остатки храбрости покинули его. В висках отдавались удары пульса, словно невидимые тиски медленно сдавливали его голову. «Надо победить страх, надо победить», – внушал сам себе Димка, склонившись над шахматами. Но он никак не мог ни одолеть страх, ни скрыть его от пристального взгляда Дыбы и его друзей.
– Вот теперь я вижу, – с наигранной веселостью сказал Гнида, – как «пацан наделал». Чего дрожишь – то? А тогда— вон какой смелый был.
– Как же это ты не виноват? – спросил Дыба. – А кто окурок подбросил? А? Ты, падла, окурки разбрасываешь, а я за это по тыкве должен получать? Несправедливо.
– Товарищ сержант, ты же знаешь, что это не он бросил окурок, – вступился за Димку Ахтым.
Дыба обвел его насмешливо-вызывающим взглядом.
– Ты, олень, глохни! И пошел вон! А то прихлопну, как муху. – При этих словах он взял первую попавшуюся под руку шахматную фигуру и переставил ее на доске.
– Товарищ сержант, не мешайте, пожалуйста, играть, – безнадежно выдавил Гыргенов.
– Да что ты такое говоришь? Или я неправильный ход сделал?
– Пианист играет, как умеет, – злорадно засмеялся Гнида, переводя глаза на Серого.
– Не понимаю, зачем мешаете нам, неужели вам нечем еще заняться? – возмутился Ахтым.
В Дыбе словно лопнула сжатая пружина, он рявкнул: