Пошла в спальню, осмотрелась и сначала неторопливо убрала кровать. Ее не оставляло дурацкое ощущение того, что смерть Андрея можно отодвинуть, отложить привычными домашними хлопотами. И пока она убирает постель, в голове не роятся глупые мысли, которые она не хочет туда пускать.

Где была бабушка всю ночь?

«Ты плохо сложила одеяло!» — одернула себя Валька, развернула и снова свернула конверт. Разгладила все морщинки и складочки, уложила одеяло в бельевой ящик под кроватью.

Они виделись вчера с Андреем?

Поправь покрывало!

И Валька разгладила стеганную шелковую накидку на кровати.

«Я боюсь за них обоих», — сказал Арсен, имея в виду и бабушку, и Андрея. Интересно, о чем это он говорил?

— Я больше не могу, — сказала Валька вслух, обращаясь к своему отражению в зеркале. — Я не буду об этом думать.

Пошла из комнаты в прихожую, влезла в старые сапоги, застегнула молнию старой теплой куртки и вышла из квартиры, пустота и безмолвие которой рождали призраков в ее больном сознании.

Она плохо помнила, как добралась до нужного дома в Олимпийской деревне. Вернее, в бывшей Олимпийской деревне.

Какой-то частник. Какие-то люди во дворе высотного одноподъездного дома, наверное, соседи. Какой-то милиционер на лестничной клетке, преградивший ей дорогу…

Автопилот справлялся со всеми препятствиями так лихо, что она могла позволить себе затянувшееся пребывание в больном оцепенении, поглотившем волю. И только когда вошла в квартиру Андрея, сознание вернулось назад и больно укололо сердце.

— Николай Александрович, — представился немолодой лысый мужичок ростом с гнома. — Это я с вами говорил по телефону.

Она вяло кивнула. Они разговаривали в коридоре, а вокруг непрерывно сновали люди: входили, выходили, курили, беседовали, смеялись… И от этого казалось, что их очень много, а обстановка соответствует не похоронам, а какому-то празднику.

— Кто его нашел? — спросила Валька.

— Сосед, — ответил следователь и изучил ее паспорт. Достал из планшета ручку, огрызок бумажки, переписал что-то из паспорта себе на память.

— Как это произошло? — спросила Валька. Она имела в виду смерть Андрея.

— Собака выла, — ответил следователь, неправильно истолковав ее вопрос. — Утром вывел пса на прогулку, а пес сел под этой дверью, задрал морду к потолку и затянул заупокойную. Хозяин сначала внимания не обратил, выволок пса на улицу…

— А потом?

— А потом, когда возвращались, пес снова на коврик присел и завыл пуще прежнего. Ну, сосед и полюбопытствовал… Дверь толкнул, а она не заперта… Вошел в комнату, а знакомый ваш… В общем, поздно было суетиться. Паспорт возьмите.

Валька приняла паспорт, думая совсем о другом.

— От чего он умер?

— Это вопрос не ко мне, а к эксперту, — ответил следователь. — Вообще-то, никаких признаков насилия… Вы мне лучше вот что скажите: кололся ваш знакомый?

— Кололся, — ответила Валька.

— А-а-а…

— Вы не так меня поняли. У него был сахарный диабет, и он делал себе уколы инсулина.

— Понятно. Только инсулин?

— Не знаю. Где его нашли?

— Что? А-а-а… В зале, на диване.

— Он еще там?

— Увезли уже, — ответил следователь. — А родственники у него имеются?

— Кажется, отец жив. Только я не знаю, где он живет. Андрей говорил, в другом городе…

— Ладно, выясним. Значит, вы говорите, что встречались с потерпевшим позавчера.

— Да.

— Был повод?

— Он болел, — сухо ответила Валька, слегка покоробленная игривым тоном лысого мужичка. — Мы навестили его. Купили продукты и лекарства.

— Мы?

И следователь подался к ней, поворачивая ухо к ее губам.

— Мы — это я и мой друг. Арсен.

— Чеченец? — сразу спросил собеседник.

— Цыган, — отбрила Валька.

— Ага. И давно вы… дружите?

— С кем? С Арсеном или с Андреем?

— С обоими.

— Мы познакомились практически одновременно, — сказала Валька. — Пару месяцев назад.

— И в каких отношениях…

— С Арсеном или Андреем?

— С обоими, — рефреном откликнулся следователь и лукаво сощурился.

— С Арсеном мы вместе живем. А с Андреем виделись очень редко… Честно говоря, я позавчера у него первый раз дома была.

— Понятно.

Следователь отвернулся от нее, утратив к собеседнице всякий интерес. Впрочем, через минуту снова повернулся к Вальке и с надеждой спросил:

— А более близких друзей или подруг вы не знаете?

— Не знаю, — твердо ответила Валька. — Он говорил, что друзей у него нет.

— Ну, когда работаешь в таком месте…

И Николай Александрович многозначительно усмехнулся.

— То что? — с вызовом спросила Валька, мгновенно ощетиниваясь. — Что вы имеете в виду?

— Ну, то, что знакомых должно быть много…

Валька не ответила. Молча прищурила глаза на развязного мужичка и с презрением усмехнулась.

— Ну ладно, — сказал тот, сразу же уловив запах ненависти, витавший в воздухе. — Не будем об этом. Если смерть была естественной, кто будет хоронить?

— Мы, — твердо ответила Валька.

— А отец?

— Я не знаю его адреса, но попытаюсь узнать. Сообщим, конечно. Но все хлопоты возьмем на себя.

— Понятно.

Николай Александрович развернулся в другую сторону и выскочил на лестничную клетку. Через минуту он уже дымил сигаретой рядом с коллегами.

Валька медленно пошла прямо по коридору. Двери по обе стороны стены были распахнуты, и она увидела то, что и ожидала увидеть: непритязательные неухоженные внутренности комнат. Дверь справа вела в спальню. Вернее, в комнату, которая когда-то была спальней. Два желтых гроба вдоль стены — шифоньеры называются… Две кровати, с полинявшими старыми матрасами, стоящие рядом… Куча барахла, сваленная прямо на них: брюки, пальто, кожаный пиджак, джинсы…

Валька немного постояла в дверях, повернулась и пошла в другую комнату.

— Руками ничего не трогайте! — крикнул с лестничной клетки Николай Александрович.

— Не буду, — ответила она негромко.

Остановилась на пороге и обвела комнату неторопливым грустным взглядом.

Господи, что здесь трогать!

Комната была почти пуста. Только стоял посредине тренажер «Кетлер», похожий на большой велосипед без колес, и висело на стене огромное зеркало в полный рост. За раму зеркала была прицеплена какая-то бумажка. Большая бумажка, целый лист формата А4. Валька вошла в комнату и подошла ближе к зеркалу.

«Лицемерие — это средство злом внутренним победить зло внешнее», — медленно прочитала она слова, написанные крупными печатными буквами.

«А еще он почитывает труды по философии. — всплыл в паши голос Арсена. — Причем интересует его прикладная часть предмета. Философия морали и этики».

Она приложила руки к горячим щекам. Надо было выпить таблетку перед уходом. Кажется, температура поднимается.

На лестничной клетке открылись двери лифта, и послышалась какая-то возня. Валька выглянула наружу и громко сказала, обращаясь к следователю:

— Это Арсен… Я вам говорила. Пропустите его, пожалуйста, он за мной приехал…

Николай Александрович что-то тихо сказал Арсену и тот полез за пазуху, не спуская с нее озабоченных черных глаз.

— Мы тут поговорим немного! — с фальшивым добродушием оповестил ее следователь.

— Да ради бога, — пробормотала Валька себе под нос.

Развернулась и пошла в зал.

Если бы не вывернутый наизнанку книжный шкаф, то можно было сказать, что после их приезда ничего не изменилось. Но маленький журнальный стол был завален ампулами и одноразовыми шприцами. А постель с несвежим серым бельем переворошена так, как это могут сделать только равнодушные чужие руки.

«Это моя гарантия…»

«Если со мной что-то случится…»

«А с чего ты решила, что она мне нужна, а не наоборот…»

Голоса множились в голове, наслаивались друг на друга. Валька, как давеча, села на подлокотник кресла и крепко прижала руки к ушам. Кто-то тронул ее за плечо, она вздрогнула, отняла руки от головы.