--Таких гарантий не может дать никто.

--Мне до других дела нет.

--Вы поражены гордыней.

В ответ он снова пожал плечами.

Наступила пауза, в течение которой подполковник внимательно смотрел ему прямо в лицо. Он тоже не отвёл глаз, понимая, насколько важна эта дуэль взглядов. Сейчас сидящий напротив человек принимал решение насчёт него. Наверное, не окончательное, однако, безусловно, значимое. Наконец, хозяин кабинета снова заговорил:

--Вы ответили на все мои вопросы. Однако мотив и отсутствие алиби никуда не делись. Поэтому Вам придётся пройти тест на полиграфе.

--Я готов.

Спустя несколько дней давешний подполковник докладывал результаты своего расследования начальнику управления.

--Никаких улик против фигуранта дела не найдено. Есть лишь мотив и отсутствие алиби. Однако и они не стопроцентно надёжны. С дочерью он действительно отношений не поддерживает, её образ жизни, о котором знает из жалоб бывшей жены, резко осуждает. Она для него--нежеланный ребёнок. Всё его участие в её воспитании сводится к финансовой поддержке. Но без излишеств. С женой встречается редко, всегда по её просьбе и только на стороне. Так что его утверждение, будто он лично поисками дочери не занимался, можно признать правдоподобным, хотя, конечно, и удивительным. Отказ подтвердить алиби тоже убедителен. Для оперативника выдать агента бесчестно.

--Оружие и машина преступника ничего не дали?

--Пистолет раньше нигде не засветился. Найти его не удалось. Машина зарегистрирована на одинокого старика, который умер ещё в девяносто восьмом году.

--А что показал полиграф?

--Как и следовало ожидать, опрос не удался. На этапе калибровки аппаратуры реакции опрашиваемого не позволили определить фоновые уровни. Да и пустое это дело--проверять на детекторе лжи бывшего спецназовца. У таких людей и психика особенная, и обучены они тому, как обмануть прибор и оператора.

--Хорошо. Какие у Вас предложения?

--Закрыть дело, поскольку доказать причастность подозреваемого к данному преступлению не представляется возможным.

--Согласен.

Генерал замолчал, но не отпустил подчинённого, а смотрел на него, видимо, решая, стоит ли продолжить разговор. Наконец, спросил:

--И всё же?..

Подполковник ожидал чего-то подобного, поэтому ответил сразу:

--Уверен, что это он.

--И как же ему удалось так чисто всё сделать? Ведь времени на подготовку у него не было.

--А он готовился заранее. Предусмотрел вероятные ситуации, в которых может оказаться, разработал для них сценарии своего поведения и запасся необходимым реквизитом и легендами. Для опытного человека это было нетрудно. Признаюсь, он меня раззадорил. Я сам бывший оперативник, тем не менее, как ни старался, никаких зацепок не нашёл. Он классный профессионал. И, безусловно, талант. Честно скажу, я рад, что мне не удалось его изобличить. К тому же фактически он сделал полезное дело. Да, нарушил закон, но доказать это мы не можем.

Генерал думал так же, но в отличие от подчинённого не считал себя вправе выразить своё мнение вслух. И он ограничился скупой похвалой в его адрес, которую, впрочем, можно было отнести и к последним фразам подполковника:

--Вы хорошо провели расследование. Благодарю.

--Разрешите идти?

--Идите.

Только через несколько месяцев, когда история с массовым убийством в промзоне подзабылась и при этом ни официальных сообщений, ни слухов о задержании преступников не последовало, жена нашего героя, наконец, решилась его увидеть. И, встретив на улице как бы случайно, поблагодарила за спасение дочери. В ответ он и ухом не повёл:

--Я её не спасал. Это была разборка двух бандитских групп.

--Как скажешь. И всё же спасибо тебе.