У меня и на другой день настроение было бы хорошим, если бы не Ленка. Она на последних сходках не была, потому что у них в библиотеке начался переучет. А тут вдруг притащилась с кипой книг. Посидела, правда, недолго, так как Пашка позвонил и сказал, что еще часа на два задержится на работе. Но и за полчаса успела настроение мне испортить. Сама не спросила, как живем, а когда я стала говорить, что устаю, потому что мне ни кто не помогает, пожала плечами:
- Не понимаю, от чего ты устаешь, от собственного ребенка? Это же радость! Да и по тебе не заметно что-то усталости, полнеешь...
У, змея подколодная!
- После родов Лена, все полнеют. Вот ты роди, а мы тогда поглядим, сказала я и, конечно, мило так улыбнулась.
Она ноздри раздула:
- Ты же знаешь, Марина, что мне не от кого родить, зачем же ты так говоришь? Я тебя не хотела обидеть.
Повернулась и ушла, даже не попрощалась.
Пашка пришел, спрашивает:
- А где Касаткина-то? Книжки-то она принесла?
Пришлось все рассказать.
Он уткнулся после ужина в ее книжки и со мной целый вечер - ни слова С Гошкой только поиграл перед купанием, и все.
Нет, это не жизнь! Я не о таком семейном счастье мечтала. Да мне в конце концов тошно одной даже передачи по телевизору смотреть...
- Паш! - говорю я ему. Ну, за что ты на меня так уж разозлился? Что я неправду ей сказала?
- Я не злюсь, я удивляюсь, Марина, - отвечает, - Ведь ты же, вроде бы неглупый и добрый человек...
Значит так. Теперь уже "не глупая", а была самой умной, самой красивой и вообще самой-самой...
Я взяла и заплакала. Слезы льются, а он - как будто не замечает. Пошла позвонила маме. Она сразу: "Доченька, что-то голос у тебя грустный, ты здорова?.." Мать - это не муж. Она все чувствует, даже на расстоянии. Но я ее расстраивать не стала, сама же из родного дома сбежала. Господи, ну хоть бы кто из подруг навестил! Такая тоска... Только им всем некогда, у всех свои дела, романы... Да и ехать сюда далеко. Одним словом, настоящая ссылка! И Пашка "кормит" меня своими дурацкими баснями о преданности идее, делу которое выбираешь, как того самого соловья...
Глава 8.
ОПЫТ ПОГРУЖЕНИЯ
(Из дневника Ковалева)
После этого тягостного события Марина ушла жить к родителям, забрав с собой и Гошку. Шаг этот стал, очевидно, бесповоротным, ведь восстановление потерянных Гошкой "прав"
в местном детском саду вряд ли теперь было возможным. Мы изредка встречались с ней как любовники, и это, казалось, ее забавляло.
Впрочем и там, у "своих" она ночевала нечасто. Я узнавал об этом по извиняющемуся тону ее близких, когда после бесконечной кутерьмы дел "
по работе" и " по призванию", в поздний час хотел без помех перемолвиться словом по телефону. А все-таки, удивительная ханжа эта моя теща! Сколько, бывало, приходилось умолять посидеть с маленьким хотя бы один вечер, когда нас приглашали друзья или хотелось сходить в театр! Ну, а теперь, кто же заботится о Гошке, как же она? Это что же, получается: "Гуляй, дочка, пока молода, я сама такая была!"?
Впрочем, может она думает, что сейчас, именно в эти дни и ночи ее красавица дочь отыщет себе, наконец, "достойного мужа" ? Я-то ведь явно не дотягиваю в качестве такового...
По Гошке тоскую отчаянно. Первые недели даже заснуть не мог, несмотря на усталость - как подумаю, что его рядом нет, так сердце щемит, ну хоть плачь... Ведь сам его вынянчил, одних пеленок сколько перестирал, даже супы ему разные научился варить, только что грудью не кормил. А как вспомню его слезы в ту проклятую ночь, да как он все спрашивал, лежа у меня под боком, почему мама никак не приходит, так начинает жечь в груди, будто кто в нее горячих углей насыпал... Странно, раньше всегда думал, что про "огонь в груди" только в красивых книжках пишут, а он, оказывается, и на самом деле бывает, да еще какой! Как же все-таки все это могло случиться? Ведь была же любовь, была - настоящая, не придуманная!
Господи, да почему "была"? Я и сейчас ее люблю, хоть и тошно мне, ох, тошно! А она? Любит ли еще она? Действительно, "вот в чем вопрос!"
Нет, надо с ней обо всем серьезно поговорить! В конце концов, у нас ведь ребенок...
Говорят: "любит не изменит", а мне вот пришлось изменить, в буквальном смысле слова пришлось, и именно потому, что любил. Все Димка виноват: "Ты, говорит, совсем чумной стал, никого вокруг себя не видишь, слова из тебя не вытянешь, дело наше совсем забросил, весь в свои думы тяжкие ушел. Так, говорит, нельзя, а то вся наша группа разбежится. Тебе, говорит, прости Пашка за грубость, женщина нужна, да такая, чтоб не ты ей, а она тебе в рот смотрела!" В общем, выдал мне друг по первое число, дескать дело мы делаем нужное всем людям, всем без исключения и никакого права никто не имеет ставить личное выше общественного. А у меня, действительно, в последнее время начал происходить "сдвиг по фазе", дошло до того, что в разговоре частенько не мог припомнить простейшие слова, так что даже стал уклоняться от разговоров вообще, в молчальника начал превращаться. А ведь раньше никогда за словом в карман не лез... Да и мысли в голове бродили больше мрачные, о самоубийстве мог думать без отвращения... Что же, может Димка и прав... А тут еще и Владик вмешался, услышав о чем речь, у него на разговоры о женщинах, впрочем как и на самих женщин, нюх особый, даром, что женат. Берусь, говорит, познакомить с "вот такой" дивой! И большой палец показывает...
Помощнички!
Как бы то ни было, владькина "дива" мне не понадобилась. То ли согласился я с друзьями, то ли из чувства мести, но вскоре приметил я одну весьма эффектную особу.
Сопровождаемая неким молодым человеком, она осчастливила своим присутствием посетителей читального зала в нашем номерном "ящике", где и я, ускользнув на часок от бдительного ока начальства, грыз гранит дифференциальной геометрии. Весело болтая и не обращая слишком большого внимания на сохранение тишины, эта пара заняла столик за моей спиной. Услышав из их разговора, что ей не удается получить из библиотеки какую-то книгу и дав себе клятву не быть трусом, я бросился в атаку и предложил свои услуги, невзирая на вытянувшееся лицо ее спутника.
Ход был рассчитан верно, книгу я достал, как и обещал, и уже на следующий вечер мы с Ольгой (так звали эту высокую стройную блондинку), сидя за столом в уютном кафе, вывязывали нить светского разговора, потягивая "Советское... полусладкое" из узких бокалов. А потом, потом я пригласил ее к себе "послушать музыку", и она, к величайшему моему удивлению согласилась... "О времена, о нравы!" Да, я за своей наукой, кажется, здорово отстал от жизни...
Эта встреча, пусть случайная, оказала, однако, успокоительное действие, так что я смог, наконец, с "благоприобретенным" чувством собственного достоинства приступить к разговору с Мариной. И вот однажды, вполне по-мужски, твердо, я потребовал от нее однозначного ответа: либо она живет со мной, либо... "Я уже думала... сказала вдруг Марина, - у нас ребенок и все такое... Я согласна, но при условии... что у меня будет больше свободы..."
- Значит, у нас будет "французская семья"?
- Называй это как хочешь.
* * * Итак, компромисс. Компромисс между любовью и изменой! Но разве такое возможно? "Брак без любви безнравственен". А брак любви с безнравственностью? Как быть с этим?
Но ведь живут же некоторые... И я пошел на это, пошел, черт меня побери совсем, заранее зная что такая жизнь - не для меня! Стало жаль сына, но разве может ребенок быть счастлив в такой семье? Мне, видно, так хотелось верить, что ее любовь не умерла!
В порядке "примирения" я предложил своей супруге ( в полном соответствии с новым стилем наших отношений)
участвовать в задуманной на это лето "лингвистической экспедиции" на побережье Азовского моря. Идею принесла "историческая личность" - Саша. Она, в порядке расширения кругозора, уже второй месяц занималась французским на курсах по методу профессора Лозанова и была в восторге от эффективности такого способа изучения языка. Это называлось: "метод погружения". Под "погружением" понималось действительно полное, так сказать, "с головой" погружение в новую языковую среду: во время занятий полагалось говорить только на изучаемом языке, читать на этом языке, думать на этом языке. При этом группе задавалась игровая ситуация, когда общаться было совершенно необходимо, а как это сделать, если у тебя все слова этого языка - в "пассиве", то есть, вызубрены, но пользоваться ими трудно? Вот тут то вся обстановка "погружения" и сказывается, стимулируя и значительно ускоряя перевод словарного запаса в активно, свободно используемый "актив".
