Тут меня словно понесло: я обрушился на старика, всячески его понося, обзывал дармоедом, бездельником, коричневой обезьяной...
Однако он с невозмутимым видом допил вторую рюмку перно и стал потягивать свой, уже остывший мате.
Наконец я выдохся и попросил официанта принести еще два перно и бутылку неразбавленного виски со льдом. В конце концов я так накачался, что еле добрался до своего номера, завалился одетым в постель и заснул крепким сном.
Всю ночь меня мучали кошмары: какая-то змея нападала, обвивая тело, руки, ноги, и старалась задушить, укусить ядовитыми зуба)ми.
Проснувшись в холодном поту, я долго не мог уснуть. Ворочался с боку на бок. Встал, закурил сигарету. Долго сидел, уставившись на тлеющий в темноте огонек.
Затем решительным движением загасил окурок в пепельнице и твердо решил испытать судьбу. Еще долго лежал на мокрых от пота простынях и только перед самым утром забылся в. беспокойной тревожной дреме.
Проснувшись, я привел себя в порядок и спустился в бар. Старик был уже там, в своем углу. Я подошел к нему и не говоря ни слова, положил перед ним три доллара.
Он удовлетворенно "хмыкнул". Взял деньги и просипел:
- Не забудь в дорогу взять побольше выпивки и еды. Путь не близкий, там люди не живут. Они боятся. Только Иштон ничего не боится. Иштон стар. Ему терять нечего. Завтра утром вставай раньше, гринго. Я поведу тебя на Онкелону.
Дорога действительно оказалась не близкой. На машине мы добрались до подножия какой-то горы. Старик вышел из автомобиля, долго ходил вокруг, наконец, взмахом руки позвал меня за собой.
Расплатившись с водителем, я взгромоздил на плечи мешок с бутылками и провизией и двинулся за Иштоном. Идти было тяжело. Еле заметная тропинка круто забиралась вверх. Во время привалов я несколько раз обращал внимание на мелькавшую за деревьями физиономию негра.
Я сказал об этом старику, но он пояснил, чтобы я не беспокоился. Если кому-либо и придет в голову мысль следить за нами, то он скоро отстанет. Мало кто решится испытать судьбу после тех многочисленных жертв, которые взяла Тайна Онкелоны.
Лишь на третьи сутки старик, поглядев на мое изможденное, залитое потом лицо, произнес:
- Теперь скоро. Еду можешь оставить здесь. Я тебе покажу путь... Дальше... пойдешь один. Здесь близко. Иштон будет ждать. Иштон честный индеец. Он будет ждать гринго два дня и две ночи.
Он показал мне на этот раз два пальца.
- Возьми с собой это, - индеец вытащил из болтающихся на боку тряпичных ножен мачете, блеснувшее на солнце острым лезвием.
Я хотел было отказаться, показав ему свой мощный короткоствольный "Смит и Вессон".
- Он не поможет. Анаконда хитра и коварна. Она нападает молниеносно. Ты не успеешь выстрелить и одного раза. А мачете может спасти твою жизнь. Я не хочу тебе зла. Ты добрый, ты не похож на других гринго. Ты настоящий мужчина, бери...
Я взял в правую руку мачете, - оно удобно легло в ладонь и действительно с ним стало на душе как-то увереннее и спокойнее. Сунув револьвер за пояс, я двинулся в направлении, указанном стариком.
- Будь осторожен, гринго, - бросил он на прощанье. 2
Анаконда лежала, свернувшись в тугой, способный в любое мгновение выстрелить стальной пружиной, огромный узел.
Она жила здесь много лет, столько много, что казалось жила здесь вечно.
В ее тусклой, с годами совершенно стершейся памяти жило единственно яркое, оставшееся на всю жизнь воспоминание.
Едва вылупившись из яйца, она хотела было ринуться прочь, броситься в воду, в родную стихию, но почувствовала, что какая-то сила вознесла ее наверх, сжала мягкое, еще мокрое тело, с ее кожи кто-то осторожно очистил остатки скорлупы. Затем она ощутила острый болезненный укол в голову. И с тех самых далеких пор в ее голове засел вечный приказ "Охранять это место. Этот вход в большую нору".
С тех пор она долго живет здесь, подкарауливая свои жертвы.
Она часто выползала к недалекому озеру и с наслаждением плавала по его прохладной гладкой поверхности.
Она помнит, хорошо помнит свою первую добычу. Это была длиннохвостая большая ящерица, пробегавшая мимо. Анаконда мгновенно бросилась на нее, обхватила кончиком хвоста, чуть сжала и холодно глядела на недолгую агонию жертвы; потом легко и быстро проглотила еще теплый комок безжизненной плоти.
Сколько их было - таких разных, маленьких и больших. Но они насыщали ее, давали сладостное ощущение сытости и покоя. Особенно по вкусу ей пришлось мясо двуногих, которые хотя и редко, но пытались подойти к охраняемому отверстию.
С какой легкостью она бросалась на них из своего укрытия, сдавливала мощными объятиями; заглотив, с наслаждением переваривала сладкое мясо, срыгивая остатки тряпья и твердых предметов, которые не могла растворить ее едкая, тягучая слюна.
Но она устала. Как же она устала жить! Какая-то неведомая сила сделала ее вечной пленницей и одновременно властительницей этих мест...
И вдруг она услышала далекие осторожные, крадущиеся шаги. Выглянув из-за мшистого камня, за которым скрывалось ее гигантское тело, Анаконда увидела чернокожего человека, - раздвинув кусты, он шарил по скале, видимо разыскивая отверстие. Змея стремительным броском преодолела разделяющее их расстояние и мгновенно оплела тело человека толстыми мускулистыми кольцами. 3
Поднявшись по тропинке, я вышел на неширокую каменистую террасу и с трудом протиснулся между хаотическим нагромождением каменных глыб.
Пробираясь сквозь эти каменные лабиринты, совсем рядом я услышал дикий нечеловеческий вопль...
Повернув голову, я увидел заросшее кустистой зеленью отверстие в скале и рядом с ним чернокожую фигуру, с головы до ног оплетенную страшными объятьями огромной Анаконды.
Я даже не мог представить, что на свете могут существовать такие гигантские чудовища: оливково-зеленая с темными отметинами тридцатиметровая змея обвилась вокруг своей добычи и все туже и туже стягивала кольца.
Негр уже не мог кричать...
Выкатив белки перепуганных глаз, он хрипел и с ужасом смотрел на приближавшуюся к нему треугольную голову с открытой, издававшей мерзкое шипение, пастью. Холодный безжалостный взгляд немигающих змеиных глаз, казалось, парализовал жертву.
Негр дернулся, я услышал отвратительный хруст ломающихся костей, и его голова безжизненно поникла, прижавшись к отполированной блестящей чешуйчатой коже.
Чудовище почуяло новую опасность!
Пасть Анаконды, собравшаяся проглотить задушенную жертву, закрылась. Ее стремительно поднявшаяся голова несколько раз качнулась из стороны в сторону, и пружины живого капкана, разомкнув челюсти, распрямились, выпустив задушенное тело.
Бросившись вперед, я взмахнул мачете. На солнце сверкнуло лезвие, и громадная шипящая змеиная голова упала на камни.
Однако тугие упругие кольца тела Анаконды, медленно извиваясь, пытались обвить мои ноги. Содрогаясь от страха и ужаса, я с остервенением взмахивал мачете - рубил и кромсал шевелящиеся куски змеиного тела.
Наконец, все было кончено. Задыхаясь от только что перенесенного кошмара, я, шатаясь, приблизился к каменной скале и прижался к ней щекой...
Тошнота подступила к горлу.
Даже после длительного приступа сотрясавшей меня рвоты, вывернувшей наизнанку внутренности, я долго не мог придти в себя и успокоиться.
Наконец, жадно глотнув из фляжки воды, вытер мокрое от пота лицо и оглядел поле битвы.
Да, меня спасло только чудо!
Видимо, этот чернокожий, лицо которого мелькало на привалах, случайно слышал наши переговоры и, следуя за нами по пятам, пытался первым проникнуть в Тайну Онкелоны, но поплатился за это жизнью.
Теперь не мешало бы убедиться, нет ли вокруг еще одного подобного чудовища...
Я обошел вокруг отверстия, выставив вперед дуло револьвера, обшарил каждый куст, но кругом стояла тишина. Похоже, эта тварь водилась здесь в единственном экземпляре...
Обрубив мачете стебли растений, закрывавших вход в пещеру, я увидел идеально круглое отверстие. Причем самым .интересным оказалось, что оно было не вырублено, а выжжено!
