– Проснись! – кричу я, с силой пытаясь вытолкнуть себя из сна и тем самым спастись. Но вдруг понимаю, что не сплю, что именно это и есть моя жизнь, здесь и сейчас. И именно я нахожусь в Афганистане, в составе 40-й армии, зоны ответственности «Север», и уже несколько лет базируюсь на аэродроме в Кундузе. Том самом Кундузе, о котором говорят, подтрунивая: «Если хочешь жить как туз – поезжай служить в Кундуз». Не пойму, завидуют или дразнятся?.. Сейчас лечу по ущелью от Каракамара до Файзабада на сопровождение колонны. Внизу видна длинная змея нашей боевой техники, которая медленно, густо чадя солярой, тянется на подъеме и не знает, что от смерти ее отделяет всего несколько секунд. А там, внутри этих маленьких машинок, сидят живые люди, молоденькие солдатики, офицеры, и в их нагрудных карманах лежат фотографии с любимыми и родными, которые где-то далеко в Союзе надеются и ждут. Я бросаю взгляд на семейную фотографию Василя, и он, приобняв жену и положив руку на плечо сына, улыбается мне, поддерживая в задуманном. И сразу приходит понимание, что надо делать, всплывает заштудированная инструкция действий при обстреле. А ракета уже близко, но прежнего страха и ощущения безнадежности уже нет. Я резко беру вверх. На грани возможного выхожу на критический 60-градусный угол, вытягивая свою смерть за собой, а потом резко, камнем падаю вниз и влево, успевая заметить, как растерялась ракета, потеряв свою уже такую близкую цель, на доли секунды замерла, вильнув за мной, но не справилась с собственными силами и устремилась вдаль, безобидная и бесполезная. Это моя победа! И это придает мне силы удержаться и выровняться всего в десятке метров от острых камней. С ревом перегруженных моторов, в звуке которых слышны все 44 сотни лошадей, я взлетаю, разворачиваюсь к этим мерзким злобным скалам и начинаю лупить из четырех стволов, с каким-то внутренним мстительным задором всаживая двадцать третий калибр в серый скальник, кроша и перемалывая, разламывая и уничтожая все на своем пути. Камни быстро окрашиваются в красный цвет. Это кровь моих врагов и врагов тех, кто сейчас по серпантину едет в броне. Скалы сдаются мне. Я, словно приминая их лопастями, поднимаюсь высоко-высоко и наконец выныриваю в голубой простор, освещенный золотистым теплым солнцем. Вот оно, наше вертолетное счастье – находясь на грани смерти, выиграть, победить, уничтожить врага, спасти своих и окунуться в освежающую глубь неба. Вырваться на свободу и лететь, развивая максимальную скорость, не задумываясь и не боясь никого и ничего.

– Эй, Малая, давай просыпайся. Лететь пора.

Я вздрагиваю, голос Семена врывается в мой полет и замедляет его. Небо растворяется. Я просыпаюсь, понимая, что по-прежнему улыбаюсь.

Первая слетка прошла неплохо. Не обошлось, конечно, без эксцессов, но все-таки все вернулись живые и здоровые. Началось все с того, что при взлете у Мили сработали тепловые ловушки. В эфире послышался мат руководителя полетов, обещающего оторвать уши экипажу, если они спалят родной аэродром.

Те пытались смущенно оправдаться, искренне не понимая, как оказалась включенной АСО (АСО – автоматическая система отстрела тепловых ловушек). Пытаясь сослаться на яркие утренние блики. Я же, ухмыляясь, глянула на Ми-8, точно зная, откуда ветер дует.

– Научили, перестраховщицы!

Те лишь угрюмо уткнулись в землю, делая вид, что ничего не происходит. Самолеты же не обошлись без едких замечаний нам вслед.

Но в целом полет шел нормально. Семен, тихонько матерясь в сторону, корректировал молодняк:

– Миля, куда ты жмешься ко мне! Держи дистанцию. Поцарапаешь нашу красотулю, и я лично оторву тебе не только уши.

– Есть держать.

– Куда сваливаешься? Отойди правее. Так… Хорошо.

– Принял.

– Уходим на левый разворот.

– Куда?

– Туда! Куда ты будешь ходить без ушей от своей жены, если доживешь до дембеля.

Вот так, мирно, почти по-семейному, прошел наш первый совместный полет. Миля старалась из всех сил, пытаясь загладить свой косяк с ловушками, и в остальном не подвела свой неопытный экипаж.

– Путем. Толк будет, – сказал Василь, после того как благополучно сели.

– Если не убьются, – добавил Семен.

И потекли обычные рабочие будни, состоящие из сопровождения Ми-8 и 26, наземных колонн с техникой и патрулирования территории с постоянным выискиванием доморощенных «Самоваров». Миля и ее экипаж быстро набирались опыта, обстановка, так сказать, стимулировала. Постепенно они стали всеобщими любимчиками. Летчики, двое молодых парней, сразу после учебки, Ванька и Вовка, были прозваны Семеном Чук и Гек, так как были неразлейвода, но все время бузили между собой. С Семеном они быстро сдружились, почуяв родственную душу, и уже тройкой тренировали нервы и терпение командования аэродрома, которое беззлобно ругало их и шпыняло, но по-отечески любило. Хотя уже по опыту держало ухо востро, когда небо затягивало тяжелыми тучами и на несколько дней наступала нелетная погода. Но предугадать, что на сей раз отмочит бесшабашный молодняк, не мог никто, даже многоопытный Василь.

То они ночью на Ми-8 нарисуют белую полосу по борту с черной надписью «Ночной дозор». То восстанавливают киношный рецепт ликера «Шасси» в новом исполнении, дав ему гордое название «Шасси-2», ну, или «Второе шасси», со всеми вытекающими из него последствиями. То начинали играть в старую игру «Пекари», в которую быстро втягивался весь личный состав аэродрома. Ну, кроме высшего начальства, которое, впрочем, не без зависти поглядывало на мелковую разлиновку на взлетном поле. А один раз устроили турнир по боксу. После чего командир Мили неделю проходил с красивым синяком под левым глазом, освещая своим довольным видом дорогу в расположении. Апофеозом было разбитое стекло у начальника аэродрома, выбитое Семеном в разгар несанкционированного футбольного матча. После чего начальник долго орал, что он сыт по горло их выкрутасами и отправит всех в штрафбат!

Но тучи уходили. Погода менялась, и наступало время работы. И опять все по старой схеме: сопровождение, патрулирование, поиск. Один вылет, похожий на другой. Взлет – посадка.

– Что-то тихо последнее время, к чему бы это, – заметил Семен.

– Это точно. Либо совесть замучила проклятых моджахедов, ну, либо готовятся преподнести нам подарочек. – Василь скосил взгляд на фотографию с домашними и украдкой вздохнул.

Мы уже полчаса в воздухе. Сопровождаем Ми-8 с отрядом на борту. Парни забрасываются в горный район Чечни. Надо проверить поступившие разведданные.

А красота кругом волшебная. Зима. Степная часть как будто накрыта праздничной белой скатертью. Снег укрыл все: липкую жирную грязь, похожую на пластилин, разбитые дороги, и даже местами попадающаяся раскуроченная сожженная техника стала похожа на детские ледяные горки. Воздух, очищенный недельным снегопадом, прозрачный, почти хрустальный, гладя борта, приятно холодит и взбадривает. Идеалистическая мирная картинка. И вдруг защемило, разливая по жилам тревожное предчувствие надвигающейся беды. Я знаю это чувство. С земли запустили ракету. Что именно – устаревший «Стингер», как во сне, туповатая «Стрела» или все ж «Игла»? Черт! Мысленно толкаю Семена тревожным импульсом, и он, настроенный со мной на одну необъяснимую волну, все понимает еще до сработки электроники.

– Командир, справа!!!

– Горка говна с изюмом!!!

Василь резко завалил машину вправо. Но я не обижаюсь. Я понимаю, что пытается сделать командир, и с готовностью подчиняюсь, самостоятельно набирая обороты и увеличивая скорость за доли секунд до команды. Ведь на данный момент я и Миля, оснащенные системой ЭВУ, находимся в относительной безопасности, а главная цель ракеты – Ми-8, вот кто сейчас открыт в небе и уязвим. И командир торопится, отслеживая глазами стремительно приближающуюся ракету и давая команды по рации Ми-8, пытается успеть вклиниться между ними.

Черт, опасно, ох, как рискованно, командир, сгорим, блин! Но тороплюсь, заранее начиная выплевывать тепловые ловушки, пытаясь отвлечь «Стрелу». Ух, как страшно. На фюзеляже выступил конденсат – прошиб все ж холодный пот.