Допив крепкий чай, который помог мне чувствовать себя бодрее, я заправила кровать и спустилась вниз. Отец встал на четверть часа раньше, поэтому сковорода на плите уже стреляла. С улыбкой глянув на папу, который сделал вид, что ничего не собирался готовить, я подошла к плите и выключила ее.

– Я сама, хорошо?

Отец повернулся ко мне, перестав делать занятый вид и поправлять подушки в гостиной.

– Просто хотел сделать тебе приятное, – неловко произнес он.

Я хихикнула.

У нас с папой всегда были хорошие отношения. Без препираний, обид и прочего. В детстве я обычно проводила время с мамой и особенно с бабушкой, а папа крутился с работой. И когда родители развелись, то я забеспокоилась в первую очередь за будущее разрушившейся семьи, а во вторую очередь за то, как мне удастся ужиться с Нилом, моим папой, ведь мать уехала во Флориду и оставила нас вдвоем. До развода мы разговаривали с папой редко, однако в нашей семье это стало нормальным: я не жаловалась, поскольку была окружена бабушкиной заботой, а папа приходил поздно очень уставшим и успевал только пожелать нам спокойной ночи, перед тем как свалиться на кровать.

Сейчас я не задаю себе подобных вопросов: Нил человек не навязчивый, но в меру интересующийся моей жизнью. Он знает, что в моей голове все работает верно: без вредных привычек, стараюсь хорошо учиться, вкусно готовлю, в доме ежедневно навожу порядок. Наверное, поэтому и не пристает с глупыми вопросами. А с мамой отношения оставляют желать лучшего. Когда-то я ее навещала, но сейчас нам хватает обычной переписки, в которой она пытается изобразить бесконечно любящего человека.

Я открыла холодильник. В морозильной камере лежала коробка с пиццей. Отлично! Проблема с едой решена.

– Пап! – крикнула я Нилу, который смотрел телевизор в гостиной. – Как ты относишься к пицце?

– Хорошо! С удовольствием с ней расквитаюсь!

Будь здесь бабушка, она бы, во-первых, запретила смотреть папе с утра телевизор, а за пиццу на завтрак она бы вообще нас уничтожила одним только взглядом.

Я сунула пиццу в микроволновую печь и поставила на пятнадцать минут. Пока еда разогревалась, пошла в ванную и привела себя в порядок. Под большим зеркалом я обнаружила розовое мыло, упакованное в прозрачный целлофан. Я распаковала его и поднесла к носу. Какой приятный аромат! Пожалуй, день начат на восемь баллов, если судить по десятибалльной шкале. Лишь бы не спугнуть удачу…

«Интересно, что будет сегодня в школе?», – размышляла я, пока теплая вода из-под крана согревала руки.

И правда, достаточно интересный вопрос. Наверняка Морти будет меня искать, чтобы напомнить о вчерашнем, ворошить взглядом, спрашивать, что я думаю на этот счет, и так далее. Но больше всего меня интересует столовая: что дирекция скажет?

Позавтракав, я пожелала папе удачи – это было обоюдно – и вышла из дома.

На территории школы все выглядело непритворно спокойным. Это буквально из-под ног выбивало. Особенно тот забавный факт, что Морти был прав, когда сказал о сверхъестественных вмешательствах, которые не допустят своего разоблачения перед посторонними.

Или он не прав. Я же еще и внутрь не вошла.

Открыв двери, я разинула рот от удивления: возле столовой столпились учеников семьдесят, некоторые стояли с табличками «Долой учебу». Я помню этих блюстителей антизакона: они давненько искали повод создать митинг по закрытию школы на неопределенный срок. Видимо, перевернутая вверх дном столовая послужила блестящим резоном. А что же остальные ребята? Они с рвущимся интересом вытягивали шеи и оглядывали помещение столовой. На входе стоял охранник с раздвинутыми в стороны руками и что-то очень громко говорил. Но расслышать не удалось ввиду басов ребят. Среди толпы я обнаружила Джулию – худенькую девушку в фиолетовой блузке без рукавов и собранными в хвост темными волосами. Голубые глаза удивленно смотрели на перевернутые столы. Наконец, когда я дошла до толпы, я услышала слова охранника.

– Согласно приказу директора ученикам не дозволено сюда заходить! Отошли все!

Я округлила глаза: только выстрел из пистолета заставит их отойти. Дернув за руку Джулию, я заставила ее повернуться ко мне.

– Фиби! – обрадовалась она, а затем с расстроенным лицом произнесла: – Похоже, сегодня ленча не будет.

Я еле-еле услышала ее – повсюду стоял дикий гвалт.

– Почему? – сделала я наивный вид, с трудом разобрав слова.

Джулия стояла в первых рядах, и когда отошла, чтобы я увидела перевернутую столовую, то мне ничего не оставалось сделать, как изобразить удивленную гримасу.

Охранник неодобрительно посмотрел на меня.

– А ну отошли назад! – грубо крикнул он.

Я вышла из толпы и потащила за собой Джулию.

– Что случилось, не сказали? – спросила я ее.

– Ничего не объяснили. Только предупредили о закрытии столовой до пятницы. Ребята считают, кто-то устроил свой протест.

– Кто? – изогнула я бровь.

– Помнишь Линкольна из параллели? – уточнила та.

Я кивнула.

– Недавно он выкинул тарелку с едой в мусорный контейнер из-за того, что повара переборщили с печенкой, – шепнула Джулия.

– Боже.

– А пару дней назад он пригрозил, что расквитается с тем, кто приготовил тот ужасный брокколи.

– Можно же его просто не есть, что за злоба в Линкольне? – спросила я, поддерживая разговор.

– Ты что! Это же Линкольн! Его вся школа опасается, он чокнутый! – твердила девушка.

В общем, все внимание было сосредоточено на вине Линкольна. Я всей душой надеюсь, что переполох сделал он.

Больше стоять в толпе я смысла не видела: Джулия вновь прикрепилась к ней, словно вошла в строй, а я поднялась на второй этаж, где царила тишина, и подошла к кабинету алгебры, надеясь, что скоро примчит мисс Брикмен и начнет урок. В коридоре – пустота. Должно быть, все, кто приходит в школу, останавливаются возле толпы ребят.

Вдруг в другом конце коридора появился Морти.

– Привет! – помахал он рукой и подошел ко мне.

Тейлор всегда одевался одинаково, и увидь я его в миллионной толпе, я бы сразу признала эту клетчатую рубашку, огромные очки и неприглядные веснушки. А рыжие, немного потрепанные волосы придавали Морти индивидуальность. В школе он был единственным рыжеволосым ботаником.

– Здравствуй, – холодно отозвалась я.

Мое нежелание с ним общаться его нисколько не смутило. Он продолжил, пока я театрально смотрела в пол и пыталась изо всех сил изобразить недовольство. Ну, или что-что, что подтолкнет его на мысль развернуться и уйти. Я достала из сумки учебник по алгебре и вместо пола уставилась в него.

– Ты видела, что творится внизу?

– Морти, – вздохнула я с занятым видом, – вход в школу только на первом этаже, я не могла не заметить.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Что придется приносить сандвичи самой, а не брать из столовой.

– Я думаю, ты догадываешься, из-за чего это, – начал он.

– Да, я буду хотеть есть, – опустила я учебник и равнодушно взглянула на него.

Морти заметил, наконец, мое плохое настроение и стал пристально за мной наблюдать. Я держалась из последних сил. Актриса из меня никудышная, и вести себя понарошку холодной я не умела.

Однако этот случай – огромный нонсенс за всю мою жизнь.

Не хотела я поднимать тему о Черном Ангеле. Да, того призрака я назвала Черным Ангелом. Потому что он фантом – как во сне – и с крыльями – как ангел. По-моему, вполне подходящее имя.

– Слушай, давай забудем, ладно? – спросила я.

– Ты серьезно? – возмутился ботаник. – Да я собственными глазами видел то, что вряд ли кто-нибудь смог бы забыть! Я просто так не отступлюсь! Я найду его!

Мне нечего было сказать. Пожав плечами, я уткнулась в учебник дальше. Признаться честно, я не до конца была уверена, все ли в порядке со мной. С подобными ситуациями я не сталкивалась, и как поступить никто не посоветует. Кому-то сказать – примут за ненормальную, сказать кому-то ненормальному, вроде Морти, – примут за свою. Стоит ли с ним откровенничать? Определенно нет! Единственное разумное решение, на мой взгляд, это закрыть глаза и больше не вспоминать, не думать, не размышлять. А просто продолжать жить своей жизнью.