Кухарка сказала, что понимает ее состояние и, громко шмыгая носом, повесила трубку.
Кристина позвонила Кэт. Услышав голос Кристины, та ответила холодным тоном, но после того, как Кристина рассказала о случившемся, Кэт вдруг снова заговорила тепло и очень дружественно.
— Ах, бог ты мой, бедная вы моя! Какой это кошмар для вас! Никто не понимает вас так хорошо, как я! Бедная вы моя деточка! Как только Бобби вернется домой, я попрошу его отвезти меня, и мы останемся с Дилли. Она, возможно, захочет провести завтрашний день у нас.
— Нет, Кэт, я теперь не собираюсь выходить замуж за Филиппа. Я распрощалась с ним еще до того, как это случилось. Поэтому я могу сама остаться здесь, и Дилли будет со мной. Она чувствует себя очень неуверенно и страшно подавлена: для нее лучше пожить в родном доме, Кэт. Но я была бы очень благодарна Бобби, если бы он завтра помог мне. Чарльз еще долго ничем не сможет заниматься, а предстоит… предстоит организовать… я говорю о Джеймсе и Уинифрид… — Голос ее надломился. — Я просто не справлюсь, — сказала она и заплакала.
— Мы с самого утра приедем в Корнфилд, — пообещала Кэт, преисполненная сострадания и самых дружеских чувств.
Позднее сестра предоставила Кристине кровать в одной из сестринских комнат. Вскоре молодая сестричка разбудила ее и сообщила, что мистер Аллен пришел в сознание.
Кристина встала. Она спала одетой. Юбка ее помялась, волосы растрепались. В таком виде она и вошла к Чарльзу.
Крис бросила на него быстрый взгляд. Он смотрел на нее с явным изумлением. Судя по всему, подумала она, меньше всего он ожидал увидеть ее. Он все еще находился под действием наркоза, но был в состоянии говорить. Усаживаясь возле его койки, Кристина дрожала от нервного напряжения и холода. Она не отважилась даже взять его за руку. Довольно глупо она сказала:
— Привет!
— Привет! — прошептал он. — Что происходит?
Говорил он медленно, с трудом ворочая языком.
— Ты находишься в Арундельской больнице, Чарльз. Ты попал в катастрофу в миле от Арунделя, на том самом перекрестке, который всегда называл очень опасным. Ты хоть что-нибудь помнишь?
Наморщив лоб, он смотрел на нее, моргая глазами. Она часто видела, как он хмурил густые светлые брови, когда бывал чем-нибудь озадачен. Крис испытывала какую-то странную материнскую тревогу за него. Теперь, когда его несчастные сломанные ноги были подвешены к какой-то перекладине, а его бледное лицо исполосовано ранами, он казался таким беззащитным, таким трогательным!
Чарльз внимательно смотрел на нее:
— Да… кое-что. Понемножку начинаю вспоминать. Этот грузовик — проклятая громадина — развернулся и перегородил дорогу. Я не смог удержать «ягуар». Да, конечно, теперь я все вспомнил. Мои ноги прижало. Боль была адская. Я потерял сознание.
— Да, — сказала она с нежностью.
Он продолжал смотреть на нее. Постепенно сознание полностью вернулось. Он начал замечать какие-то несущественные детали: распухшие красные веки, как будто она плакала. Заметил, что она не одета с обычной элегантностью: ее серый полотняный костюм измят, а обычно гладко причесанные и блестящие волосы — сегодня тусклые и неприбранные. Чарльз был поражен тем, что видит Кристину у своей постели.
— А ты-то что здесь делаешь? — вдруг спросил он.
— Я приехала, как только услышала об… аварии.
Она увиливала от ответа и отдавала себе в этом отчет.
— Спасибо, — вежливо сказал он. — С твоей стороны это весьма благородно, Крис, но ты не должна… Я хочу сказать… со мной все будет в порядке.
В этот момент ее бешено колотившееся сердце больше болело за него, чем за себя.
— Нет, я хочу остаться. Я хочу остаться с тобой и Дилли.
Выражение его лица изменилось. Как видно, Чарльз вдруг что-то вспомнил. Лицо его снова посерело.
— О боже! — воскликнул он. — Со мной были Джеймс и Уинифрид. Что с ними, Крис?
— Ты не волнуйся сейчас. Постарайся снова заснуть. Я останусь и обо все позабочусь.
Он попытался сесть, но это ему не удалось. Задыхаясь, Чарльз произнес:
— Скажи мне. Черт побери, Крис, скажи мне.
Она не могла найти подходящие слова. Самообладание покидало ее. По щекам заструились слезы. Она взяла его руку.
— О Чарльз, Чарльз! — сказала Кристина. Она была в полном отчаянии.
— Ну что же случилось с ними? Скажи мне. Говори же!
— Не могу, — еле слышно ответила она.
— Они погибли? Да? Я убил своего сына и беднягу Уинифрид?
— Нет, ты их не убивал. Ты никого не убил. Виноват водитель грузовика. Полиции все известно. Они измерили следы, оставленные колесами при торможении. Все происшедшее видел еще кто-то, находившийся в другой машине. Это не ты. Ты будешь признан невиновным.
— Это неважно, — сказал он. — Они погибли?
— Да.
Вновь наступило молчание, такое долгое и такое горестное, что когда она наконец подняла голову, увидела, что и по лицу Чарльза текут слезы. Она прижала его руку к груди. Она была в отчаянии. Видеть его муки было тяжелее, чем переносить свои собственные. Она его знала. Странный человек, чуждый всякой сентиментальности. Но Джеймс был его надеждой.
Спустя какое-то время Чарльз сказал:
— Бедный сынок, маленький мой! Бедный Джеймс!
Кристина вытерла его лицо своим платком.
— И бедная старая Уин. Я не могу в это поверить, Крис. Бог ты мой, надо же было такому случиться!
— Жалею, что умерла не я, — проговорила, рыдая, Кристина. — Лучше бы я, чем Джеймс!
Тут она почувствовала, как он высвободил из ее рук свои пальцы. Он поднял руку и дотронулся до ее волос:
— Спасибо, что ты пришла, Крис.
— Пожалуйста, не говори так! — прошептала она.
— А разве ты не должна вернуться к… к…?
— Нет, — прервала она. — Я хочу остаться с Дилли. Пожалуйста, позволь мне остаться в Корнфилде с Дилли. Можно?
— Бедная маленькая Дилли. Хорошо, что хоть ее я не захватил с собой, правда?
— Ах, Чарльз, не надо!
— Ноги адски болят. Обе сломаны?
— Да, одна очень серьезно; другой перелом не слишком тяжелый. Но ты поправишься. Об этом ты можешь не беспокоиться. Ты будешь снова нормально ходить, врач заверил меня в этом. И вообще ты не должен ни о чем тревожиться. Я связалась с Норманом, и он скоро займется всеми твоими контрактами. Бобби говорит, что поможет мне во всем остальном. Ты не будешь возражать, если я поживу в Корнфилде и прослежу за всем?
Он снова нахмурился. По всей видимости, ему стоило больших трудов ясно мыслить и говорить.
— Нет, не буду, — сказал он.
— Я хочу остаться дома с тобой и Дилли, — снова и снова повторяла она.
Глаза его выражали недоумение. Кристина была уверена, что ей не следует продолжать разговаривать. Он что-то пробормотал. Она наклонилась, чтобы расслышать.
— О господи боже! О господи боже! — твердил он.
— Чарльз, позволь мне помочь тебе, — стала умолять она. — Чарльз, потом ты можешь вышвырнуть меня вон, но пока разреши побыть с тобой и Дилли.
По-видимому, это до него дошло и как-то успокоило, потому что он протянул руку, снова дотронулся до ее волос и закрыл глаза. Лицо у него было ужасное. Случившееся его сломило — она это видела.
Кристина ушла из больницы только под утро, когда ей сказали, что Чарльз заснул нормально.
ДНЕВНИК КРИСТИНЫ.
17
Я не собиралась когда-либо продолжить этот дневник. После того ужасного телефонного звонка кухарки я подумывала о том, чтобы его уничтожить, и сейчас еще думаю, что со временем, может быть, так и сделаю. Я была страшно потрясена открывшейся мне собственной глупостью и безрассудством, так же как и глупостью других людей. Но я решила, что не могу бросить свою историю незаконченной. Я должна дописать ее до конца.
Сегодня, оглядываясь назад и вспоминая, как безумно любила Филиппа и как собиралась выйти за него замуж, я ясно вижу, как это было скверно с моей стороны. Видит Бог, я никогда не намеревалась использовать его как своего рода средство, которое помогло бы мне уйти от бедняги Чарльза. Но я столь же ясно вижу, что горячее чувство, соединявшее нас с Филиппом, вовсе не было ни таким уж замечательным, ни таким нетленным, как мне когда-то казалось.