И началась тут супротив недотёпы-богатыря самая настоящая оголтело-хаятельная кампания! Все кулацкие бандюки во главе с паханом Янкиным на него и насели как бобики на медведя.
Ну Ванюха, акромя пузатого председателя, никого шибко-то и не опасался. А Янкин был тоже внушительных габаритов тип, правда не плотный как Ваня, а жирный. Хрячище из себя ещё тот. Наглости же в ём было - хоть отбавляй половину нафиг! Не токмо кулаки зажравшиеся под его дудку плясали, но и всё почитай село.
Кроме одного мужичка тронутого. Тот был явно не в себе, жил на выселках и в молодости навроде как тхэквондо занимался. Так вот, он Янкину так и сказал: сунешься в мой огород, толстое брюхо - получишь пяткой от меня в ухо! Тот и поостерёгся с умалишённым связываться. Мало ли чо... А вдруг и впрямь пятка?..
Хотя и середь прочей публики диссиденты нередко встречалися. Это ж нигде так не бывает чтоб прямо всях под одну гребёнку... Многие хитрованы горячий одобрямс лишь на своих харях мастерски изображали, а в карманах зато кукиши свёрнутые держали. Или козу нахалюге Янкину не стесняясь показывали. Ночью конешное дело, в спальне, при выключенном свете, шоб никто упаси боже не увидал.
Ну а из председательских прихвостней особливо одна несладкая парочка выделялась явно. Один из них, по кличке Бритый, так тот вообще вёл себя как чистый псих. Однажды он до того ошалел, что обвинил нашего увальня Ванюху в отравлении деревенского колодца. И сам тут же демонстративно у всех на виду кусты ближайшие пообдристал. Вот, мол, видите чо творится, гражданы - отрави-и-и-и-или!!! Ату его, хватайте, в гадский его трибуна-а-а-ал!
Ни одна собака конешно энтому наглому очернению не поверила. Ни одна-однюсенькая даже. Внутрях... Ну а наружно не токмо кулацкая похухерь свято и убеждённо поверила, но и множество из их холуёв тоже. Им же, паразитам, не правду-матку надобно было обрести, а чёрную молву на Ваньку пустить. Этакие, знаете ли, ядогниды...
Второго же прохвоста кликали все Макарон. Тот был франт офигеннный из себя, такой весь расфуфыреннный и лицемерно-галантный - так плевка в рожу за свою гнусность и выпрашивал... Но этот Макарон был дюже осторожный. Он и Ваньке бывало умильно улыбался: вот, мол, я тебе, Ваня, какой большой друг! Ага, шарман, прямо сам удивляюсь... Хэ, тоже мне друган нашёлся! От таковских дружбанчиков, как говорится, мя избавь, ибо и вражины супротив них не столь бывают злопакостны.
Такоже поблизости от Ванькиной усадьбы ещё один соседушка хитрозадый обосновался, Михрютка Тюркин. Конченным был брехлом! Прямо печати негде ставить... В старину деды Ванькины энтих Тюркиных-то вовсю бивали. А и за дело, прямо скажу, не просто так - неча им было забижать народ хрестьянский. Ишь, блин, осултанились, шайтаново племя, пупов всея окрестности из себя корчить посмели. Ну и получили за то от Побарабанкиных по сусалам. Да и поделом.
Так вот, Ванька-то, как с Любкой Оралкой спутался, так натурально одурел ещё пуще. Он с этим хитрюгой Тюркиным стал шахер-махеры всякие мутить. Даже частенько загорал у него летом на шикарной импортной лежанке. И даже деньжищи немалые за это безделье отваливал ему, олух. Вот же право ещё дурак - нашёл у кого на задворках завлекательных загорать! Нешто дома своего места да солнца у него было мало? Э-эх! Болван, он и есть болван.
Ну а когда случилася эта история с Баширкой, и последовал весь этот шум да гам со стороны вреднющего кулачья, так Тюркин сей шизанутый буквально наполовину раздвоился в своих мнениях. Как-то раз Ванюха ехал по баширкиной тропке на лисапеде, а шизик Тюркин из кустов вдруг как выскочит да как в заднее колесо палку ему ткнёт! Сам-то вмиг опять в кусточки юркнул, а доверчивый Ванька с велика сверзился и всю харю себе об камни поободрал.
Ох же он и озлился тогда! Всё, заорал он неблагим матом - к шайтану драному твой клопиный лежак! И помидоров у тебя отныне покупать не стану, а свои выращивать начну! Да и одними, дескать, помидорами ты у меня отныне не отделаешься - я ещё и протоку межозёрную у тебя на хрен отхвачу, кою мои деды у твоих не смогли оттяпать!
Тюркин тогда смекает - дело-то дрянь! - ну а как и впрямь сей громила на меня насядет? Может статься действительно без протоки тады остануся... Взял и вроде как замирился с Ванюхой. Виноват, говорит с ухмылкой, помутнение некое в мозговых извилинах случилося, не иначе как меня сглазили... Милости, вопит, прошу, соседушка дороженький, на лежачок мой на релаксейшен! А на этого Янкина я короче плевать хотел - да-да, и уже не раз хотел-то, вот побожуся!
Ванька, дурик, ему и поверил и все свои обвинения от его особы отозвал нахрен. Любку наверное послушал, болван. Ага, её! Её самую, больше ж некого...
Ну а ещё там был типчик такой ушленький, Изя Райкин, булгахтер ихний деревенский. Ну и хитрованом был ентот счетоводишка! Ну и пронырой! Земелюшки-то своей у него было с гулькину гузку, малость совсем. Но Изя отгрохал на этом клочочке такие роскошные хоромы, что все прям обзавидовались на них, до того выглядели они клёво. А Райкин ещё и хвастался там без стыда: вот, мол, каков я хват, видали, а! Не то что вы, лузеры отстойные... А чего, скажите пожалуйста, ему хоромины себе было не отгрохать, когда он вечно возле кассы общей отирался. Тут бы и придурок чего-нибудь себе да отгрохал, а Изя был умником ещё тем. Кто б в этом сомневался... Но это было ещё не вся правда. Ходили слухи об этом пройдохе, что он надыбал где-нито себе настоящий миномёт. Да-да, миномётину! А к тому ещё и мин несколько ящиков, примерно две сотни штучек. Все в это верили, но помалкивали: Изя ведь был тоже чуток психопат насчёт всякого оружия: ножи с собою носил, кастеты, самопалы везде у него по пазухам были рассованы. Короче парень был он бой!
И вот он-то тоже с Ванькою как-бы дружбанился. Ездил к нему в гости частенько, по телефончику они нередко лясы точили, и Изя Ивану так прямо и говорил: вот видишь, Ванька, как я тебя уважаю - с таким дураком как ты не гнушаюся ручкаться да чаи с кофеями гонять. Цени мою дружбу, Побарабанкин, и никогда супротив меня не вякай, ага?.. А сам, зараза, к Любке Оралке внагляк похаживал, пока Ваньку в тачку загружали пьяного. Тоже мне друг называется! Ещё один кулацкий интриганчик.
А у Ваньки один из братьев совсем негодящим оказался. Ну как словно чужой ему, ага. Он на окраине ванькиных полей проживал, у криницы. Звали братана этого Васька, а по прозванию он был Хряк. Это наверняка потому шо он сало кушать обожал и чисто им обжирался. А вреднющим-то был по характеру! Завидущим, хитрющим - ну прямо уй! Вот он-то, Васька этот самый, как только они батькину земельку разделили, так совсем из рамок наглости выбился. Старшого брательника обзывал он почём зря. Ты де такой, ты де сякой, ты и сугубо некультурная образина, и кулацкий строй совсем не уваживаешь, да и в конце концов ты не русак вовсе, а наоборот татарин. Тебя, дескать, сермяжина азиатская, мамашка не от папашки на свет произвела, а от заезжего татарина. Ага, от шабашника... Ванька-то ничо, терпит, помалкивает, а Васька демонстративно с кулачьём стал корешиться, нахваливает их по-всякому и чуть ли пакостные места им не вылизывает в экстазе.
Те видят - о-о! - каков дурак самостоятельно проявился, это добре, это нам будет на руку, ежели его на другого дурака Ваньку науськать удастся.
И науськали! А то! Кулачьё ведь в таких делишках было натасканным. Вот Васька взял да сдуру сарай свой и подпалил. Пущай, орал он дико, пламя пуще займётся и на татарское поместье перекинется. Меня за то глядишь в кулаки-то и примут...
Щас! Размечтался, глупак! Хозяйство Васькино вестимо погорело от этого пожару. А Ванька - он о ту пору как раз был не пьяный - взял да огород за таку подляну у непутёвого братана и отобрал. Спорным он у них был, огород-то. Оба его своим законным считали.
Ну тут конечно ору было на весь двор! Помогите, господа кулаки, орал истошно Васька - грабют, забижают, последнего добра лишают! И всё кулачьё как по команде евоную сторонушку в сём споре и приняли и объявили дерзкому Ваньке санацию всех ихних отношений.
