– Я удивлен, что у него его не было.
– Ты уже провел с ним немного времени, – сказала она, абсолютно точно
допытываясь в невопросительной манере.
– Да. Он хороший парень.
– Просто хороший?
Я прокашлялся и сменил направление разговора.
– Расскажешь мне об Эли?
Она откинулась на спинку стула и взяла бокал со стола.
– Эли… нормальный парень.
–Но?
– Но он не пара ему. – Она нахмурилась от собственных слов. – Не знаю. Они не
подходили друг другу. Так странно. У них не было ничего общего, а когда Эндрю
рассказал, что они обсуждают свадьбу, – она наклонилась и зашептала, – я почти умерла.
– Чья была идея нанять меня?
–Моя, – изрекла она. – Просто хотела, чтоб он был счастлив. А если Эли делает его
счастливым, тогда именно этого я и хочу.
– Эли делал его счастливым?
Ответить она не успела – вернулся Эндрю. Настороженно нас осмотрел,
совершенно точно понимая, что являлся объектом нашей беседы.
– Все хорошо?
– Да, – ответила Сара. – Мы со Спэнсером спорили, кто будет убирать. Он
проиграл, так что придется ему.
Я покатился со смеху.
– Ну, я не проигрывал, но уберусь. – Я сложил друг в друга пустые контейнеры и
начал собирать тарелки. – Вас вполне можно представить детьми.
Эндрю забрал у меня тарелку.
– Ты не обязан ничего убирать, – сказал он. – А детство наше было обычным. После
того, как до Сары дошло, что в спорах со мной она не победит, мы великолепно
уживались.
– Расскажи нам о своем детстве, – попросила Сара. – Каково взрослеть в
Австралии?
Раздался глухой стук. Уверен, это Эндрю пнул Сару под столом. Он с
осмотрительностью относился к вопросам о моей семье, правильно расшифровав
наложенное мной на днях вето.
– Мое детство было отличным, – заявил я, глядя на него. Он наверняка расслышал
недосказанность про не очень–то приятные подростковые годы. – На самом деле детство
мое было очень хорошим. Вырос я в Сиднее, и мы гоняли на великах до футбольных
полей, в магазинчик на углу, что–то вроде того.
Сара очень хитро и отчасти естественно сменила тему.
– Тебя постоянно терроризирую вопросами об акценте?
Я кивнул.
– Постоянно. И могу сказать: просить меня произнести «подбросим креветок на
барби11» – равно лишиться зубов.
Они оба расхохотались.
– Люди просят тебя это говорить? – поинтересовался Эндрю.
–Ты не поверишь. Хотя друзья уже привыкли, но поначалу лопались от смеха из–за
моих фразочек.
Эндрю улыбнулся.
– Например?
Я поведал им забавные истории, как австралийцы называют заправки и полуденное
время, цыпленка и солнечные очки, а еще в чем разница между «дружище» и
«дружиииииище». И все это время Сара, откинувшись на спинку стула, наблюдала за
нами. Вернее в основном за Эндрю. А вскоре посмотрела на часы и поднялась.
– Я и не знала, что уже так поздно, – обронила она.
– Еще даже девяти нет, – возразил Эндрю.
– Ну, да. – Она подхватила пальто и сумочку. – Я лучше пойду. Оставлю вас, парни, убираться.
– Ага, спасибо, – пробурчал Эндрю. Бросив салфетку на стол, он, как и я, встал.
Она поцеловала брата в щеку.
– Позвоню тебе завтра. – Потом взглянула на меня. – Ответ на твой вопрос – нет. Я
думала так, но нет. Спэнсер, было приятно повидаться. – И, улыбнувшись, ушла.
Ха. Странно.
11
Барбекю
– О чем это она? – полюбопытствовал Эндрю, таращась на дверь, в которую только
что вышла Сара. – Ответ на какой вопрос?
– Хм. – Я снова уселся и попытался восстановить в памяти, о чем же именно
спрашивал. – Не могу вспомнить.
Мы говорили об Эли… Ой. Точно. «Эли делал его счастливым?».
Ее ответ: «Я думала так, но нет».
– Речь шла о проигрывателе, – солгал я. – Решил узнать, не хочет ли она такой же.
По взгляду Эндрю я просек, что он просек мой блеф. Господи, я изо всех сил
старался хитрить. Обычно лживые утверждения легко скатывались с языка. Я провел
большую часть подростковых лет, скрывая свою сущность, а теперь будучи бойфрендом
по вызову именно этим зарабатывал на жизнь.
– Ты ни хрена не умеешь врать, – выдал он, поднимая стопку тарелок.
– Ш–ш–ш, – приструнил я его, как только Джефф Бакли запел «Аллилуйя», и
глубоко вдохнул, словно вбирая музыку в себя. – Это моя любимая песня.
Он скорчил рожицу, остановился показать мне язык и унес грязные тарелки. Я
помог ему разложить их в посудомоечной машине и навести порядок, и в мгновение ока
все вернулось к совершенству.
– В какое время вы начинаете с Лолой? – спросил он, когда мы покончили с кухней.
Я просветил его, что иногда по мере надобности помогаю ей, в основном таская коробки и
сумки или просто–напросто являясь дополнительной парой рук. Работа никогда особо не
захватывала, но мне нравилось проводить время с Лолой.
– В семь, так что мне скоро нужно будет идти. – На самом деле уходить мне не
хотелось, но причины остаться я так и не придумал. Точнее причины, по которой он мог
бы желать моего дальнейшего присутствия здесь. Я снял пластинку с вертушки и вернул в
обложку. А потом понял, что рядом стоял рояль, весь такой беспризорный и давно не
пользуемый, и мне невероятно загорелось послушать. – Сыграешь что–нибудь на рояле?
Он стрельнул в меня широко распахнутыми от шока глазами, словно я попросил его
переспать со мной.
– Эм…
– Ты не обязан, – сказал я, давая ему возможность соскочить.
– Уверен?
Я хмыкнул.
– Разумеется, уверен. – Вообще–то, я мало в чем бывал уверен. Но в том, что хотел
услышать его игру на рояле – определенно «да».
– Что сыграть?
– Первое, что придет в голову.
Он пару раз моргнул, все еще сомневаясь, и прошел к роялю. Медленно уселся и
опустил пальцы на клавиши. И, не проронив больше ни единого слова, глубоко вдохнул и
начал играть.
Приятную композицию с невозмутимым идеально рассчитанным изяществом.
Никогда не слышал ничего подобного.
Я не знал названия мелодии, кто ее написал, сочинил – ничего. Но от нее
перехватывало дыхание. Правда, случилось это не только из–за музыки. А еще и из–за
мужчины, благодаря которому из рояля доносились голоса ангелов. От него
перехватывало дыхание, от движений рук, от прикрытых глаз и от того, как он затерялся в
музыке, как выуживал звуки из рояля всем своим телом. А когда его руки упали на
колени, и последняя нота повисла в воздухе, мне было не подобрать слов.
Эндрю взглянул на меня, потом вернулся глазами к роялю и выдохнул, надувая
щеки.
Я проглотил свои эмоции, бабочек, что порхали в груди. Он ждал моей реакции, поэтому я прошептал чистейшую правду.
– Никогда не видел ничего прекраснее.
Он послал мне скромную улыбку.
–Ты хотел сказать «слышал»?
– А разве я не так сказал? – растерянно спросил я. Сердце все еще барабанило, как
вышедший из строя метроном. Я был уверен, что произнес «слышал».
Эндрю покачал головой и улыбнулся, глядя на руки.
– Лучше, чем «Аллилуйя» Джеффа Бакли?
Я рассмеялся, смутившись своей реакции на него.
– Эндрю, было невероятно. Что это за мелодия?
– Так, написанная мной ерунда.
Я фыркнул.
– Прикалываешься? Тобой написанная?
Он кивнул.
– Написанная мной ерунда, – спародировал я его голос. – Нет, список покупок –
написанная тобой ерунда, а это…, – я махнул рукой на рояль, – боже мой, Эндрю, было
так… невероятно. – Других слов просто не нашлось.
Он улыбнулся с заметным облегчением и, наверно, даже с капелькой гордости.
– Спасибо.
Мне пришлось сдержать желание подойти и коснуться его. Обхватить руками его
лицо и поцеловать. Взять за руку и отвести наверх в постель. Я хотел. Господи, как же я