Богдан посмотрел немного странно. Наверное, удивился, почему она вдруг вспомнила о зиме.

И опять неизвестно откуда появился Чоня, предстал перед глазами, словно сказочный Сивка-Бурка, вызванный в срочном порядке нетерпеливым свистом требовательного хозяина, по-доброму улыбнулся Ане. Богдан немножко отстранился и спросил ровным, безразличным голосом:

— Слушай, у тебя нет на примете местечка, где бы нам никто не мешал?

Даже Чоня удивился равнодушной циничности его слов, а может, и не только этому, взглянул на Аню. Та только что беззаботно поправляла волосы, да так и застыла, пораженная, повернулась к Богдану.

— Нет сегодня, — хмуро доложил Чоня, разочарованно развернулся и ушел.

У Богдана губы неприятно дернулись, он чужим, холодным взглядом посмотрел на Аню и увидел в ее глазах не только ожидаемые им обиду и смятение, но и нечто другое — презрение.

— Ну и что? — насмешливо произнес он. — А ты думала…

Она думала, что он такой чудный, удивительный, особенный, непохожий ни на кого из ее прежних знакомых, а этот вечер — эпизод из великолепного фильма, слагаемой каждым чудесной повести, то, о чем хочется мечтать и грезить, романтическая сказка с замечательным героем, который так нежен, так ласков, так мил, и быть с ним одно удовольствие. И именно таким, только таким она представляла своего первого мужчину и без колебаний, с великой радостью уже готова была отдать ему всю себя… Но он сам потребовал этого — уверенно, цинично и грубо, не забыв выдать обязательный набор дурацких, унизительных фраз.

— Что ты смотришь на меня оскорбленными глазами? Для тебя это ново? Обычно в твоем возрасте уже не помнят, что такое невинность, и прекрасно понимают, чем обычно заканчиваются подобные вечера.

— Заткнись! — нужно стать такой же нахальной и грубой. — Все равно у тебя ничего не выйдет.

— Да ну? Ты, кажется, забыла, что кое-чем обязана мне? Ты и твои подруги, — его голос по-прежнему был прекрасен.

У Ани на глаза навернулись слезы, к горлу подступил комок.

Ах, эти удивительные глаза в толпе одинаковых, противных лиц! И зачем только она увидела их?

— Ты…

Он улыбнулся, заранее угадав смысл готовых сорваться слов.

— Черт! Мне нравится, когда ты такая. Как вчера. Смотрю — стоит девчонка, сердитая, надутая. Ничего девчонка, интересная. А что если… И я сделал доброе дело в расчете на то, что потом, томимая чувством безмерной благодарности, она будет сговорчивее. Все просто!

Богдан был подонком и гордился этим. А еще у него было довольное лицо, по которому очень хотелось ударить.

Аня сдержала слезы.

— Я, кажется, безмерно благодарна, но…

— Да ладно. Что ты разволновалась? — его голос вдруг зазвучал примирительно. — Раз сегодня и правда ничего не выйдет, — он невинно пожал плечами, — пойдем, я отведу тебя домой.

— Нет! — Аня мотнула головой, стараясь стряхнуть с себя его взгляд и паутину слишком осязаемых слов.

— Что нет? — удивился он.

— Я никуда с тобой не пойду. Я пойду одна, — она старалась твердо произносить слова.

— Заблудишься, — Богдан стал до отвращения заботлив.

— Ну и пусть! Тебе какое дело?

— А вдруг попадется кто-нибудь еще хуже, чем я, который не станет много говорить?

Он протянул руку, но Аня отшатнулась.

— Не трогай меня!

— Ну ладно, ладно. Чего ж так орать? Пойдем, — он произнес это точно так же, как в самом начале. То же слово, тот же голос, но все было совсем по-другому, и Ане захотелось заткнуть уши и бежать, бежать в абсолютно противоположную сторону.

Какое ужасное зрелище — жалкие обломки обманутых надежд.

Аня купила огромную грушу и с удовольствием надкусила ее желтый крутой бок. Сок брызнул и потек по пальцам липкой струйкой. До дома оставалось несколько шагов. Короткие сумерки грозили внезапной ночью.

— Анечка, солнышко, привет!

Она обернулась, увидела Чоню и Лесика.

— Гуляешь?

— Домой иду, — она уже не боялась их, однако ее несколько смутило столь бурное и ласковое приветствие.

— Выдумала тоже. Пойдем лучше с нами!

— Куда? — Аня мгновенно насторожилась и напряглась.

Чоня рассмеялся.

— Ну чего ты, испугалась, что ли?

— Вот еще!

— Пойдем! — Чоня выглядел каким-то уж слишком радостным и довольным, и глаза его светились очень и очень по-доброму. — Навестим Богдана.

Странный! Он выбрал именно тот аргумент, который, скорее всего, заставил бы Аню отказаться от предложенного путешествия, но, вопреки здравому смыслу, крайне пораженная выражением его лица, она послушно пошла вслед за Чоней. Лесик плелся сзади.

Выросший из темноты светлый прямоугольник заставил Аню задуматься и остановиться.

— Что это?

Из-за ее спины раздался хрипловатый голос.

— Раньше здесь то ли склад был, то ли мастерские, — объяснил Лесик. — А теперь мы здесь живем.

— Живете? Здесь? Вы?

Вот уж заявление воистину таинственное и пугающее! Аня решила, что не сделает больше и шага.

— Да. Идем! — нетерпеливо потянул ее за руку Чоня, и она опять покорилась, хотя, рассудив разумно, должна была развернуться и броситься наутек.

Чоня открыл маленькую дверь в огромных железных створках и, невзирая на царившую внутри тьму, уверенно потащил Аню по какому-то коридору.

— А это — Богданова берлога. Вот он обрадуется! — Чоня распахнул дверь.

Лесик, пролезший вперед, присвистнул.

— Облом! Он в отключке.

Богдан, раскинувшись, лежал на куче разноцветных одеял, и в его позе, в тяжелом дыхании чувствовалось что-то тревожное, неестественное.

Какое-то время они втроем бессмысленно пялились на лежащего, словно видели его в первый раз. Потом Чоня склонился, словно заботливая мамаша, внимательно вгляделся в напряженное во сне лицо и тихонько ткнул кулаком в плечо.

— Это надолго, — констатировал он.

Но, словно нарочно, в пику его словам Богдан открыл глаза, обвел всех мутным взглядом. Казалось, он не узнает никого да и вообще не понимает, где находится и что с ним.

Ане стало неприятно и стыдно, будто она подсматривала за кем-то, а Богдан все с тем же отсутствующим видом сел. Быстрый осмысленный взгляд блеснул на мгновенье, и тут же Аня почувствовала, как уверенная рука сжала ее запястье.

— Иди сюда!

Она попыталась вырваться, отпрянула, но мужчина с силой потянул ее к себе. Аня потеряла равновесие, плюхнулась на колени и ткнулась губами ему в плечо. Великолепная сцена! А он мрачно и равнодушно, чуть морщась, бросил Чоне и Лесику:

— А вам чего здесь надо?

Аня вскипела, захотелось вскочить и крикнуть что-то резкое и обидное. И пусть он уберет свои лапы!

А Богдан не держал ее и, словно специально угадав момент, когда она вот-вот стремительно распрямится, твердо попросил, скорее даже приказал:

— Сходи запри дверь!

Аня с досады чуть не села обратно. Получилось так, будто она сломя голову ринулась исполнять его желание.

— Зачем? — возмущенно воскликнула она.

— Чтобы еще кто-нибудь не влез.

Богдан плотнее закутался в одеяло, и только сейчас Аня заметила, что его бьет дрожь. Мгновенно пожалев и простив, она дошла до двери, повернула ключ в замке, и кто-то с той стороны, легкомысленно уступив ей в последний момент, вдруг, опомнившись, торопливо дернул ручку.

— Не открывай!

Лесик и Чоня еще стояли под дверью, словно послушные джины, испарившиеся по первому требованию, они теперь не знали, куда идти, и в раздумье топтались на пороге. Между ними, демонстративно не замечая никого и ничего вокруг (что ей за дело до жалких деталей интерьера, сиротливо темнеющих в полумраке!), проплыла девушка и уверенно взялась за дверную ручку.

— Опоздала, хорошая моя, — сочувственно протянул Чоня. — Богдан занят.

— Неужели? — девушка насмешливо сощурила глаза.

— Девочка у него, — злорадно уточнил Лесик.

— Что?

— С девушкой он, — подтвердил Чоня. — Я же предупреждал тебя, Лолочка. Ну что ты в него вцепилась? Идем лучше со мной! — Чоня попытался обнять девушку, но та брезгливо передернула плечами, сбросила его руку.