— Не сомневаюсь, — откликнулась мама. — И ты видишь, к чему это привело. Я больше не верю никому. Ни одному человеку. И все время думаю только об одном: почему он мне врал? Почему он мне врал? По-моему, я сама немного тронулась.

— Значит, прошло недостаточно времени…

— Девять лет! — воскликнула мама. Подошла к столу, оперлась на него двумя руками и повторила, заглядывая дочери в глаза:

— Девять лет!

— Значит, для тебя это не срок, — твердо ответила Валька. — Все уляжется со временем, я знаю.

Еще минуту мама смотрела на нее, сжав губы, потом лицо ее смягчилось и она слабо улыбнулась.

— Мудрая ты моя!

Подошла к Вальке, обхватила ее голову и прижала к своему свитеру.

— Не сердись на меня.

— Не сержусь, — ответила Валька и потерлась щекой о ворсистую поверхность. — Я тебя очень люблю.

— Спасибо, — тихо сказала мама. Наклонилась и поцеловала дочь в теплую макушку.

Вернулась на место и спросила, указывая на газету:

— А с этим-то что делать будем?

— А ничего не будем.

— Кате звонить не нужно?

— Зачем? — спросила Валька, пожимая плечами. — Соболезнование выразить? Довести до нее, что мы в курсе?

— Да, нехорошо, — пробормотала мама и постучала пальцами по столу. — Но нужно же как-то помочь… Мы же родственники.

— Не бери в голову, — посоветовала Валька. — Я завтра так и так собиралась к ним гости.

— Зачем?

— Да нужно Димке кое-что передать, — неопределенно сказала Валька. — Заодно и спрошу мимоходом, не нужно ли чего-нибудь. Без намека на конкретные обстоятельства.

— Да, наверное, так будет лучше, — согласилась мама. И спросила, — но с работой теперь у Сергея будут трудности?

— Я не политик, — сухо ответила Валька.

— И слава богу.

— Слава богу.

К Димке она пришла без предупреждения. Конечно, была вероятность не застать его дома, но Валька так хорошо знала привычки четвероюродного кузена, что почти не сомневалась: он будет на месте.

А вот если бы она позвонила заранее, то такой уверенности было бы значительно меньше.

Дверь открыла тетя Катя, и Валька поразилась тому, как она изменилась за прошедшие дни. Увидев девушку, Екатерина Дмитриевна не выразила ни удивления, ни легкого неодобрения — обычная термоядерная смесь, которой она встречала ее появление. Вальке даже показалось, что тетка, здороваясь с ней, никак не может оторваться от какой-то более важной для нее мысли.

— Проходи, — сказала она, одновременно и озабоченно, и равнодушно. После чего сразу же развернулась и ушла в спальню.

Скрипнула дверь кухни, и оттуда выглянул одним глазом Сергей Владимирович. Валька хотела поздороваться с ним, но он быстро отпрянул назад и захлопнул дверь.

«Что ж, можно понять человека, — подумала Валька безо всякой обиды».

Учитывая обстоятельства…

Она сняла полушубок, стащила сапоги, влезла в тапочки, которые Димка купил когда-то специально для нее, и пошла в комнату четвероюродного кузена. За дверью царила какая-то возня, и Валька остановилась, прислушиваясь. Стукнула кулачком в дверь.

— Да! — раздраженно крикнул Димка, и она толкнула дверь прямо от себя.

Комната медленно раскрывалась перед ней, и Валька увидела, что царит там ужасающий, первобытный хаос. На полу валяются огромные рваные листы оберточной бумаги, книги из шкафов разбросаны по всей комнате, на диване лежит раскрытый чемодан, а поверх него громоздится немногочисленная Димкина одежда.

Четвероюродный кузен стоял на табуретке, невесть как оказавшейся в их элегантном и неуютном доме, и снимал с верхних полок шкафов какие-то коробки. Увидев Вальку, он опустил руки, и ей показалось, что Димка слегка смутился. Его взгляд на мгновение трусливо вильнул в сторону, но, впрочем, кузен тут же приободрился и спрыгнул на пол.

— Привет!

— Здравствуй, — ответила Валька. Она прислушалась к себе и с изумлением поняла, что не ощущает ни ненависти, ни гнева. Только спокойное презрительное равнодушие.

— Пакуешься? — спросила она, проявляя вежливое внимание к разгрому комнаты.

— Точно, — ответил Димка. Свалил с кресла на пол какие-то рулоны бумаги и предложил:

— Садись…

Валька неторопливо прошла мимо брата. Она скорее почувствовала, чем увидела, как он удивлен несвойственной ей выдержкой. Села в предложенное кресло, поставила на пол пакет, принесенный с собой, и вытащила из него несколько книг.

— Вот, — сказала она и сложила книги на столе. — Это твое…

— Что это? — спросил Димка, хотя сам все прекрасно видел.

— Это твои книги. Я их нашла в квартире Андрея, когда мы с Жанной разбирали его вещи.

— С чего ты взяла? — начал было Димка, но Валька перебила брата.

— Они подписаны. Тут твой экслибрис.

— Понятно, — сдался Димка.

— Андрей брал их почитать?

— Да. Он интересовался философией.

Валька кивнула и обвела взглядом разгромленную комнату.

— Это, конечно, не мое дело, но куда ты собираешься переезжать? Снял квартиру?

— Вот те раз! — удивился кузен и присел на табурет. — Я думал, что ты в курсе!

Валька поднесла руку к переполненной голове. Еще одно откровение?

— В курсе чего?

— Ты же всегда была ее любимицей, — продолжал удивляться Димка. — А меня она всегда терпеть не могла…

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Вот о чем…

Димка привстал, потянулся к столу и нашел там плотный лист бумаги, испещренный подписями и печатями. Такой внушительный вид имеют только солидные нотариально заверенные документы.

— Прочти!

Валька приняла лист и пробежала глазами отпечатанные строчки. Ничего не поняла и снова вернулась к началу. И тут ей бросилось в глаза слово, напечатанное поверх текста и венчающее его, как корона.

«Дарственная».

Валька закрыла рукой глаза.

— Я плохо вижу, — сказала она ровным голосом, возвращая кузену документ. — Расскажи своими словами.

— Старуха подарила мне свою квартиру на Ленинском, — ответил Димка, заинтересованный ее реакцией. — Нет, правда не знаешь? Не врешь?

— Не вру, — так же ровно ответила Валька. Подумала и добавила:

— Рада за тебя.

— А уж как я рад!

— Представляю себе… Ты всегда этого хотел.

— Вообще-то, в данный момент мне хотелось бы побыть дома, — с сожалением сказал Димка.

— А что так? — спросила Валька с интересом. — Наклевывается выгодное дельце?

— Точно, — ответил кузен, ничуть не смущаясь. — Наклевывается. Ты газету читала?

— «Ле Монд»? Читала…

— Ну вот, значит, ты меня понимаешь.

— Понимаю, — сухо ответила Валька. — Тебя попросили прокомментировать ситуацию? Как близкого родственника? Так сказать, взгляд на семейную драму изнутри? Хорошо платят?

— Пошла ты! — весело и нагло ответил кузен и поднялся с табуретки. — Нет, шла бы ты, в самом деле, своей дорогой. У меня тут дел — по горло…

— Я сейчас уйду, — пообещала Валька. — Только ответь мне на один вопрос. Тебе Андрея совсем жалко не было? Ведь ты один знал правду.

— Почему один? Жанна все знала.

— Она не член семьи.

— Бабка знала. И она, насколько я помню, не мешала вам всем над ним издеваться в меру собственного остроумия. И ему не мешала вам в рожи плевать. Так что все честно.

— Все честно, — эхом откликнулась Валька. Поднялась с кресла, пошла к дверям, но остановилась, настигнутая вопросом кузена.

— Слушай, ты не знаешь, зачем старуха это сделала? — озабоченно спросил Димка.

Валька, не оборачиваясь, замотала головой.

— Честно говоря, мне дискомфортно, — признался вдруг родственник. — Тимео данос эт дона ферентис… Бойся данайцев… — Может, это троянский конь? Как ты думаешь?

Валька обернулась и посмотрела на брата прищуренными насмешливыми глазами.

— Боишься? — спросила она злорадно.

— Боюсь, — сознался Димка. — Ты видела, что она с папашкой сотворила? Ну, скажи мне правду, что старуха придумала для меня?

— По-моему, ты себя переоцениваешь, — сказала Валька. — Ты для нее обыкновенный испорченный сопляк. Станет она с тобой счеты сводить!