Это был август 42 года, а может - сентябрь, никто не знал, здесь не было времени, здесь были только непрекращающиеся атаки, изо дня в день, это был ад, это был Ржев. Бои шли третью неделю. Кровавые, бессмысленные бои за пару сломанных деревьев, бугорок, за стенку разбитого дома и развороченный колодец. За улицы, которые были только на картах. Дождей не было, но солдатские сапоги хлюпали по грязи: земле, перемешанной с кровью.

Измученные, оглохшие, с черными лицами, в потерявших цвет гимнастёрках, живые уже не понимали, где они на самом деле. Может быть, они тоже убиты, а продолжают атаковать и умирать вновь и вновь их тени?

Виталий крепко прижался к земле. Спрятавшись за телами, старший лейтенант осторожно выглянул: впереди свирепствовали пулемёты, очередная атака захлебнулась, выживших нет. Он оглянулся: его разведчики скрылись среди погибших. Теперь ждать вечера. Приказ был ясен - уничтожить пулемёты любой ценой, используя любые возможности и средства, не считаясь с потерями.

Офицер невесело усмехнулся: от его взвода осталось пять человек, тут и считать уже нечего, когда полягут во главе с командиром. Перед заданием они написали последние письма родным, попрощались друг с другом. Понимали - живым не вернётся никто. Может быть потом, когда-нибудь, историки разукрасят героизмом и патетикой этот непрекращающийся штурм, но сейчас его называли "ржевская мясорубка". Её ручка крутилась беспрерывно, жадно перемалывая в своём жерле всё новые и новые жизни, щедро забрасываемые туда чьей-то властной рукой.

Незаметно опустилась ночь. Где-то раздавались глухие стоны, предсмертные хрипы и тихие шорохи. Виталий подал знак, и они поползли, замирая при каждом блеске прожектора, сливаясь с землёй при каждом шипении осветительной ракеты. Их, замерших, невозможно было обнаружить в безумном сплетении мертвых тел. На это и был расчёт, на этом и держалась слабая надежда на то, что задание будет выполнено.

Пять солдат и командир, три пулемётных гнезда. По два человека на одно. Если первого убивают, второй завершает. У каждого по несколько гранат, но бросок возможен только один, второго шанса не будет.

Они скользили как тени. Пока не заметили. Всё ближе и ближе, уже можно было услышать приглушённые разговоры. Пока тихо. Может, судьба решила смилостивиться и подарить шанс тем, кто ещё две недели назад был полностью укомплектованным взводом лихих разведчиков, большая часть которых уже давно скрыта под грудами других тел?

Так хотелось в это поверить, в этот подарок судьбы. Вот раздался смех, кажется, совсем рядом, осталось пара метров, может, десять. Собаки. И тьму распороли яростные очереди.

Вперёд.

Первый бросок и пулемёт замолчал. Виталий рухнул на землю. В правом боку сочилась кровь. Ранен. Ещё несколько взрывов и замолчал второй пулемёт. Остался один, слева. Значит, там его бойцы не успели.

Старший лейтенант попробовал потянуться, и резкая боль пронзила всё тело. Сжав зубы, он, как ящерица, пополз к уцелевшему гнезду. Его нужно было уничтожить любой ценой, иначе завтра опять будут новые атаки, новые убитые, новая кровь.

"Ползи, не останавливайся. Знаю, что больно, вижу, что кровью исходишь, поишь ею землицу. А так и должно быть, она ведь, землица - то, матушка наша и кормилица. Из неё мы все выходим, в неё и возвращаемся, в ней спасение ищем в часы невзгод, потому и не жалей кровушки своей, а уж матушка тебя отблагодарит".

Казалось, вместе с кровью вытекали силы. Он замер, а рука коснулась земли, крохотного пятачка, чудом не укрытого под трупами.

"Страшно будет - прижмись к ней посильнее, попроси о помощи, укроет и защитит".

Взяв в горсть пропитанной кровью грязи, Виталий прошептал про себя:

"Спаси меня, матушка, и защити, если сможешь" и, резко вскочив, метнул гранату...

*

Белоруссия. Лето 1944.

А вокруг свирепствовали комары. Они были везде и всюду, казалось, жаркий июльский воздух состоял только из них - маленьких, пронзительно зудящих крылатых паразитов. Бойцы безуспешно пытались отмахнуться от этих злобных созданий, но не помогало ничего - ни ветки, ни табачный дым, ни цветочки пижмы.

- Да уж, - старшина с наслаждением затянулся и хлопнул себя по лбу, - вот же, напасть, прости меня Господи, спасу от неё нет.

- Завтра в бой пойдём, так одним своим видом немцев распугаем, - усмехнулся младший сержант с сизым носом, - это ж надо, как покусали.

- Смирно! - солдаты вскочили.

- Вольно, вольно, садитесь, - подошедший капитан присел у костра, - ну как настроение, боевое?

- Боевое, командир, как всегда, только вот эти гады маленькие совсем замучили, - младший сержант хлопнул себя по щеке, - вам-то хорошо, не трогают.

- А почему, кстати, товарищ капитан, - вмешался в разговор старшина, - про вас в роте легенды ходят.

- Как-нибудь расскажу, - Виталий улыбнулся, или Иван пусть расскажет, "сизоносый" с готовностью кивнул, - а мне пора, вызвали, так что будьте готовы, сами знаете.

- Знаем, знаем, - старшина затушил самокрутку, - раз вызвали, значит, скоро поползём.

- Скорее поплывём, впереди Неман, - поправил капитан и направился к штабу.

- Ну, рассказывай, - красноармейцы окружили Ивана.

Тот с достоинством затянулся:

- Мы с капитаном вместе с июня 41, от границы отступали. Я ему дважды жизнью обязан. Второй раз он подо Ржевом, сам раненый, меня вытащил. Нас от взвода только двое и осталось. Меня за тот бой "Отвагой" наградили, а командира - "Красной звездой", второй по счёту, первую дали за...

- Да погоди ты, сначала рассказывай, - перебил старшина.

Бойцы поддержали согласным гулом.

- Так я и рассказываю, - хмыкнул Иван, - первую "звездочку" ему дали за то, что остался прикрывать наш отход, летом 41. Если бы не он, всех бы перебили, или в плену бы сейчас баланду хлебали. Мы отошли через лесок небольшой и аккурат на наших вышли. Ну, доложили, как положено, так, мол, и так, взводный погиб геройски, а тут - мать честная, выползает он, весь мокрый, ноги в крови и бредит. Говорит, что его спасли Леший с Водяным.

- Мало ли что раненому могло привидеться, - недоверчиво хмыкнул один из бойцов.

- Мало не мало, а только тех немцев нигде не нашли, мы потом на позицию обратно вернулись, значит, он или сам их перебил, или помог кто. Вот за это к ордену и представили, что один почти взвод уничтожил. Я давно заметил, что хранит его сила какая-то. Он когда подо Ржевом меня тащил, всё шептал о земле, мне в руку тоже её положил и сказал просить помощи. Нас в батальоне как с того света встречали, похоронки уже отправили родным.

- А комары почему его не кусают? - сощурился старшина.

- А потому и не кусают, - Иван раскурил новую самокрутку, - что его Леший бережёт. Сам видел - наступил раз капитан на змею, поднял ногу - та и уползла, другого бы сразу ужалила. В воду заходит - ни одна пиявка не прицепится, тут уж без Водяного никак.

- Везучий наш капитан, - загудели бойцы.

- Он за это везение кровью платил, и жизнью своей, - поправил Иван, - говорят, будто наградили лесные хозяева его за то, что своей жизни не жалел, простых солдат спасая.

- Что правда, то правда, - поддакнул старшина, - наш ротный, хоть и молодой, а бойцам как отец, под пули зря не гонит и за спинами не прячется. Попомните мои слова, заберут его скоро у нас.

- А он не согласится, - улыбнулся младший сержант, - ему и в академию предлагали, и штаб полка, отказывается, говорит, буду со своими разведчиками и ни за что не...

* *

... уговорите, товарищ генерал, - Виталий стоял навытяжку, - учиться после победы время придёт, а сейчас солдат не брошу.

- Да пойми ты, башка еловая, тебе расти нужно, а ты в ротных сидишь, - генерал раздражённо сел, - такие офицеры у нас на все золота. Мне и комбат нужен боевой, и замкомполка.

- Спасибо за предложение, но я отказываюсь, - капитан стоял, не шевелясь.