Рон предсказуемо вскочил с пола и выставил свое оружие перед собой. Что мне оставалось делать, я тоже поднял косу, выставил левую руку вперед и поманил его к себе.

– Мерзкое отродье… – зашипел монах. – Гори в аду!!!

И в этом раунде добро бьет первым. Мы сцепились в нашей обоюдной схватке, коса и трезубец. Звон святого и проклятого оружия заполнял помещение разрушенной часовни. А кстати, почему мое оружие материально, а у Рона нет? Его оружие удобнее, его не потерять, оно легко хранится и отлично работает, плюс оно сопротивляется проклятому клинку. Все лучшее светлым. Даже обидно. А доля темных – терпеть этот беспредел. С этими мыслями я пропустил весомый удар в правый глаз и отскочил к стене. Так дело не пойдет, в прошлый раз нас разняли, а теперь надеяться надо только на себя. Я крутанул косу перед собой, не подпуская боевого паладина к себе.

– Знакома ли тебе, святой воин фраза – хлеб уронил, что мать ударил. – сказал я и увернулся от точного тычка трезубцем, благо всё-таки увернулся.

– Ты мне зубы не заговаривай Темный! – Рон вскинул свой трезубец и стал призывать в него свет. Учится мой светлый друг, может зря я его на ноги поднял? Может это не Рон уже. Надо проверять.

– Вот разберусь с твоей святой задницей…. Домой пойду, а там блинчики со сметаной и джемом, горячий глинтвейн, шашлычок скворчит на углях и лучок свежий на тарелочке ждет….

Монах расправил плечи, опустил свой трезубец, что истаял в воздухе, и посмотрел на меня очень обиженными глазами.

– Влад. Ну и мразь же ты. Я же голодный как тысяча троллей, а ты вот так… – тихо и без тени агрессии сказал мой друг.

Мы сошлись и обнялись как самые лучшие друзья, кого закаляли драки и лишения, предательства и поддержка. Я похлопал его по спине и, взяв за плечи, посмотрел в его глаза.

– Что случилось?

– Это все от тьмы. Заклинания, что убивают святых и светлых. Им без разницы, на чьей стороне я стою, меня поразили трижды. Как видишь…. Весьма успешно. А… что у тебя с рожей? Болеешь? Не заразный?

– Нет, наверно. Ничего. Эх, враг мой сердечный. Пошли в гарнизон, я сам приготовлю тебе покушать. А лицо, это мелочь, не обращай внимания. Кушал плохо последние двадцать лет. – мы снова обнялись. – Только тебя отмыть сначала надо, воняешь ты как помойное ведро….

Мы вышли из часовни втроем, девушка все-таки неплохо приложилась об камень, но Рон ее с успехом вылечил. За забором каменного строения было столько народа, что даже смешно. Пришли посмотреть и поболеть за меня? Не верю. Сто процентов ставили «против». Густав стоял около большого и волосатого Болика и вроде даже переживал. Фигушки всем, я живее всех живых! Рон вышел последним, и вот он собрал сливки с этого собрания, многие даже охнули от его могучего вида. Болик не сдержался первый и, перемахнув через заборчик, подлетел к нам.

– Пошел прочь Вонючий урод!!! Я не.... – заорал Рон, когда его начал тискать тролль. Видимо, я многое пропустил, раз даже тролли рады моему монаху. А девушка уже скрылась. Да и правильно, сейчас лучше не мелькать около Рона.

Экзекуция с принудительными объятиями закончилась, и мы вышли из дворика часовни. Густав теперь шел рядом сам. Люди же вокруг начали разносить информацию и сплетни, некоторые пожимали руку Рону, невзирая на его жуткий и потрепанный вид.

– Где тут можно помыться? – спросил я, не поворачиваясь к Густаву.

– Через три дома есть небольшая баня. – спокойно ответил он и как-то странно посмотрел на меня и со-о-о-овсем странно на Рона.

Растопкой бани я занялся сам, Густава отправил за одеждой для Рона и за пивом с едой, для него же. Рон смотрел на город и не мешал мне. Хотел блин заняться сыном, ага. Хочешь рассмешить богов – расскажи им свои планы. Но все равно тут что-то не чисто, Густав смотрит на монаха с нескрываемым уважением. Надо расспросить их. Я закрыл дверцу печи, вышел на улицу и сел на лавку.

– Брат Рон.

– Да, брат Демон.

– Почему люди вокруг были рады тебе? Ты же у нас один из самых надоедливых был, тебя убить не хотели разве только ленивые. – Рон вздохнул и сел рядом со мной.

– Много воды утекло с тех пор. Первая битва со Старгольдом далась нам малой кровью. Город выстоял, а вот враг практически полностью вымер. Я вернулся в город, меня приняли. Ждали тебя. Но шли дни, недели, а ты не возвращался. Надо было двигаться дальше. Я молился за твою душу, но продолжал верить в лучшее. Город смотрел на меня тогда немного диковато, но все терпели. Я исцелял раненых и продолжал заниматься душами горожан. Мы построили церковь. Армейские уважали меня за нашу первую самоубийственную войну, но никто меня по настоящему не любил. Я был изгоем много лет, пока не пришли мои светлые братья. В войнах я не участвовал, но никогда не отказывал раненым и больным в помощи. Это ценили. После второй битвы я почувствовал, что проклятье тьмы легло на мои плечи и пустило корни, но дела своего не бросал. Два боя я еще перенес стойко, а потом мне стало совсем плохо. – Рон вытер скупую слезу. – Сколько людей было спасено моими руками, даже троллей я поднимал практически из могилы…. Меня впервые в жизни стали ценить и уважать именно как человека и служителя Тира. Представляешь Влад. Всю свою жизнь я был ненавидим всеми, кроме братьев и добрых людей. А тут все перевернулось, темные любили меня, а братья отвернулись. Ну и ты на мою голову еще упал. Восемь лет я боролся с проклятьем. Твоя подлая ведьма была виной моего страдания, но даже она не могла мне помочь. Вереена к этому времени уже покинула город со своим знахарем, так что я был совсем один. Одиночество превращалось в затворничество, а там меня стали забывать. Не многие заходили ко мне за мудростью или просто подкормить старого человека. Вот как-то так.

– Мне жаль Рон. Я был бы рад быть рядом, но я как бы умер и был вне зоны доступа. Даже сына не видел, а он такой свиньей вырос, просто кошмар. – тихо отвечал я.

– Я знаю. Алекс приходил в город и рассказывал что ты погиб в морской битве, а тело твое в береговом склепе в недельном переходе от Черной гавани. Я хотел сходить к тебе, отпустить твою душу, но кто бы меня туда впустил….

– Не печалься. И… почему мой сын так на тебя поглядывает? – Рон несмело улыбнулся, но ответить не успел, так как калитка территории бани открылась, и к нам вышел Густав.

– Я тут печень взял печённую. Пива от мастера Зазга и рыбу вяленную. – сообщил он нам.

– Спасибо, парень. – сказал Рон и я от этой фразы немного присел сознанием. «Парень»?!! – Занеси в баню.

– Мне кажется, ты от меня что-то скрываешь… – с прищуром спросил я у монаха.

– О! Ты будешь в шоке. – захохотал Рон и встав отломил тонкую ветку от чахлого дерева. – Только не мешай….

– Дядя Рон! За что?!! – двадцатилетний парень носился по дворику перед баней и старался увернуться от преследующего его грязного монаха, а тот только успевал отвешивать ему хлесткие удары прутом по заду. Причем делал он это на удивление сноровисто, словно годами тренировался.

– Это тебе за то, что бросил меня! – шлеп, шлеп, шлеп. – Ты куда?!!! Это тебе за твое поведение!!! А это за то, что отца разочаровал! Демоны тебя подери! Розги жалеть, только дитя портить! – Рон в крайний раз всёк веткой по Густаву и повернулся ко мне, пока я падал с лавки от смеха. – А ты, проклятый брат, иди баню готовь, чтобы как в первый раз – адово пекло!

Я сидел, и вяло ковырялся в вяленой рыбке и слушал дикие вопли Густава и удары мокрого березового веника из парилки. Рон воспитывал моего сына со всей своей широкой душой, и это правильно, не могу же я его бить два дня подряд. Парилка открылась, и из нее показался Рон с простыней через тело и веником наизготовку. Тело его было красным и мокрым, а вид умиротворённым.

– Пива? – спросил я у монаха и пододвинул кружку на его половину стола.

– Споить меня хочешь? – прищурился Рон и потряс передо мной мокрым веником.

– Прости враг любезный, не подумал. Печени с пивом?