– Слушай, – недолго думая, решаю как бы ненавязчиво поинтересоваться, – а я тут вчера… ну это… Случайно… Это самое…м-м-м… А, ладно, забей.

– Случайно? Не думаю, – звучит за спиной голос, от которого внутри всё вмиг корочкой льда покрывается, причём не от ужаса, а от желания хоть на минуточку стать ледяной королевой и заморозить этого наглеца к чертям собачим. Пальцы тут же в кулаки сжимаются, а на языке уже вовсю вертится парочка изумительнейших приветствий, но…

Оборачиваюсь.

… но что-то вдруг становится не так.

Идёт не по плану.

И, скорее всего, у меня всё ещё похмелье… раз, едва взглянув на этого типа, невозмутимо взирающего на меня сверху вниз, внутри вдруг так тепло становится, словно оттепель началась, и лёд так быстро тает, что вместо снежной королевы мне скорее светит превратиться в Золушку-альтруиста.

Чёрт… И что это за мурашки такие непрошенные вдруг заиграли на коже, пронеслись вдоль позвоночника и на сердце будто птичьей трелью отозвались.

Этот Выскочка, он… он и вчера был так хорош? Или Алина всё же подсыпала что-то кофе?..

Ещё варианты: не выспалась, почувствовала себя свободной девушкой, сошла с ума… Ну или это просто дождь способен придать шарма даже самому невообразимому чудовищу?

Буквально зависла на нём взглядом… И все остроумные фразочки куда-то подевались. Предатели.

В ответ смотрит… Пристально, хладнокровно.

Кожаная куртка, на которой дождь нарисовал кривые дорожки, распахнута настежь, демонстрируя белую футболку, которая намокла не меньше и липнет к телу.

Ох, прости меня Господи, – да ещё к какому телу!

Каждый мускул, каждый рельеф, как мазок кистью на холсте гениального художника, чья картина способна привести в восторг даже самого занудного критика.

Выходит… сейчас я этот критик, что ли?

Блестящая от влаги загорелая кожа там, где начинается V-образный вырез футболки, будто бликами заходящего солнца играет, благодаря приглушённому освещению в кафе… И как магнитом взгляд притягивает. И вот, даже неприглядная лоза, что затейливой змейкой пробегает по жилистой шее и тянет свои шипы к самому уху, кажется не такой уж и ужасной.

Лицо непроницаемое. Как тёмные глубины океана, что ошибочно кажется спокойным, ведь в слегка прищуренных глазах, обрамлённых потрясающе длинными ресницами, малахитовыми всполохами играют чёртики. Медленно напрягаются челюсти, и я понимаю, что тому причиной мой слишком долгий и неоправданно пристальный взгляд, но, дьявол, заклинило будто, не могу его отвести… И вот я уже считаю капельки влаги, что будто в замедленной съёмке срываются с намокших и теперь чёрных, как смоль, волос, которые, скорее всего, минутой ранее были взъерошены каким-нибудь раздражительно неряшливым жестом.

Почему не увидела этот жест?..

Почему я думаю о том, почему не увидела этот жест?

Я что, под гипнозом?..

Вот же…

– Закончила? – низким грудным голосом, томно, практически с придыханием, и мои глаза мгновенно расширяются.

Что со мной? Он бы не стал говорить со мной в таком тоне.

– Закончила, спрашиваю?! – повторяет. Резко, недовольно, грубо, и я тут же возвращаюсь в реальность. Трясу головой, усмиряя разбушевавшуюся фантазию, и теперь чувствую себя до смерти неловко.

– Да я… я это, – хмурясь, отвожу пристыженный взгляд в сторону и для чего-то массирую подушечкой пальца висок. – Я не хотела так смотреть… С чего бы мне вообще на тебя смотреть? Да! Я просто… Это… В общем… – Блин. – Чего пристал, вообще?! Не смотрела я на тебя!

– Кофе пить, говорю, закончила? – как ни в чём не бывало, кивает на барную стойку, где покоится моей недоеденный кексик и чашка с кофе, и теперь я чувствую себя ещё больше идиоткой. Только вороньего карканья над головой для пущего эффекта и не хватает.

Кто-то из посетителей, не стесняясь, ржёт в голос с моего позора.

Вскакиваю на ноги, игнорируя боль в копчике и, решая, что нужно как можно скорее сменить тему разговора, протягиваю Выскочке раскрытую ладонь.

– Телефон, – слегка закатывая глаза и манерно поджимая губы. – Сюда давай, и я даже не стану спрашивать, какого чёрта была вынуждена здесь столько торчать.

Секунда. Две. Три.

В лице не меняется.

Трясу ладонью, и вот уголок губ Выскочки дрогнул в едва заметной ухмылке.

– Ладно, – расслабленно усмехается и опускает руки по швам, – была б ты постарше, я бы проучил тебя как следует. Но… раз уж издевательство над детьми запрещено законом, то… – подходит к стойке и выкладывает на неё какие-то две странные вещицы, – вот, забирай и проваливай.

– И… и что? – интересуюсь с насмешкой, глядя на маленькую пластиковую коробочку с резиновыми кнопочками и серым экранчиком.

– Это? – с наигранным удивлением вскидывает брови. – Ооо… это твоя сим-карта. И твой новый телефон. Пользуйся на здоровье.

– Очень смешно, – продолжаю цинично улыбаться.

– Ну… – подпирает стойку задом, складывает руки на груди и весело мне в глаза смотрит, – если у тебя есть лишние сорок тысяч, то, согласен, почему бы и не посмеяться?

– Какие ещё сорок тысяч? – выпрямляюсь, как по стойке смирно, а этот гад продолжает давиться гнусной улыбкой.

– Да так… Всего лишь те, что ты мне теперь за ремонт микшерного пульта должна. И тебе крупно повезло, что я люблю детишек, а к таким как ты ещё и жалость испытываю, иначе побороть в себе желание купить новый хороший пульт – а это тысяч восемьдесят, – стало бы крайне затруднительно.

Что?

Что он несёт?.. Что ещё за… Стоп.

Подходит ближе, так что теперь только запах дождя вперемешку с нотками мужского парфюма наполняет мои лёгкие, и терпеливо вздыхает:

– «Yamaha EMX» – если тебе нужны подробности.

– Да хоть Росомаха! Я здесь причём? Какой ещё микшерный пульт? – смотрю на него во все глаза, но… кажется, начинаю припоминать, как вчера рухнула на нечто подобное, не справившись с равновесием, а рука теперь так и тянется к ушибленному копчику…

Поглядываю на одну из камер видеонаблюдения на стене и с трудом удерживаюсь от желания смачно хлопнуть себя ладонью по лбу.

– Мне плевать, какого пьяного змея ты вчера «словила», – говорит строже и резче, – как и плевать на то, какого чёрта тебя понесло на сцену, где была установлена аппаратура. А также мне плевать, каким образом ты собираешься возмещать ущерб, но… пока этого не сделаешь, пользоваться тебе древней пикалкой с резиновыми кнопочками. Поняла?

Кажется… я только что разучилась дышать. И моргать. И вообще…

– Где мой телефон? – Вспоминаю, как вчера по пьяной лавочке отдала своего «Драгоценного» этому неотёсанному мужлану, и теперь себя ненавидеть начинаю… Какого чёрта я вообще своего Айфошу ему в залог оставила?! Совсем умом тронулась?

– Ты продал его?! – с ужасом.

– Так ты ж разрешила.

– ПРОДАЛ?!

Смеётся:

– Я что, совсем на идиота похож? Побудет у меня, пока ты с долгами не рассчитаешься.

– И как я, по-твоему, должна это сделать?! – вскрикиваю, так что парочка посетителей за ближайшим столиком вновь хихикать начинает. – У меня… у меня нет таких денег, – тихо, дрогнувшим голосом.

– Серьёзно? – а этот глазами сверкает, как самый настоящий дьявол во плоти. Запускает руку в карман куртки и вскоре протягивает мне помятую и сырую купюру в пятьсот рублей. – Держи. Это твоё. – В руку впихивает. – Ты вчера тут разбрасывалась немного. Помнишь?.. Считай, делаю тебе скидку. Теперь ты должна мне всего-то тридцать девять тысяч пятьсот рублей. Кофе и кекс так и быть в счёт включать не буду. – И подмигивает, довольно улыбаясь.

– Да пошёл ты, – хватаю сумочку, сим-карту, и направляюсь к выходу с высоко поднятой головой и таким сильным жжением в глазах, что плевать на грозу снаружи, – мне срочно нужно сбежать!

– Эй? – кричит вслед. – Подожди, я тебе зонт дам!

– В аренду! – поддерживает кто-то из посетителей басистым смехом.

Выбегаю на улицу под стену из дождя, мечтая лишь об одном – смыть с себя весь этот позор.