Голос безнадёжно сорвался, словно у механизма, отвечающего за его подачу, кончился завод. Слёзы крупными каплями обрывались с ресниц, падая на гладкую металлическую поверхность стола, не принося облегчения. Ей хотелось зарыдать, громко, пронзительно, чтобы хоть криком выразить копившуюся столько времени боль, но она сдерживалась, судорожно сцепляя пальцы и почти до крови закусывая губу.
– Вы поэтому и ходите на казни? Пытаетесь узнать, почему они это делают?
Сил ответить уже не было, и она просто кивнула. Мужская ладонь легко коснулась щеки, обвела её контур и бережно, словно боясь, что от любого неосторожного движения девушка сломается, как фарфоровая кукла, приподняла лицо. Серые глаза участливо и серьёзно смотрели на неё.
– Вы не найдете здесь ответы на свои вопросы, – в голосе не было ни насмешки, ни прежней холодности. – Потому что тот, кто мог бы на них ответить, умер много лет назад. Перестаньте винить себя и живите ради тех, кто вам дорог. Пока на это ещё есть время, – последние слова прозвучали особенно горько, и Люси не нашла, что ответить. Драгнил встал и нажал на чёрную кнопку. Девушка только молча смотрела, как открылась дверь, впуская охранника, и тот, взяв молодого человека за плечо, повёл его к выходу. И только когда до порога оставалась всего пара шагов, она вдруг вспомнила, зачем сюда приехала:
– Подождите! – заключённый и его конвой остановились и, как по команде, посмотрели на неё. – Вчера вы сказали, что, услышав правду, я могу пожалеть об этом. Что вы имели в виду?
– Какая разница? Теперь это уже не важно, – Драгнил развернулся и вышел из комнаты. Железная дверь с громким лязганьем захлопнулась за его спиной. Люси торопливо вытерла лицо и, едва дождавшись своего сопровождающего, поспешила покинуть тюрьму.
В салоне автомобиля было нестерпимо душно. Девушка открыла окно, дрожащей рукой повернула ключ зажигания и резко тронула машину с места. И только когда угрюмое серое здание скрылось за поворотом, она съехала на обочину, уронила голову на руль и разрыдалась.
========== Часть 5 ==========
Узкий мрачный коридор, ветвясь и изгибаясь, как змея, уходил куда-то вперёд и, казалось, не имел ни начала, ни конца. Она боялась оглянуться, чтобы не увидеть за своей спиной такой же полутёмный лабиринт, из которого нет выхода. Сырой спертый воздух, проникая в лёгкие, оставлял в носоглотке ощущение могильного холода и противный, опасный в своей сладости привкус плесени. Звук шагов испуганным эхом метался в тесном пространстве между бетонными стенами, неприятно, почти болезненно стучась в барабанные перепонки. Люси хотелось пойти чуть медленнее, чтобы не так сильно стучать по цементному полу каблучками, но шедший впереди широкоплечий охранник на её просьбы не реагировал и даже, кажется, пошёл быстрее. Ей пришлось почти бежать за ним, чтобы не отстать. Редкие лампочки на потолке почти не давали света, и девушка, споткнувшись, невольно коснулась шершавой, осклизлой стены. Дрожь пронзила всё тело, заставив её от неожиданности глубоко вздохнуть пропитанный смертью воздух. Организм зашёлся в глухом, надсадном кашле, стремясь избавиться от отравы. На глаза навернулись слёзы, и ей пришлось идти почти вслепую. Лёгкие горели, словно она надышалась дыма. Голова закружилась, и Люси бы, наверное, упала, если бы вдруг совсем рядом не открылась дверь, бросив на пол яркий прямоугольник света. Собрав все силы, блондинка сделала несколько быстрых шагов и оказалась в маленькой, абсолютно пустой комнате. Одна стена, слева от входа, была стеклянной. Девушка закусила губу и зажмурилась. За спиной как-то обречённо и в то же время необычайно торжественно захлопнулась железная дверь.
Люси глубоко вздохнула, пытаясь успокоить нервную дрожь в коленях, и открыла глаза. Камера смерти. Сколько раз она уже бывала здесь? Ей казалось, она помнит каждую трещинку на стене, каждую царапину на толстом, бронированном стекле, каждое пятно на полу. Но раньше журналистка никогда не была здесь одна. Священник, охранник, иногда – родственники погибшего, и никогда – осуждённого. Почему сегодня она пришла сюда? Девушка потёрла лоб, словно пытаясь этим жестом воскресить канувшие в лету воспоминания. Ах, да, она обещала. Обещала, что будет присутствовать на казне… кого? Не помнит. Ни лица, ни имени. Это неправильно. Нельзя, чтобы от человека вообще ничего не осталось. Надо спросить. У кого? Охранник, её сопровождающий, он должен знать. Главное – успеть. Чтобы в последний момент произнести имя – одними губами, голос всё равно не услышат. Потому что человек не должен умирать в одиночестве.
Не успела. Стальная штора, закрывающая стекло с той стороны, дрогнула и поползла в сторону. Люси медленно обернулась. На стуле с высокой спинкой сидел Драгнил. Широкие кожаные ремни плотно фиксировали его на орудии казни, не давая даже нормально дышать. Электрические провода тонкой паутиной обвивали тело. Рот был заткнут кляпом – его лишили даже возможности кричать. Серые глаза смотрели на неё со страхом и отчаянием. По виску скатилась капелька пота, блеснув под ярким излучением потолочной лампы, заливающей камеру белёсым, неживым светом. Люси не слышала, но знала, как бешено и неровно сейчас бьётся его сердце, отсчитывая последние мгновения жизни.
Из-за серой, грубой на вид, свисающей до самого пола тяжелыми, мятыми, словно поломанными складками материи, закрывающей правый угол отделения для исполнения приговора, высунулась бледная, по-детски худая рука. Плотно обхватила рубильник, подождала немного, словно согревая в узкой ладони, и резко опустила. Драгнил дёрнулся, до противного, тянущего нервы скрипа сжал ремешок-кляп зубами, замер на мгновение, будто желая сделать последний вздох – и забился в страшной, безысходной агонии.
Минута, две? Или целая вечность? Свет пару раз мигнул и стал на полтона тусклее. Осуждённый тряпичной куклой повис на удерживающих его ремнях, уронив голову на грудь. Розовые волосы нечесаной паклей упали вперёд, закрывая лицо. Всё было кончено.
Рука, держащая рубильник, схватилась за шторку и резко дёрнула в сторону. Люси зажала рот ладонью и упала на колени. Она не могла ни двигаться, ни говорить, лишь с немым ужасом смотрела на того, кто только что совершил казнь. На высоком стуле в синем форменном платьице стояла Мишель. Привычным, до боли знакомым жестом девочка откинула за спину короткие, чуть рыжеватые косички и, белозубо улыбнувшись, спросила:
– Ты ещё хочешь знать правду, сестрёнка?
Люси затряслась, замотала головой, давясь слезами и молчаливым, рвущим лёгкие криком. Мишель звонко рассмеялась, запрыгала на шатком, жалобно скрипнувшем под ней стульчике и захлопала в ладоши:
– Люси трусишка! Люси врушка!
От её смеха по прозрачной перегородке между комнатами побежали тонкие, как ниточки, извилистые трещинки. А потом закалённое, пуленепробиваемое стекло вздрогнуло и разлетелось мелкими, острыми осколками, впиваясь в беззащитную кожу, проникая в глаза и рот. Люси сделала глубокий вдох, забивая бронхи смертельной пылью, и, наконец, закричала…
***
Она проснулась от собственного крика. Сотрясаясь от крупной дрожи, девушка скорчилась под одеялом, вцепившись зубами в собственную ладонь и даже не замечая этого. Всё увиденное было настолько реальным, что Люси до сих пор чувствовала исходящий от стен почти могильный холод, запах плесени и солоноватый привкус крови во рту.
Впрочем, последнее не было только плодом воображения. Немного придя в себя, девушка поднесла к глазам руку, пытаясь узнать причину странной, дёргающей боли, и увидела на ней след от укуса. Горячий комок подкатил к горлу. Люси едва успела добежать до туалета. Когда спазмы прекратились, она опустилась на пол и с облегчением привалилась к стене. Кафельное покрытие приятно холодило ступни и спину, но скоро её снова начала пробирать дрожь. Пришлось встать, опираясь одной рукой на скользкую плитку, и медленно, пошатываясь, добрести до душа. Горячая вода сотворила чудеса: она не только смыла остатки кошмара, но и придала сил. Закутавшись в махровый халатик, Люси пошла на кухню. Есть не хотелось, но вот от кофе она бы точно не отказалась. Уже держа в ладонях чашку и аккуратно, маленькими глоточками прихлёбывая обжигающий крепкий напиток, девушка задумчиво смотрела в окно.
