Старик очнулся от холода. Полураздетый, он был привязан к плащанице. Противно отдавала потом пилотка, засунутая до тошноты глубоко в рот.

Резко пахнуло табачным дымом. Грабители сидели близ окна и, тихонько переговариваясь, курили.

Сторож застонал. Лейтенант обернулся и деловито предложил солдату:

– Петров! Дай ему ещё раз, чтоб не мычал.

Долговязый с сорванной наклейкой подошёл к сторожу и ударил его по голове.

Решётчатая тень на полу сгустилась, – большая иссиня-чёрная туча заслонила луну.

– Пошли! – скомандовал лейтенант.

Чуть присвечивая синим огоньком фонарика, грабители быстро разобрали узлы и двинулись к выходу.

– Счастливо оставаться, папаша! – галантно распрощался лейтенант со сторожем. – Смотри, не простудись…

На башне ратуши часы пробили половину четвёртого. С шести часов утра разрешалось хождение по городу. Одиннадцать минут седьмого в комендатуру явился запыхавшийся гражданин Шабец.

– Что случилось? – спросил его комендант.

– Не знаю. Иду я сейчас на базар. Прохожу близ церкви, встречаю племянника. Вдруг слышу – стонет кто-то: тихо, тихо стонет. Прислушался – из церкви! Я своего племянника оставил на том месте следить, а сам дальше уже не пошёл, а повернулся да бегом к вам, сюда…

– Ну, и правильно. Благодарю вас.

В шесть часов шестнадцать минут лимузин коменданта, грузовик с автоматчиками и санитарная машина резко затормозили у церкви. Следом прибежал племянник, которому дядя сделал знак рукой, проезжая мимо в машине коменданта.

У ограды на улице уже стояло несколько человек.

– Никто не входил? – спросил комендант.

– Нет, нет, – ответили одновременно племянник и кто-то из любопытствующих.

Выпрыгнув из кузова машины, солдаты быстро оцепили церковь.

Комендант с дежурным офицером и четырьмя бойцами поднялся на ступеньки. Из церкви действительно доносился сдавленный крик. Дежурный потянул за большую медную ручку двери – она неожиданно легко подалась и открылась.

– Кто здесь, – выходи! – подал он команду в гулкую пустоту церкви.

Ответом ему был только более явственный крик.

Вынув пистолет, дежурный офицер быстро вошёл внутрь и резко принял влево, чтобы не выделяться на светлом фоне раскрытой двери. Следом за ним юркнул солдат и принял вправо. Вошли остальные.

– Опоздали, – осмотревшись, сказал комендант. – Куда? Стой! – вдруг одёрнул он солдата, шагнувшего вперёд.

– Вы ранены? – крикнул он человеку, видневшемуся на плащанице. Тот отрицательно мотнул головой.

Комендант повернулся к солдату.

– Тут и без наших следов Сидоренко работы хватит. Давайте живо дрова и доски. Бегом, марш!

По доскам, положенным на поленья, добрались до плащаницы и вынесли сторожа. Он был в полубессознательном состоянии.

– Недостаток доступа воздуха, – констатировал врач, вытаскивая кляп. – Ещё бы минут двадцать-тридцать, и дело могло кончиться плохо.

Сторожа увезли в госпиталь. Следом уехал и комендант, оставив автоматчиков для охраны места, где было совершено преступление.

«Ночью советскими солдатами во главе с лейтенантом ограблена та самая церковь, которая колокольным звоном и молебном встретила русские войска! Грабители кощунственно надругались над святостью храма и издевались над церковным сторожем!» – как-то подозрительно быстро разнеслась по городу эта зловещая молва.

Жители были поражены. Многие не верили, бежали к церкви – она была уже оцеплена. «Ну, что скажете! Смотрите. Вот вам и большевички!..»– ехидно хихикали в толпе.

В личном кабинете сбежавшего владельца особняка «люкс», в котором разместился политотдел, на своей излюбленной позиции – у окна – стоял полковник Гаркуша. Сбоку от него, в глубине огромного кожаного кресла, поблескивало пенсне полковника Серебрякова. Оба офицера слушали необычного гостя, сидевшего на краешке кресла для посетителей.

Маленький седенький священник, тряся бородкой и шурша рясой, говорил жиденьким, дрожащим от волнения тенорком, переводя скорбный взгляд с Гаркуши на Серебрякова и обратно.

– Великое прегрешение и святотатство сие верующих и неверующих в изумление привели несказанное. Грех-то, грех-то какой, господи помилуй, люди сотворящи! И кто? Воины земли русской, на коих народ взоры свои, яко на святую хоругвь, устремлял, елей души своей и христианской любви изливал безмерно. Ох, тяжко сие!.. Храм опоганили, ограбили, церковнослужителя в голом виде к святой плащанице привязали, надругались с бесстыдством и жестокостью… Братья по крови, христиане! – тут священник заморгал скорбными глазками и, всхлипнув, полез за платком. – Вот к чему неверие приводит!..

– Спокойнее, – посоветовал священнику Серебряков. – Поступок, конечно, безобразный, и мы сурово накажем виновных, но… излиянием возмущения вы делу не поможете. Расскажите лучше, что вам известно о преступлении: может быть, кто-нибудь обращался к вам перед этим и вызвал подозрение своими вопросами? Вы меня понимаете?

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru