Сейчас ему не хотелось воображать ровным счетом ничего. Запах старой пыли, будто собранной с каждого перегона по щепотке, отбивал любую фантазию. Учитель едва не наткнулся плечом на один из сварочных швов – об удобстве внутри правительственной дрезины задумывались еще меньше, чем на самых обычных технических колясках. Вероятно, безопасность тоже была лишь кажущейся. Пусть снаружи сидят двое пулеметчиков и еще огнеметный расчет, который обычно помогал заводить мотор – это мало поможет пассажирам, абсолютно беззащитным в случае, если они останутся без наружной охраны. Насколько Ион мог судить, внутри не было никаких рычагов, чтобы привести дрезину в движение без помощи оператора спереди. Не было даже замка, чтобы закрыться изнутри. Зато был установлен самодельный кожаный диван и два узких кресла разного размера, так что собеседники не имели возможности комфортно расположиться лицом к лицу или хотя бы вытянуть ноги, не упираясь в сапоги соседа. Вдобавок вся конструкция дико скрипела и шумела, а ведь дрезина шла даже не на электричестве. Стоит охране запустить мотор, как от туннельного эха бронепластины задребезжат похоронный марш.

Все это Ион заметил за пару мгновений, испустив еле слышный вздох разочарования. Воображаемая карета, достойная элиты, так и осталась в воспоминаниях. В действительности здесь оказалось темно, холодно и неожиданно душно. Учитель ощутил злость.

– Я слушаю, – проговорил он. – Что у вас за проблема? Кто меня вызвал и зачем?

В отличие от Иона, секретарь, похоже, чувствовал себя в дрезине более чем комфортно. Откинувшись на спинку кожаного дивана, он чуть расслабился.

– Прежде всего, скажите кое-что, Ион, – попросил он. – Я помню, сколько сил вы потратили на то, чтобы в метро появилась школа. Тогда это решение казалось мне лишенным смысла, но сейчас и я, и Кипарис полагаем, что это хорошая идея.

– Благодарю, – сухо сказал Ион.

– О чем вы рассказываете детям на своих занятиях?

– Это имеет отношение к тому, зачем мы едем в столицу?

– Да, имеет.

– Я не могу ответить так просто, – Ион даже рассмеялся. – Мы с ними… просто болтаем обо всем подряд. Я же просто их развлекаю. Умел бы играть на гармошке – играл бы. Читаю им, что могу, рассказываю, что знаю…

– И что, никакой глобальной задачи?

– Почему же, – не стал отрицать учитель. – Моя задача – поведать им о позитивных деталях довоенного мира, чтобы им было во что верить.

– А вы считаете, что разбираетесь в довоенном мире?

– Не меньше, чем любой другой житель Креста.

– В самом деле? – Арсений покачал головой. – Сколько вам лет, учитель?

– Это так важно? – осторожно спросил Ион.

– Вы же наверняка не помните мир до Катастрофы. А если и помните, то совсем не так, как следует. Любой человек старше вас хотя бы лет на десять способен гораздо больше рассказать о прошлом.

– Но не любому человеку доверят детей.

– Ах, да, – секретарь отвернулся, глядя на медленно проплывающие за смотровым окном своды туннеля.

– Именно так, – спокойно подтвердил Ион. – Послушайте, я не строю иллюзий по поводу своей исключительности. Да, я родился примерно во время Катастрофы и почти не помню мир снаружи. Почти все из того, что я рассказываю, мне самому пришлось изучать по книгам и свидетельствам очевидцев. Однако я, по крайней мере, это делал – старался воссоздать картину прошлого мира. Говорите, я не видел его самолично? Совершенно верно. Только через поколение это не будет ровным счетом ничего значить. К тому времени попросту не останется людей, помнящих мир до Катастрофы, в то время как знания нужно будет передавать. А те, кто помнит его сейчас, не спешат делиться своим мнением – не в последнюю очередь из-за проводимой Кипарисом политики.

– Я бы поспорил, – признался Арсений. – Не забывайте, что я работаю в штабе смотрителя.

– Вы мне напоминаете об этом регулярно с тех пор, как я начал слать запросы о школе. Но давайте начистоту. Школа нужна, и это факт. Когда-то я отстоял эту идею в одиночку. Теперь на моей стороне не меньше сотни человек, которые рады возможности пристроить ребенка в надежное место в любой момент. Я назвал себя Ионом, в честь давно забытого термина из школьного учебника. Меня называют «учитель» те, кто не помнит или не знает моего нового имени. Многие забыли истинный смысл этого слова, считая, что учитель – это тот, кто похож на меня. У меня нет никакого образования, нет педагогических навыков. Но у меня есть репутация надежного человека, которому можно доверить сына или дочь. Знаете, что я понял? Доверие в метро ценится выше всех денег. Понимайте как хотите, но школа в пределах Креста – обязательное условие для нашего с вами будущего. Будущего всего метрополитена…

– Кстати, о надежности. На вас вроде положила глаз одна из девушек столицы. Так?

– Ну, и что? – учитель заметно помрачнел.

– Сколько ей лет?

– Не сомневаюсь, что вы это знаете.

– Вы правы, знаю. Даше восемнадцать, хотя вы были вместе и раньше. Почему она не переехала к вам, на Лукьяновскую?

– Давайте не будем, – жестко сказал Ион. – Это наше личное дело. Я не намерен давать объяснения.

Усмехнувшись, секретарь наклонился к нему поближе.

– Для человека, который усердно изучал довоенный мир, вы мало знаете современный, – сказал он почти шепотом. – На территории Креста брак можно узаконить уже в шестнадцать.

– Когда я захочу обнародовать суть наших с Дашей отношений, вы станете первым, к кому я схожу на поклон, – заверил Ион. – Будьте уверены.

– Буду, – пообещал секретарь, снова напуская на себя равнодушный вид. Он хотел что-то добавить, но сдержался и вместо этого с раздражением забарабанил пальцами по обивке кресла.

– Скажите, – вымолвил он. – Вы рассказывали детям о Метрограде?

– Только то, что все и так знают.

– О «Птицах»?

– Про команду Кондора как раз неизвестно ничего.

– Ясно. А о «Красном варианте»?

Ион медленно потер щеку.

– Нет, – ответил он. – Я все же не совсем сволочь, раз уж вы меня таковой считаете.

– И даже намеков не делали?

– Намеки, как и другие, более красноречивые детали, дети видят каждый день на любой станции. Истерию по поводу «Красного варианта» разжигают на каждом углу. Вылезайте порою из своей будки с печатной машинкой, пройдитесь хотя бы по уголкам Датаполиса – много интересного услышите.

– Вы ходите по уголкам куда чаще, – заметил Арсений. – И слух у вас, несомненно, лучше. Пожалуйста, расскажите о «Красном варианте» мне.

– Что?

– Прошу вас. Мне бы хотелось освежить в памяти народные стереотипы. Говорю без иронии. Я и в самом деле мало что знаю об этом.

Дрезина плыла по рельсам слишком медленно. Тяжело вздохнув, Ион попытался вызвать в памяти все осколки нужных знаний, которые целыми годами кропотливо собирал в единую схему.

– Как вам известно, наше метро насчитывает две ветки, – начал он. – Я беру в расчет сохранившиеся и населенные. Куреневско-Красноармейская и Сырецко-Печерская. Соответственно, на картах они нарисованы синим и зеленым цветами.

– Правильно.

– Всего же веток было пять. Однако к началу войны две из них еще не были введены в строй. Может, их и не начинали строить, я не знаю. Так что по назначению практически использовались всего три. Те две, которые я описал, плюс еще одна, самая большая. Святошинско-Броварская, тянущаяся через весь Киев почти по прямой и делящая его на две части. Линия красного цвета.

– Забавно слышать, как вы говорите о ней в настоящем времени.

– На случай ядерной войны существовал план, позволявший превратить весь метрополитен в единое убежище, – Ион не стал обращать внимание на подколки секретаря. – Согласно плану, все три линии должны были сохранить между собой связь, общие системы водоснабжения, возможность перемещения – словом, все для автономной жизни. При этом Красная линия целиком зависела от двух других – ведь именно у нас находились склады и припасы.

– Продолжайте.