- Значит, следуя из вашего анализа, американцы и сами будут заинтересованы сохранить все в тайне, даже в случае провала? - уточнил Президент, впившись взглядом в Остапова. - Я верно понимаю?
- Особенно в случае провала, - подтвердил генерал. - Даже узнав о нашей причастности к использованию ядерного заряда, они вряд ли захотят поднимать эту тему из-за неизбежно возникнувших неудобных вопросов. Например, откуда в администрации об этом узнали? Агентурным путем? Тогда что американская разведка делала в самых плохо изученных землях Чернобыльской аномальной Зоны? Руководителей ЦРУ, РУМО и прочих ведомств вызовут на ковер к спецкомитету Сената по разведке и устроят им допрос с пристрастием. Уверен, в Белом доме не обрадуются разбору полетов. С учетом кризиса в их политической системе, действующая администрация сделает все, чтобы скрыть свое участие в такой операции. Она будет "черной" - чернее самой глубокой угольной шахты.
Для не силовиков генерал пояснил.
- Они полностью откажутся от своих людей, если те попадут в плен и под пытками выдадут абсолютно закрытую информацию. Полагаю, об их существовании вообще не будет никаких свидетельств - ни документальных, ни среди людей. О столь секретной операции, с учетом ее значимости, должен знать только очень узкий круг лиц из Белого дома и в самых высоких кабинетах некоторых спецслужб.
Остапов не стал добавлять, что их могут и ликвидировать, либо всем выдадут новые документы и отправят к пластическим хирургам для изменения внешности. Точнее тех из них, кто сумеет выжить.
"Если выживут, - поправил себя генерал, - здесь не стоит полагаться на удачу"
- Но ядерный заряд! - сделал последнюю попытку Харламов, едва ли не чувствуя, как у него уходит земля из под ног. - Что если он попадет в руки каких-нибудь местных психопатов или террористов?! Вы задумались о последствиях, товарищ генерал?!
Глава ГРУ пропустил мимо ушей тон Секретаря и для придания большего веса своим словам встал со своего места.
- В случае угрозы захвата ядерного заряда он будет уничтожен даже ценой жизни всех в спецотряде!
Весь вид седовласого начальника ГРУ говорил о предельной серьезности и скрытой боли, с которой он произнес эти слова. Решительность военного разведчика произвела глубокое впечатление на всех. Чуть более спокойным тоном, он разъяснил:
- В Зоне есть уникальная возможность заметания следов - аномалии. Достаточно сбросить почти в любую из них устройство - и оно будет уничтожено. Ядерный взрыв в этом случае полностью исключен. Разрушение конструкции исключает имплозию и равномерное обжатие плутониевого заряда. Значит, возникновение неконтролируемой цепной реакции также становится невозможным. Еще вопросы?
Никто ничего не сказал. Лишь Президент Квачков парой секунд спустя кивнул головой и добавил:
- Мы благодарим вас, Кирилл Петрович, за подробное и доходчивое изложение столь важного и специфического вопроса.
Остапов почувствовал, как незаметно для других его дернул за рукав министр обороны. Намек был понят и главный военный разведчик сел на стул.
Набрав в грудь воздуха, Квачков сказал:
- Коллеги, сегодняшнее оперативное совещание и впрямь станет для нас едва ли не ключевым за все годы, а может быть важнейшим заседанием высшего руководства России за все время с момента окончания Великой Отечественной войны. Враждебные действия целого ряда западных стран и в первую очередь истеблишмента Соединенных Штатов Америки не оставляют нам выбора.
К своему удивлению, Президент почувствовал внутри себя странное ледяное спокойствие, как будто до этого на совещании разговаривали о совершенно обычных вещах. Откуда оно вдруг появилось? - спросил себя Квачков. Следующую фразу ему было трудно произнести и поэтому он взял паузу - но не для того, чтобы подчеркнуть весомость свои последующих слов, и без того степень угрозы ощущалась даже в воздухе, а с одной единственной целью - еще раз подумать о верности своих действий. Он видел, как в напряженном молчании Харламов ждал решения своего начальника. Квачков понимал, откуда подул ветер, когда двумя часами ранее Секретарь сумел лично встретиться в кабинете Президента и при выключенной записи провел с ним короткую, но обстоятельную беседу. На него давили, а он давил на Президента. Аккуратно, без чрезмерного нажима, зная как этого не любит глава государства, но все же с требованием. "Двухкратное падение прибыли", "серьезная обеспокоенность в бизнес-сообществе, перетекающая в плохо срываемое недовольство" и прочее в том же духе звучало из его уст. Но тогда Квачков уже прочел доклад ГРУ и решил не давать обещание занять строго однозначную позицию до совещания в Совбезе. Внутри себя он почувствовал несвойственную ему нерешительность, терзающие колебания - столь неприятные, что всем естеством хотелось поскорее избавиться от этого враждебного ощущения. Ничего определенного он не ответил Секретарю, лишь дал размытое обещание выслушать все точки зрения. Было заметно, как Харламов побледнел, но ничего не ответил, кроме "увидимся на Совбезе, Михаил Алексеевич" и в подавленном настроении вышел из кабинета Президента. Теперь настал час "X", а потому требовалось принять самое главное решение. И Квачков его принял.
- Как Верховный главнокомандующий Вооруженными Силами Российской Федерации, я отдаю приказ о проведении операции в Чернобыльской аномальной Зоне. Считаю, степень угрозы столь высокого порядка, что промедление чревато наихудшими последствиями, которые мы можем себе представить.
Послышался выдох - у кого от облегчения, у кого от разочарования. В другой ситуации проигравшая сторона не посмела бы столь откровенно показать свое недовольство, но обстоятельства были поистине экстраординарными. Кончено же последние слова Квачкова являлись полуправдой; его пугала даже не война США и их сателлитов с Ираном, с ее далекими стратегическими последствиями для России. Его пугала совершенно однозначная и реальная возможность геополитического противника физически устранить его, Михаила Алексеевича Квачкова. Тогда, рассудил он, какой смысл отказываться от проведения спецоперации в угоду крупному бизнесу? Ради сохранения своего положения? Но какой от этого прок, если Вашингтон сможет сжечь ему мозги? Мёртвым ни власть, ни деньги не нужны. Значит, оставался единственный выход - сорвать планы врага. А с олигархами как-нибудь разберусь, решил Президент. Не в первой.
- Коллеги, решение принято. На этом считаю оперативное совещание Совбеза закрытым. Прошу всех присутствующих помнить о наивысшей секретности обсуждаемых вопросов. Любая утечка должна быть исключена и сказанное на совещании не должно покинуть этот зал. Владимир Васильевич, - обратился Президент к Харламову. Секретарь поднял усталый взгляд.
- Слушаю, Михаил Алексеевич.
- Из протокола совещания должно быть исключено все, что касается операции в Зоне. Вам все понятно?
От ледяного взгляда Квачкова внутри Харламова все похолодело.
- Разумеется, Михаил Алексеевич, - выдавил из себя Секретарь, чувствуя как к горлу подступил комок. Президент обратился сразу ко всем в зале:
- Каждый несет всю полноту ответственности за разглашение озвученной здесь информации. Ознакомление с ее отдельными положениями разрешается только для конкретных исполнителей. Подчеркну, речь идет о положениях, касающихся непосредственного выполнения задания. Геополитический и стратегический аспекты не должны выйти за пределы круга постоянных членов Совбеза и руководителя Главного разведывательного управления Генерального штаба. Вопросы?
Ответом было сначала молчание с последующим осторожным "нет, Михаил Алексеевич". Все распознали в голосе Квачкова металлические нотки.
- На этом всё, спасибо за работу, коллеги. Юрий Павлович и Кирилл Петрович, вас обоих я жду у себя в кабинете через пять минут.
- Так точно, товарищ Верховный главнокомандующий, - почти синхронно ответили министр обороны и начальник ГРУ.
