Добро увидеть бывает не просто, тут труд нужен, как трудились Саня с Леной, всегда у них хорошо было, поэтому они и умели радоваться от души за других. Где-то год назад уехал из Городка Димка Тригубко в Питер, на работу хорошую почти сразу устроился, пить по-черному бросил, женился на умнице с собственной жилплощадью, а сейчас уже дочка родилась, Александрой назвали. В Городке червивые сразу зашипели: не надолго его хватит, еще не известно, чем это аукнется, и только Саня, за ужином рассказывая Лене о Димке, радовался за него.

– Да, радость-то какая, – убирая посуду со стола, думала Лена.

– Да, молодец парень, – Саня с Леной умели читать мысли друг друга.

Не ведает Лена, не ведает Саня, что в книге написано: «Блаженна ты, любовь, подательница всех благ! Блажен человек, истинную веру обретший и непритворную любовь, ибо сказал Господь: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих".

Еще по рюмашке кедровки накатили. Настала совсем лепота.

– Че ты, смотришь сериальчик этот «Выжить после»? – Саня наливал еще чаю.

– Слушай, смотрю, первый сезон начал. Начинается как-то банально. Смешно даже, – Антохе после трех рюмашек тянуло поговорить – сериальчик отличная тема, не на политику же слова тратить, там и без нас пиздоболов хватает.

– Может быть, но второй сезон, я тебе скажу, вообще огонь! – Санька тоже разгорячился.

– Посмотрим-посмотрим.

– А самое, что интересное, там всего вроде три или четыре сезона Нет этой галиматьи, как в «Ходячих мертвецах», где одно и то же, только локации меняют.

– Так че им еще делать остается, деньги же надо зарабатывать.

– А сегодня она имеет пентхаус в центре Киева, собственный ресторан, коллекцию автомобилей, но никто не знает, что в детстве она росла в нищите, – по телевизору началась программа про какую-та певицу.

– Че, Антоха, нравится Анюта? – Саня заговорчески с намеком на намек подмигнул и указал на девчину в телеэкране.

Антоха уже хотел сказать, так как надо, так как принято:

– Пентхаус у нее есть, ресторан. Дала, кому надо, отсосала, у кого следует.

Но язык не повернулся, демоны из бани ошпаренные когда убегали и зависть в мешке с другими своими прелестями прихватили. Скверны, что живых мертвыми делает, нет.

– Песни ее не слышал, а так очень нравится, значит, и песни у нее хорошие. Вообще молодец баба.

– Да. Молодец тетка. А ты знал, что Хабенский…

– Орк?

Пацаны просмеялись.

– Не. Отличный мужик. Уже больше ста детей от рака спас.

– Хера себе, какой он крутой.

– Да. Вот бы к нам в Городок звезды приехали.

– Зачем?

– Да чтобы у всех праздник был, чтобы люди порадовались.

– ООО!!! Праздника, значит. захотели,– на кухне появилась Лена, распаренная, с полотенцем на голове, в легком халатике на голое тело, (она как-то не стеснялась Антоху, да и Саня вроде на это не обращал внимания), наклоняясь ь к кружке, в которой был заварен шиповник, таинственно оголилась половина персиковой груди. Антоха не хотел туда смотреть, постыдные мысли появлялись как-то сами собой в голове здорового мужика..

– Ой, ладно. Пошел я домой. Вам спать пора.

– Так у нас-та оставайся, – Санька был еще не против выпить и посидеть.

– Не, надо идти.

– Ну, давай на посошок.

– Ну, давай!

Антоха вышел на улицу. Морозило, сам он, пьяненький, не стал такси вызывать, решил пешком прогуляться. Выпивал бы с кем другим, по-любому захотелось бы догнаться, продолжить банкет, а сейчас, после бутылочки самогонки, после бани, после Саши и Лены, вообще больше пить не хотелось. Спасибо только им хотелось сказать, Хабенскому сказать спасибо, Прохору Шаляпину, что по телевизору пел, не напрягал. Но почему так мало людей про Хабенского знают, что он добро творит? Почему уроды просмотры на «Ютьюбе» набирают? Почему я сам в интернете на уродов смотрю?

– Да потому, что я сам урод, – вдруг осенило Антоху, – Такой же пиздобол, как и по телевизору в новостях. Только и говорю, что курить завтра брошу. – Я все думал, почему именно «Экспонат» у «Ленинграда» так интернет взорвал. Есть же у них круче клипы – «ЗОЖ», «ВИП», ну и шедевр «Мусор». А тут все ясно стало Антохе, там хоть чутка, да задуматься надо. А тут «Экспонат». Нате! Получите, распишитесь, кругом такие тупые, а я не такой. Я понимаю, что кругом тупые. Экспонаты, а я не такой.

Правильно Павел Воля и Руслан Белый нас же стебут, а мы ржем. Не замечаешь как-то, что сам, именно ты и герой их ситкомов. На других стрелки переводишь, рыло свое прикрываешь. Вот она беспомощность сатиры в действии, оборжать другого, себя выгородить.

Антоха выкурил полсигареты. В кармане потайном полпачки нашел. Не смог сдержаться. Тошно так стало, голова закружилась, в ногах слабость, чувствует Антоха – вянет. Кинул окорок с силой, а сам поскользнулся и упал на бок, фонарь и черное засыпанное звездами небо.

Фонарь нагло и символично потух. Час ночи значит. В час ночи Городок фонари гасит, экономит электроэнергию, нечего по ночам шарахаться, а Антоха стряхивал с себя оцепенение, всю скверну в бане смыл, протер рыло снегом. Заулыбался:

– Ну ничего-ничего, прорвемся. Лишь бы завтра было с хлебом насущным, да у Сани с Леной все хорошо.

Саня с Леной уже выключили телевизор и улеглись спать.

– Я тебя люблю. Не знаю, как сказать короче, – крепко прижав к своей груди Лену, прошептал Саня.

– Ах ты, ежик.

«Так просто! Как у нее получается делать такие комплименты? – Саня засыпал, – хорошо, что сегодня заходил Антоха…»

Лене не спится, ворочается. Как с бани вышла, трусиков еще не надела, любит обнаженной спать. Вся пышет.

– Фу! – громко выдыхает Лена. Жарко, а там аж пожар. Закрывает глаза – хочет. По спине мужа, света очей своих, ноготками проводит. Он вздрагивает, от этого Лена еще больше взводится. Переворачивает его на спину, сверху запрыгивает, губами врезается в губы. Что?! Что такое с ней происходит? Этим мыслям она всегда говорила: «Стоп». Никогда не преступала черту, которую сама начертила, никто не ставил границу, сама баррикаду выстроила, ее робость всегда говорила: «Стоп!». Даже когда была одна, мыслям таким всегда говорила: «Стоп!». Ручками, словно перышками, защищалась, когда Саша хотел ее взять, перешагнув за ту черту, которую она нарисовала, она так ее боялась, стеснялась, что даже разговоры об этом вгоняли ее в краску. Так и получалось, что детей сделали под одеялом, с занавешенными окнами, в темноте, на ощупь. Еще недавно она была счастлива: в жизнь воплотилась мечта.

«Я хочу стать счастливой женой и замечательной мамой», – много лет назад написала она в девчачьей анкете, синенькой такой, с цветочком на обложке, закрывающейся на замочек. В такой точно можно хранить секреты. Так все и вышло. Она была счастлива в браке и была без ума от детей, но последнее время этого стало не хватать. Катастрофически этого стало не хватать, и все чаще в мечтах перед сном она подходила к той черте. Не было робости, не было больше оружия бороться с желанием.

Губами Лена врезается в губы супруга. Спускается ниже. До этого она брала в рот только его пальцы, своей рукой сама сжала свою грудь. Вверх-вниз, вверх-вниз голова. «Боже! – думает Лена, – можно ли о нем думать сейчас? Неважно!» Это «вечно и грешно». Это силы дает, открываются дверцы. Ленка открывает заднюю дверь. Больно! Смешно! Хорошо! Фейерверк! Звезды в земле. Целая горсть звезд, вот на подушку рассыпались, кинуть их в угол, на пол, на кухню отнести, чтобы весь дом вместе с нами светился!

– Трахай меня! – кричит Ленка. Так не похоже это словцо на Лену. Лена раз всего матюгнулась вслух, когда они с Сашей сели в катапульту на Диво-острове в Питере.

– Я сосчитаю до трех, и полетите, – сказал смешной губастый парнишка, что их пристегивал к сиденью.

–Три!, – они сразу взлетели.

–Блять! – тогда лишь вскрикнула Лена. Это был как гром среди ясного неба, как муха в сметане.

– Сильней! Трахай меня! – кричит Ленка.