— Я сегодня старая, — без улыбки ответила бабушка. Отняла руки, закинула их за шею и потянулась.

— Совсем старая, — уточнила она. — Как в жизни.

— Почему? — спросила Валька. Она уселась на кожаный диван и привычно подобрала под себя ноги.

— С Андреем поссорилась?

Бабушка остро глянула на нее, словно проверяла, с подтекстом задан вопрос или нет. Убедилась, что подтекста нет, и немного успокоилась.

— Милая, я уже не в том возрасте, чтобы позволить какому-то сопляку испортить себе настроение. Просто читаю грустную книжку.

И подняла со стола бумажный томик, показывая его внучке.

— Платова? — спросила Валька, немного сощурив глаза. — Кто это?

— Одна современная писательница, — ответила бабушка, бережно возвращая томик на место. — Очень талантливая девочка. Просто невероятно талантливая.

— Не читала. Если она такая талантливая, чего ж ты расстроилась? — спросила Валька, устраиваясь на диване поудобней. Разговоры с бабушкой она обожала, хотя их точки зрения на литературу, театр и жизнь чаще расходились, чем совпадали.

— Не знаю. Книги вроде бодрые, а в конце почему-то плакать хочется.

— Отсутствует хэппи-энд?

— Отсутствует, — сказала бабушка без тени улыбки. — Как в жизни.

— Почитай Донцову, — предложила Валька неуверенно.

Евдокия Михайловна усмехнулась и ничего не ответила. Валька облокотилась на спинку дивана и спросила:

— И в каком жанре она творит?

— В кассовом, — ответила бабушка. — Хотя мне кажется, что она способна на большее. На гораздо большее.

— Не пойму, что ты ищешь в этой современной макулатуре? — пожав плечами, сказала Валька. — Есть же непреходящие ценности, проверенные временем…

— Ищу женщину, — пояснила бабушка. — Пытаюсь понять, какая она, современная героиня.

— И что получается? — с интересом спросила внучка.

Евдокия Михайловна в свою очередь пожала плечами и опустилась в кресло, красиво скрестив стройные ноги.

— Чушь какая-то получается. Противоестественная помесь Анжелики с Терминатором.

— А у нее? — спросила Валька, указав глазами на книжный томик, положенный на стол.

— И у нее тоже, — признала бабушка. — Но у нее эта особь, для правдоподобия, выведена лабораторным путем.

— То есть? — не поняла Валька.

— Симбиоз достижений пластической хирургии и патронажа спецслужб. Эдакая российская Никита. Наш ответ Люку Бессону.

— А-а-а…

— Знаешь, — не обратив внимания на разочарованный тон внучки, продолжала Евдокия Михайловна, — мне кажется, что основным достоинством женщины на сегодняшний день является умение жестко давать сдачи и противостоять окружающему миру. И чем лучше она это делает, тем успешней, с точки зрения окружающих, складывается ее жизнь. Хук справа, хук слева, и дорога к счастью свободна.

— Время такое, — философски заметила Валька. — Либо ты сожрешь, либо тебя сожрут. Третьего не дано.

— Дело не во времени, — в задумчивости произнесла бабушка. — Вот назови мне хотя бы одну героиню в русской классической литературе, у которой в конце действия счастливо складывается жизнь. Ну?

Валька напряглась, быстро перебирая в уме прочитанных отечественных классиков. Анна Каренина? Зинаида Афанасьевна? Катерина? Лиза Калитина? Сонечка Мармеладова? Настасья Филипповна? Господи, неужели нет ни одной?

— Я так сразу и не вспомню, — ответила девушка в некоторой растерянности.

— И потом тоже не вспомнишь, — сказала бабушка. — Нет в русской литературе такой героини. То есть, возможно, есть какая-то эпизодическая, на вторых ролях… Не самая главная, если ты меня понимаешь. Женское счастье не составляло предмет заботы наших классиков.

— Почему?

— Потому что оно никогда не составляло предмет заботы нашего общества, — спокойно ответила бабушка. — И писатели просто зафиксировали эту грустную реальность. Что ж это за героиня, если она не страдает? Впрочем, Чернышевский сделал попытку пофантазировать на тему освобожденной женщины России с апофеозом в виде швейной мастерской. По-моему, получилось довольно убого. Наверное, поэтому у меня нет ни одной любимой женщины-героини в русской литературе.

— А Татьяна? — поинтересовалась Валька, вспомнив уроки литературы в школе и сочинение на тему «Образ идеальной женщины в романе «Евгений Онегин».

— Это из Пушкина, что ли? — уточнила бабушка и насмешливо фыркнула в ответ на утвердительный кивок внучки. — Господи! Да я терпеть не могу эту ограниченную мещанку!

— Как это? — возмутилась Валька. — Она же такая правильная, положительная… Мужу изменять не стала, отказалась от любимого человека…

— Зачем? — спросила бабушка в упор.

— Зачем отказалась? Разве непонятно?

— Я спрашиваю, зачем она вышла замуж за нелюбимого человека?

— Ну, — неуверенно протянула Валька, — затем, что Онегин не ответил на ее чувство…

— Господи, ты до сих пор разговариваешь так, будто урок отвечаешь, — раздраженно сказала бабушка. — Отвлекись на минутку от того, что тебе вдолбили в голову в школе! Подумай сама: почему она вышла не за кого-нибудь, а именно за генерала? То есть за обеспеченного человека, занимающего видное положение в свете?

— Потому что он первым к ней посватался, — неуверенно ответила Валька.

Бабушка укоризненно покачала головой.

— Позор какой! Ты совершенно не помнишь Пушкина. Между прочим, ее мать в разговоре с соседом жаловалась:

— То есть, — продолжала бабушка, — к ней сватались и другие мужчины. А отказала она им по той простой причине, что они были абсолютно неинтересными партиями. Какой-то гусар, какой-то Буянов, соседский помещик, вероятнее всего… А вот генералу не отказала. Понимаешь? В чем же ее героизм?

— Возможно, он ей понравился…

— Два тебе по литературе! Вспомни, что она сказала, увидев впервые своего будущего мужа: «Кто? Толстый этот генерал?»

— Как видишь, никаких любовных иллюзий. И это несмотря на то, что барышня у себя в деревне зачитывалась любовными романами. Как повела бы себя их героиня, если бы ее отверг любимый мужчина? Либо отравилась, либо зачахла, либо удалилась от света в монастырь. А идеальная Татьяна ничего подобного не сделала, а вступила в высшей степени почтенный и выгодный брак. Потому что понимала: романы — это одно, а жизнь — совсем другое.

— Вот тебе и позитивный конец, — попробовала отшутиться Валька. — Сама же негодовала, что в нашей литературе отсутствует возможность хэппи-энда для женщины…

— Конечно, в том, что барышня заключила удачный брак, нет ничего постыдного, — согласилась бабушка. — Я бы даже сказала, что уважаю такую женскую позицию. Если бы не безобразная сцена в конце романа, где она объясняется с Онегиным.

— Что ж там безобразного? — озадаченно спросила Валька, немного порывшись в скудном школьном багаже. Но, кроме того, что «я другому отдана, я буду век ему верна», в памяти ничего не осталось.

— Ну, как же! Ты вспомни, что она ему инкриминирует, как сказали бы в современном детективе.

И бабушка быстро процитировала:

— И так далее. То есть она упрекает Онегина, потомственного дворянина, небедного человека в элементарной меркантильности! Понимаешь? Даже сейчас есть мужчины, которые на такое обижаются. А представляешь, как оскорбительно это звучало в те времена?