Литмир - Электронная Библиотека

– Знаешь, у меня и до этого мужчины были, так что есть, с чем сравнить.

Вот зачем, идиотка! Снова глаза разгораются:

– Дашь попробовать?

– Не дам! – возмущаюсь.

– Почему? – искренне изумляется. – Хочешь, я своего тебе дам? Он тоже много чего умеет и ласковый, если вдруг резкое движение – у меня всегда пульт под рукой.

Классный секс, ничего не скажешь. Похоже, мысленное управление Олинке не в кайф – нравится своими пальчиками тыкать.

– Не хочу, – качаю головой. – Еле этого подпустила, привыкнуть надо.

– Понимаю, – разочарованно и без грамма понимания. – Ну позови его, а? Так хочется посмотреть… Что тебе, жалко?

– Не хочу отменять наказание.

– На сколько ты его наказала? Я позже зайду, ты будь добра не наказывай его снова. Если вдруг провинится, я помогу, хорошо?

С тоской понимаю, что не отстанет.

– Конечно, – соглашаюсь, – заходи как-нибудь, развлечемся.

Пристраивает пульт на пояс, уходит, заставляя раба тащиться на коленях. Сука.

Не успеваю проводить и вернуться в кресло, Антер тут как тут. На полу у ног, уткнул голову в мои колени.

– Спасибо, – тихо, еле слышно. Провожу рукой по мягким тёмным волосам, молчу.

– Она вернётся, – говорит. Поднимает на меня глаза, кажется, несколько посветлевшие.

– Вернётся, – вздыхаю. – Надеюсь, не сегодня и не завтра.

– Сегодня, – отвечает уверенно.

Я не могу с ней порвать, я не могу её не подпустить… чёрт, у меня конспирация!

– Тебе хозяйка досталась ненормальная, – усмехаюсь. – Не любит боль причинять.

– Это как раз нормальная, – тихо шепчет. Ну да, и не возразишь.

– Тебя насиловали? – спрашивает, кажется, даже сопереживает. Чёрт, не вздумай меня жалеть! По сравнению с тем, через что ты прошёл, даже если бы это было правдой, всё равно бы ерундой показалось…

– Не хочу об этом говорить.

– Простите…

– Что мне делать? – спрашиваю.

– Вы не сможете прятать меня вечно. Пусть посмотрит и успокоится.

– Если бы только «посмотрит», – вздыхаю. – И если успокоится… Пульт я ей не дам ни за что, кнут спрятан, но у неё свой.

– Выдержу, не впервой.

– Прости… – шепчу. Смотрит удивлённо, склоняется, целует колено – нежно так, по-настоящему.

– Перестань, – говорю.

– Извините! – пугается. Да я же не к тому, чтобы не касался… Горе моё издёрганное.

Поднимается, надо же, сам.

Прав оказывается, не проходит и трёх часов, Олинка возвращается. С другим рабом. По-моему, тот, который Дэн. Даже думать не хочу, что сделала с предыдущим беднягой, попавшимся под похотливую неудовлетворённую ручку.

– Не цепляй, – предотвращаю её движение снова надеть кольцо на крюк. – А то опять неправильно стоять будет.

Раб смотрит на меня с ненавистью. Прости, дорогой, видел бы ты, что тут творилось… Лучше уж постой.

Олинка пожимает плечами:

– Этот мне надоел, видеть его не хочу.

– Пусть тогда в кухне посидит, – предлагаю, указывая рабу на соответствующую дверь. Стоит, не двигается, ждёт распоряжений.

– Нет, – сообщает эта чудесная девочка. – Я плохо себя чувствую, если кто-нибудь из них не стоит на коленях.

Да ты больна, дорогая, у тебя зависимость уже.

– Ну пусть стоит, – пожимаю плечами, про себя сожалея, что не выторговала бедняге немного отдыха.

– У тебя соль есть?

Лихорадочно соображаю, зачем ей может понадобиться соль, мотаю головой:

– Нет, закончилась.

– Перец? Крупа какая-нибудь?

– Неа, комбайн как раз отдала заправить, а запасов не держу.

Только на кухню не сунься.

– Ладно, – произносит раздражённо, потом лицо озаряется улыбкой и она достаёт из сумочки кошель с острыми колючками. – Забыла, что как раз купила.

Высыпает перед рабом, показывая, куда именно ему встать. Тот вздыхает, опускается на колени.

– Ты что, недоволен? – спрашивает.

– Доволен, госпожа, – спешит уверить раб.

– Оставь его, – говорю, – пусть думает о своём поведении.

Лучше бы крупу дала, честное слово.

– Ну что, – переключается, хватаясь за кнут и начиная поглаживать. – Прошло уже наказание? Покажешь?

– Ладно, – отвечаю, словно бы балансируя на грани недовольства и желания похвастаться. Нет, через полгода ты у меня тут не останешься, тварь. Такие, как ты, жить не должны.

– Антер! – зову. Выходит, в новой одежде, плечи расправлены. Вот таким ты мне ужасно нравишься!

Бросаю взгляд на Олинку. Глаза горят, язык обводит губы. Хорош, хорош, вижу… нравится.

– Ох, и почему я его себе не оставила? – сожалеет. – Раздевайся!

Антер не двигается.

– Олинка, – говорю, – я его хозяйка, он меня слушается.

– Правильно, конечно, – с долей обиды. – Но и меня тоже должен. Ты что, против, чтобы он разделся?

– Он мой! – повышаю голос.

– Не жадничай, всё равно я его уже видела. Ну покажи, хотя бы надпись!

Руки тянутся к пульту, сейчас ведь ни в чём не повинного парня мучить будет, если желанную игрушку не дают.

– Ладно, – говорю, желая убить сразу двух зайцев, – твой тогда пусть тоже разденется.

– Хорошо, – радуется.

– Вставай, – говорю её рабу, – раздевайся.

– Ты тоже, – добавляет Антеру. Оба дожидаются подтверждающего кивка от своих хозяек. Меня тошнит от собственной роли. У Олинкиного раба все колени кровоточат, но уж лучше подняться и раздеться, чем продолжать стоять на этих шипах.

– Давай я его полечу, чтоб тебе меньше забот было, – предлагаю, идя за медиком.

– Да ладно, ну его, – тянет, жадно следя за тем, как Антер раздевается.

Достаю походного медика, парень отшатывается, но перечить боится. Надеюсь, хуже не сделаю… Вручаю ему, пусть сам залечивает, так как похотливые ручки уже тянутся к чёрной надписи, и нужно спасать моё драгоценное имущество.

Олинка приседает, упираясь на колено, с вожделением рассматривает чёрные буквы. Сведу гадость поскорее! Сегодня же перепроверю, делают ли это где-нибудь ещё на чёртовом Тарине.

Ощупывает пальцами, прикасается языком. Антера ощутимо передёргивает. Олинка вскакивает:

– Он посмел выразить неприязнь!

Выхватывает кнут.

– Это мой раб! – осаждаю холодно. – Если бы он не выказывал неприязнь к кому-либо, кроме меня, получил бы уже от меня.

– На, – протягивает кнут. – Накажи сама.

– Не хочу, – отказываюсь. – Он правильно сделал. Это МОЙ раб! – подбавляю истеричных ноток. Олинка предпочитает не настаивать.

– Давай на колени, – командует. Антер стоит. Олинка начинает психовать.

– На колени перед госпожой!

– Я его хозяйка, – напоминаю.

– Так прикажи ему!

– Это мой раб!

– Ну ты же обещала! – такая непосредственная обида. – Скажу папе, что зря тебе подарили!

А вот этого не нужно, портить отношения с Корнелем я не собираюсь.

– Да что мне, жалко, что ли, – иду на попятную. Антер смотрит как на предателя, впрочем, быстро берёт себя в руки, становясь непроницаемым.

– Давай, раб, исполняй пожелания моей гостьи.

Ох зря я дура, дура! Олинка тут же заводится.

– Быстро на колени, скотина!

Антер исполняет, ему тут же суют под нос коленку:

– Показывай, какие удовольствия доставлять умеешь!

– Он мне доставляет, – вклиниваюсь, – а тебе пусть твои доставляют!

– Ну что тебе, жалко?

– Жалко! – начинаю разыгрывать истерику. Антер поднимается. – Это мой раб, мой первый раб! У тебя их вон сколько, зачем тебе мой? – ору, плачу, жалуюсь. Её глаза оборачиваются к своему, уже отложившему походного медика.

– Давай поменяемся, а? – предлагает тоскливо. – Хоть на денёк?

– Нет! – упрямо мотаю головой.

– Ну ты же сама сказала, чтобы он исполнял мои пожелания… Посмотри, он посмел подняться! Сам!

– Знает, что если я недовольна, меня лучше не злить!

– Да ну? – недоверчиво. Конечно, я ж ни разу ещё при ней даже не попыталась ударить. И потом, саму Олинку разозлило бы именно то, что поднялся. После просительно:

– Ну можно ещё чуть-чуть… Ну пожалуйста…

19
{"b":"612060","o":1}