Бабка Амалии сказала на следующий день дочери, что та должна покинуть поселение навсегда. Та не раздумывала ни секунды. В ней уже тогда теплилась частица белого человека, и она с первой секунды зачатия ощущала ее. Гордая индеанка знала это точно, и в ее голове уже зародилось имя будущего человека – Амалия.

Едва девочка увидела свет, мать устроилась на работу. Бабка Амалии, отправляя дочь во взрослую жизнь, отдала ей большую часть сбережений семьи – деньги и украшения. Но та решила сберечь их для Амалии. Она бросилась в работу с головой, не жалея себя. Девочка росла быстро, как "стройная тростинка", послушная, впитывающая все с молоком матери. Но, видимо, работа во время начала беременности и после забрала много сил у женщины. Она стала часто болеть. С каждым годом становилась слабее. К пятнадцатилетию дочери погасла совсем. Амалия с двенадцати лет вертелась в кафе, помогая матери, а через год работала при музее. Да и владельцы "Трех охотников" не могли оставить семью из двух «свечей». Одна из которых гасла, другая разгоралась. Они помогали им.

Девочка взрослела на глазах, не решаясь исполнить волю матери – отправиться к бабке в индейское поселение. К той, что имела связь с тотемом племени. Амалия, как считала мать, была не простым ребенком, что-то было бабкино. Она замечала странности за дочерью – необъяснимые интуитивные способности. Амалия тянула с исполнением последней волей матери, резонно видя в бабке плохую мать, отправившую беременную дочь в неизвестность. Однако в шестнадцать она решила выполнить обещание, данное у смертного одра.

Шаманка сразу узнала родную кровь и без слов поняла, что ее дочь покинула свет. Она говорила с Амалией так, словно разговор их длился уже не первый час, а сама Амалия появилась не впервые: "…Ураган, пришедший в ту ночь, сильно повлиял на жизнь всех жителей поселения…" Поселение развалилось постепенно: одни сгинули в непогоде, другие убежали потом, трясясь от необъяснимого страха. Остались единицы, и она одна из них.

Амалия бродила по когда-то жизнью наполненному поселению, брошенному в попытках восстановления. Бабка показала пещеру, в которой была зачата девушка. Последняя трогала сухую траву, шкуры животных, подростковые амулеты, непонятные ей. Трепет, волнующий трепет, заставил выбежать из пещеры. Местность для нее выглядела так, словно ураган прошел здесь час назад. Амалия осматривала покинутое место, испытывая смешанные чувства, с интересом глядя на брошенные жилища соплеменников ее предков.

Шаманка сидела на полу, на грубо орнаментированном ковре перед раскинутыми черепками и камнями. Воздушное пространство жилища заполнял едкий приторно-сладкий дым. Старуха, выйдя из транса, открыла глаза и попросила внучку побыть с ней пару недель, убеждая, что это понравится. Амалия внезапно ощутила теплые чувства к прародительнице. Пару недель пролетели как один день, и она действительно ни на секунду не пожалела, что осталась.

Амалия прервала рассказ. Работница кафе, заметив гармонию, возникшую между молодыми людьми, позволила официантке оставить рабочее место. Они отправились гулять.

В это время года сосновый бор насыщен палитрой сине-зеленого: ровные сосны и молодые елки. Земля укрыта ковром сухих иголок с островками тонкого зеленого мха. Девушка показывала местные достопримечательности, сотканные матерью-природой, рассказывая, как опытный гид, будоража слух спутника приятным голосом. Творения местных сторожилов – кормушки для оленей и лосей. Встретили маленького олененка с матерью, не испугавшихся людей, спокойно поедающих корм, оставшийся с зимы.

Вьюн слушал, наслаждаясь. Это были лучшие моменты его жизни. В глубине души он боялся, что они вот-вот закончатся. Зная всю свою неуклюжесть и нерасторопность, которые могут нагрянуть, решил действовать, пока душа парила среди сосен. Он так и заявил: он в этой обстановке, в компании с малознакомой девушкой, чувствует себя настолько комфортно и уютно, что не хотел бы, чтобы все это прекращалось. Причина этой эйфории – она… Не могла бы она не ломать сотворенное ею? Вьюн не был поэтом и сказал, как мог. Амалия рассмеялась признанию, но сказала серьезно: не так все просто, хоть и самой хорошо сегодня, как никогда. Есть кое-что, что может стать барьером в создании отношений. Молодой человек должен знать об этом и, прежде чем принять окончательное решение, обязан выслушать ее. Вьюн был готов. Лишь левая рука его предательски дергалась.

После пребывания у шаманки во время возвращения провожающая ее прародительница вернула ей все украшения. И, прощаясь, положив руку на голову, сказала внучке: " В тебе скрыта энергия, сильная энергия, она заложена при зачатии. Ты, как человек изначально миролюбивый и добрый, не замечая, применяла ее… В дальнейшем будешь осознанно использовать исключительно для тех, кто в ней нуждается. Но есть одно "но": она съедает тебя изнутри, ты, возможно, не заметишь этого до последнего своего часа. Мы уже не встретимся никогда! Поэтому запомни: если ты будешь отдавать энергию тем, кто в ней действительно нуждается, то и час твой последний будет оттягиваться по мере этой отдачи. Остальное поймешь сама. Ты далеко не глупая девочка, поэтому полагайся больше на чувства, они сами все откроют!" Амалия под впечатлением услышанного вернулась домой.

–Когда я увидела вашу компанию, меня охватил озноб… Я поняла, что сейчас мне что-то откроется, хотя я видела вас и год назад. Вы мне казались обычными мальчишками с идиотскими физиономиями, такими же мыслями и непомерными амбициями. Но вчера я ощутила, что ты именно тот, кому я могу и должна помочь. Я убирала предметы перед тобой, зная, что с ними должно произойти. Сегодня, выходя из кафе, обогнала тебя, чтобы открыть дверь, видя заранее, что из-за избыточного усилия ты сломаешь дверь или ручку в лучшем случае. Тогда я окончательно поняла, что ты именно тот человек, кому действительно нужна моя энергия…

Вьюн, слушая Амалию, находился в прострации, словно посторонний наблюдатель впитывал в себя рассказ, поражаясь услышанному.

Они добрели до кормушек, где питались косули. Там валялось наполовину сухое упавшее дерево. Взгляд синих глаз лишь скользнул по нему, и тень тревоги пробежала по смуглому лицу девушки. Не говоря ни слова, внешним видом Амалия призвала молодого человека помочь. Сделали это легко – сил у Вьюна было с избытком. Ей этого показалось мало: она принялась отламывать щепки на сломе дерева, торчащие по диагонали вверх.

–Зачем? Ведь оно не загораживает подход к кормушкам? – поинтересовался с недоумением Вьюн.

–Действительно! – играя певучестью голоса, согласилась Амалия. – Но с взрослыми особями пойдет потомство, а в такой толчее возможно…– Тут она взглянула на него так, что он понял: это возможное и есть уже "стопроцентное": кто-то из детенышей наскочит на острый "стержень" и погибнет.

Вьюн выломал остатки ствола дерева и отнес на безопасное расстояние. Амалия увлекала в глубь леса, на что он заметил:

–Темнеет…

Сказал он это, чтобы услышать вновь пение ее голоса.

–Я хорошо знаю этот лес. Да ты и сам увидишь – дорога будет светла!

Она говорила что-то еще. Вьюн лишь восхищенно поглощал слова, не разбирая значений и важности. Они вышли к бурному потоку реки, что неслась с возвышенности по каменистому руслу. На середине реку перегородило дерево.

–Ураганный ветер был и здесь! – сказала Амалия с ноткой удивления в голосе.

Но Вьюну показалось, что они целенаправленно шли к водному потоку. Возле ветвей дерева в свете луны сверкали не только брызги, но и более крупные предметы, словно зеркала отражающие лунный свет.

–Это лосось! – услышал он приятный голос. – Сейчас он спешит на нерест, идя против течения…

На пути стаи рыб лежало сломленное дерево. Они выпрыгивали, преодолевая препятствие, но натыкались на ветки дерева, которые, пружиня, откидывали их назад. Вьюн полностью понял масштаб "катастрофы", увидев бурлящую и отражающую телами рыб поверхность воды. Они приложили немало усилий, чтобы убрать дерево, перегородившее путь, идущий через пороги реки. Когда закончили, рыбы, серебрясь в лунном свете, словно птицы – большими стаями, запрыгали через бурлящий поток, создавая своим передвижением, словно в благодарность, звучное плескание. Эти молчаливые создания благодарили!