Мальчишка, смущённо улыбаясь, взял шляпу и нерешительно вышел из шатра. Он посмотрел на выступавших скоморохов и медленно пошёл по кругу, протягивая шляпу. Через несколько мгновений в ней зазвенели первые медяки.

– Ну, что, Никифор, наш выход, – Ратмир протянул старику Никифору заранее заготовленные факелы.

– Слава Богу, хоть дожди начались, – улыбнулся тот. – А то такая засуха стояла, что нас за эти факелы могли бы распять прямо на площади.

– Так я тебе и не дал бы их зажигать, если бы засуха не закончилась, – усмехнулся в свою очередь Ратмир. – Крутили бы просто так, без огня…

– А вот сейчас мы вам, добрые люди, представим огненные упражнения! – воскликнул Василий, завидев выходящих из шатра старика Никифора и Ратмира с факелами в руках. Зрители заволновались, стараясь устоять под напором напиравших сзади желающих увидеть огненное представление. Теодорка и Елена, спрыгнув с Василия, картинно помахали руками и, раскланявшись, удалились в шатёр.

Вот Ратмир чиркнул огнивом и по очереди поджёг все факелы. Они загорелись ярким, цветным огнём. Зрители ещё больше оживились, и стали обсуждать происходящее, указывая пальцами на скоморохов.

Ратмир передал четыре пылающих факела старику Никифору и, держа ещё четыре в левой руке, отошёл от него на приличное расстояние. По сигналу силача Василия оба начали жонглировать горящими факелами. В кругу зрителей наступила тишина. Сначала Ратмир и Никифор жонглировали сами по себе. Дальше по сигналу Василия они стали жонглировать между собой, чем вызвали бурное оживление в толпе. Но вот здоровяк Василий опустился на корточки. Ратмир, продолжая жонглировать с Никифором, легко ступил одной ногой на колено, затем второй на плечо силача и, быстро подтянувшись, уверенно встал обеими ногами к нему на плечи. Силач медленно поднялся во весь свой рост, и тут же зрители разразились воплями восторга и удивления, наблюдая за жонглирующими скоморохами. Василий, стоя в центре круга с Ратмиром на плечах, стал осторожно крутиться вокруг собственной оси. При этом Никифор мелкими шажками двигался вслед за ним, продолжая жонглировать горящими факелами с Ратмиром. В этот момент Ратмир краем глаза вдруг заметил тёмную группу всадников на черных как смоль скакунах, явно направлявшихся в их сторону.

– Баста! – громко скомандовал он и, убедившись, что Никифор приостановил жонглирование, остановился сам и мягко спрыгнул с плеч Василия. Тихо произнёс:

– Василий, быстро мне лютню, а ты, Никифор, аккуратно туши факелы. Позже продолжим. Я сегодня говорю голосом Арлекино.

Привыкшие понимать его с полуслова скоморохи, молча, кивнули и кинулись выполнять указания Ратмира.

– А теперь наш грустный итальянский кабальеро исполнит для бабского сословия душещипательную песенку про любовный жар. Петь он будет по-итальянски! – воскликнул Василий, стараясь перекричать недовольные возгласы зрителей, разочарованных быстрым окончанием огненного представления и добавил: – А упражнения с горящими факелами покажем ещё, только чуть позже.

– Да хоть по-немецки! Один чёрт, что всё одно ничего не поймём. Лучше бы с огнём продолжили показывать картинки, – начали возмущаться мальчишки и мужики. Женская же половина с любопытством смотрела на стройного скомороха в итальянской маске и с лютней в руках.

В этот момент позади толпы послышались шум, ругань, щелчки от плетей. Народ кинулся было врассыпную, но, пропуская всадников, тут же вновь смыкал за ними тесные ряды. Опричники во главе с рыжебородым Малютой Скуратовым подъехали к самому кругу, огороженному цветными лентами.

Ратмир нежно коснулся длинными, сильными пальцами туго натянутых струн, и послышались чарующие звуки лютни. Скоморох запел. Печальная баллада на чудесном итальянском языке зазвучала над толпой. Народ опять стал подтягиваться поближе к выступавшим. В первых рядах зрителей наступила тишина. Далее стали умолкать последующие ряды. Малюта Скуратов, остановивший коня в первых рядах, внимательно прислушиваясь к пению скомороха в итальянской маске, нетерпеливо помахивал хлыстом. Неожиданно он взмахом руки прервал его пение:

– На итальянском же языке ты поёшь, потешник?

– На итальянском, сударь, – деревянно-мальчишеским голосом подтвердил тот и поклонился опричнику.

– А потешки на итальянский манер представлять можете? – оживился Малюта Скуратов.

– С нашим большим удовольствием, – опять поклонился скоморох.

– И людишки твои могут изъясняться по-итальянски?

– Могут, сударь, могут, не извольте беспокоиться, – в третий раз деревянным голосом ответил скоморох и вновь поклонился.

Малюта Скуратов довольно оскалился:

– Кто у вас тут за старшего? Живо ко мне! Разговор есть, – скомандовал он.

– Сию минуту, сударь. Я вам сейчас пришлю старшего, – опять поклонившись ему, ответил скоморох и исчез за занавеской шатра. Там Ратмир кивнул ожидавшим его скоморохам и подошёл к старику Никифору:

– Никифор, сегодня ты за старшего. Так надо, – тихо произнёс он, не снимая маски. – Иди, разговаривай с ним. Это – Малюта Скуратов. Но ты его зови Григорием Лукьяновичем, так ему больше нравиться…

– Почему не ты сам? – растерялся тот.

– Он меня знает как другого человека. Никак нельзя ему открыться. И так он уже ранее меня за шпиона принимал.

– Что нужно-то от него? – заволновался Никифор.

– Думаю, что будет звать представлять потешки на царском пиру.

– На царском пиру?! – тихо ахнули скоморохи.

– Ты должен дать ему согласие и узнать, когда туда нужно явиться. И запомни всё, что он тебе скажет, – Ратмир взял старика Никифора за плечи и вытолкал его из шатра.

– Что-то ты долго собирался, старый чёрт! – раздражённо прикрикнул на старика Никифора Малюта Скуратов. – Поди сюда и слушай меня внимательно. Вы тут итальянские картинки и песни представляете. Язык знаете.

– Да мы, барин Григорий Лукьянович, на разных языках представлять можем, – поклонился ему в пояс старик Никифор. – Хочешь – на итальянском, хочешь – на аглицком или немецком…

– Откуда меня знаешь? – прищурился тот.

– Так добрая молва – она быстро в народе разносится, – опять поклонился старик Никифор.

– Добрая?! Обо мне?! – настороженно посмотрел на него царский опричник. – Ты, старый пень, ври да не завирайся. Мне мои людишки докладывают, какая молва обо мне в народе идёт. Да только меня это не сильно печалит.

– Прости, Григорий Лукьянович, хотел как лучше, – старик Никифор, подобострастно сложив руки лодочкой на груди, приблизился к черному скакуну, на котором величественно сидел Малюта.

– Жизнью, видать, хорошо битый. Потому и ведёшь себя разумно, – ухмыльнулся тот. – Слушай меня внимательно, старик. Через день к царю прибывает посланник папы римского на поклон. Так наш кормилец-государь желает потешить его при своём дворе разными итальянскими штучками. Певцы, художники там и прочая итальянская нечисть. И приказал найти скоморохов, представляющих на итальянский манер. А вас мне сегодня, видать, сам Бог послал. Потому готовьтесь быть через два дня при дворце. Всем быть и представлять так, чтобы наш Великий государь и посланник папы римского были довольны. Понял?! Иначе узнаете у меня почём фунт лиха! – Малюта Скуратов погрозил старику Никифору большим кулаком.

– Не изволь беспокоиться, батюшка Григорий Лукьянович! – поклонился ему старик Никифор. – Всё будет в наилучшем виде.

– Завтра к вечеру быть у первого поста на Александрову слободу со всем вашим скарбом. Мои людишки уже будут предупреждены и проводят вас куда надо. Эх! – воскликнул Малюта Скуратов и, резко повернув коня, вместе со своими конниками направил его в завизжавшую и кинувшуюся врассыпную от ударов плетей толпу.

Спустя несколько часов после окончания выступления на городской площади скоморохи сидели за большим деревянным столом и ужинали, возбуждённо обсуждая предстоящие представления в царском дворце.

– Вот ведь не зря ты, Ратмир, учил нас разным фразам иноземным! Вот в который раз уже как пригодилось! – звонким детским голоском радостно произнесла карлица Авдотья.