Я привлекаю свою жену к себе. В тебе-то все прекрасно, родная моя. А мне еще расти и расти…
Ее смеющиеся глаза совсем рядом. Крепкие настойчивые пальчики ложатся на мой затылок.
«Вырастешь. Ну куда тебе теперь уже деваться?»
Долгий, тягучий поцелуй.
* * *
– Сейчас попробуем соорудить ужин.
– Это замечательно. А то я уж начал опасаться, что отныне мне придется питаться исключительно святым духом.
Ирочка звонко смеется. В воздухе перед ней вспыхивает прозрачное изображение – виртуальный дисплей.
– Вообще-то это не дело, заказывать еду домой, но сегодня так уж и быть, потратимся.
– Аина мне говорила, еда у вас бесплатная…
– Верно. Почти вся бесплатная, за исключением разных вычурных блюд-деликатесов. А вот за доставку надо платить, пусть и немного. У нас тут вообще так – платить надо в основном за свои капризы и причуды. По-моему, это справедливо, разве нет?
– Погоди-ка… – я перехватываю ее руку. – Мы не будем платить за капризы и причуды. Если я верно все понял, тут кругом сады?
– Жадный, да? – Ирочка смеется.
– Во-первых, не жадный, а экономный. Во-вторых, мне очень хочется посмотреть, как устроен ваш рай. И в-третьих, нам с тобой вовсе не мешает размяться.
Жена прикусила губку, тряхнула кудряшками.
– Ладно. Домовой, явись!
Створки одного из кухонных шкафов раздвигаются, и оттуда вываливается нечто, здорово напоминающее пылесос с несколькими шлангами… ага, с шестью. И шесть коротеньких гофрированных ножек, несущих ярко-красное округлое тело.
– Мне нужны две авоськи.
Устройство целеустремленно семенит на своих коротеньких ножках, достает откуда-то пару сеток-авосек, протягивает Ирочке.
– Свободен! – «пылесос» скрывается в своей нише, створки задвигаются.
– Здорово он тут вышколен. А меня он будет слушаться?
– Разумеется. Скажешь: «домовой, явись» – и он тут как тут, приказывай. Нет, нет – это роботу, вновь явившемуся на свет – Свободен! Это очень простая модель, он даже почти не разговаривает. Есть устройства покруче, даже с мыслеуправлением. Есть и у нас снобы, любители придуриваться. Ну, полетели?
Мы вновь выходим в комнату, сплошь залитую ярким солнечным светом. Становимся на краю. Странно… Только что был полдень, я же точно помню. А сейчас солнце уже явно склоняется к горизонту.
«Чем ты удивлен? У нас тут сутки восемь ваших часов. И наших, кстати. Удобное совпадение»
Точно. Я и забыл. У нас там Земля тоже когда-то вращалась весьма энергично, но за миллиарды лет ее здорово притормозила Луна. Эту же планету тормозить было некому. Здешние естественные спутники – их целых три – это просто мелкие астероиды.
«А час у нас делится на восемь (певучее слово) сектов. А каждый сект на восемь (певучее слово) минут. Так что и наши минуты почти те же – их в часе шестьдесят четыре выходит. Все просто!»
Да, все у них просто. И в году у них восемь месяцев, кстати. Куда ни кинь – всюду восемь.
– Все, Рома, полетели, время идет!
* * *
– А это брать?
Темно-синий шипастый плод выглядит устрашающе: ни дать ни взять какое-то взрывное устройство, густо нашпигованное шрапнелью.
– Бери, бери, – Ирочка смеется. – Взрывные устройства тут не водятся.
– А ядовитые растения?
– И ядовитых нет. И даже несъедобных. Все ядовитые растения и тем более твари остались только в заповедниках, на островах. Тут же дети бывают!
Ободренный Ирочкиными словами, я начинаю грести все подряд. Вали кулем, потом разберем. Моя авоська уже весомо оттягивает руки. Донесу? Должен… Ого, вот это фрукт!
Висящий на ветке чешуйчатый плод размером со средний арбуз выглядит весьма аппетитно. Я поудобнее устраиваюсь на толстом суку, плотно обхватив его ногами. Берусь за толстую плодоножку. Рывок!
«Плод» издает дикий визг, разворачивается и ловко царапает меня когтистой лапой. Я сижу в столбняке, а неведомый зверь, перебирая всеми шестью лапами, подобно древесной ящерице либо хамелеону, перелезает на другую ветку, потоньше и повыше, где и сворачивается в чешуйчатый шар, зацепившись хвостом и повиснув.
– А ты говорила – нету тварей…
Ирочка хохочет долго и звонко, и я невольно сам смеюсь.
– Это же ночной садовник. Очень полезный зверек, выведен генетиками на основе дикого плодожора. Очень давно уже, больше двух тысяч лет назад. Днем они спят, а ночами уничтожают всяких вредителей да заодно и очищают лес от перезрелых плодов. Да что там, они фактически и ухаживают за всем этим, – Ирочка обводит рукой вокруг. – А иначе никаких рук не хватило бы, что ты!
Да, я что-то такое вспоминаю – видел мельком в ихнем учебном фильме. Когда первые римские легионеры еще только пробовали свои мечи на ближайших соседях, эти и им подобные зверюшки уже вовсю трудились на этой планете, медленно, но неуклонно превращая бескрайние дикие джунгли в роскошные сады.
– А почему не роботы?
– А потому что. Всякая техника, мой милый…
– Да-да, я помню. Всякая техника по сути своей протезы, и где можно, надо обходиться без нее.
– Умник ты мой, – смеется Ирочка. Вдруг настораживается. – Погоди-ка… Слышишь?
Я тоже прислушиваюсь. Где-то тоненько скулит-пищит неведомая зверюшка. И я даже ощущаю исходящую из ветвей волну одиночества и животного горя. Нет, здорово-таки я продвинулся в области телепатии.
Моя жена не раздумывает, с шумом срывается с ветки, летит на звук. Минута, и она возвращается, прижимая к груди маленького зверька, некую помесь обезьянки с курицей. Зверек четырьмя лапками вцепился в Ирочку, да вдобавок прижался полураспущенными крыльями.
– Смотри, это же детеныш (певучее слово, и я понимаю) летучей сони! Надо же, потерялся. Эти зверюшки домашние, между прочим. Откуда он взялся?
Я рассматриваю зверька, а он, в свою очередь, таращится на меня большими круглыми глазами. Радужные крылья, и кричаще-разноцветная шерстка на туловище. Нет, я не прав – это не помесь обезьянки с курицей, скорее с попугаем. Детеныш больше не скулит, успокоился, почувствовав защиту.
Я чувствую-ощущаю, как Ирочка твердеет, принимая решение.
– Все, Рома. Он будет жить у нас.
– Я всегда любил кошек, правда. А уж летающая макака – предел мечтаний.
– И не смешно вовсе. Я назову его… да, точно. Я назову его (певучее слово) Нечаянная радость.
Услышав это, зверек с видимым облегчением облегчился. Вот вам и первая радость…
– Поду-умаешь! – Ирочка передает мне свою авоську. – Тащи обе сетки, вот так. Донесешь?
– Должен… – я прикидываю вес. Ничего…
Между тем в лесу становится ощутимо темнее, откуда-то появляется и густеет сизый туман.
– Ого! – спохватывается моя супруга. – Мы провозились, сейчас стемнеет мигом, быстрее летим домой!
* * *
Мы сидим на краю, обнявшись. Должно быть, наши свисающие пятки отлично видны соседям снизу, но соседи молчат – ангелы вообще народ деликатный. Кстати, почему при полном отсутствии наружных стен мы не слышим ни звука от соседей?
«Потому что звук гасится шумозащитой. И нас не слышно, кстати. Не отвлекай меня, пожалуйста. Мне так хорошо…»
Да, действительно. Я чувствую-ощущаю, что моя жена в данный момент близка к состоянию полной нирваны. Дома, на родной планете, в родных стенах, да еще в объятиях родного мужа…
Честно говоря, мне все здесь весьма любопытно. Правда, закат мы проморгали – пока летели домой, солнце юркнуло за горизонт с неприличной для светила поспешностью, и тут же наступила темнота, будто повернули выключатель, так что наша первая трапеза превратилась в ужин «при свечах», то есть при искусственном свете. Нечаянная радость, плотно перекусив, немного попорхал по комнатам, исследуя свое новое жилище, а затем устроился на стенной икебане – облюбовал себе ночлег, значит – свернулся в клубок, накрывшись крыльями, и затих.
«Теперь он будет спать всю ночь. Летучие сони вообще очень много спят»
