Инфор на руке разразился раздражающей трелью. Я с трудом оторвался от манекена и ткнул сенсор приема:

– У аппарата, патрон.

– Опять груши околачиваешь? – хмыкнул Виньерон на том конце провода. – Хорош дурью маяться. Через полчаса будь на третьем «пятаке». Как обычно, короче.

– Рулить опять мне, патрон?

– Нет, сегодня Хосе. А мы пойдем в приличное место. Так что будь добр.

Тьфу, и этот туда же! Я несколько мгновений тупо пялился на погасший инфор, потом провел рукой по шее – пропотел весь – и поплелся в душ.

Система HR 7722, планета Сингон,

Новый Токио, 2 июля 2541 года, день

– И это ты называешь приличным костюмом? – выгнул при виде меня бровь Пьер. – А, некогда уже. Полезай назад.

Я безропотно плюхнулся на задний диванчик в салоне новехонького глайдера, перехватив сочувственный взгляд Хосе. Хоть ему и не предстояло, как выразился дражайший шеф, наведаться в «приличное место», все же выглядел он куда презентабельней меня – строгие брюки, туфли классического типа, рубашка, все дела. Разве что галстук не нацепил, и вместо пиджака легкая кожанка. А вот мне пришлось облачиться в непременные джинсы, благо сменные уже высохли после стирки, и единственную уцелевшую тенниску. «Худи» я напялить постеснялся, а более-менее цивильную ветровку потерял в памятной схватке с реактивным японцем. Новой же обзавестись как-то руки не дошли. Так что на фоне спутников я смотрелся весьма легкомысленно. Этакий молодой спортсмен, выбравшийся на ночь глядя потусоваться в ближайший бар.

Дождавшись, когда я захлопну дверцу, Хосе врубил антиграв и легонько двинул глайдер к стартовому люку. Тот уже привычно разошелся на сегменты, но мерцания силового поля я на этот раз не заметил – атмосфера Сингона была пригодна для дыхания. Впрочем, про планету в целом нельзя было сказать, что она к людям особо приветлива. Да, она прямо-таки кишела жизнью, но, к великому сожалению первопоселенцев, местная живность и растительное царство оказались генетически несовместимы с земными организмами. Белковая жизнь на основе углерода, но с совершенно другими аминокислотами обрекла первые поколения колонистов на полуголодное существование, что существенно затормозило развитие этого мира. Первую сотню лет своей новой истории Сингон посвятил развитию гидропоники и технологий синтеза усваиваемых человеком белков, совершенно не уделяя внимания тяжелой промышленности. Все необходимое оборудование удавалось закупать во Внутренних системах, не распыляя усилий. Такой подход дал о себе знать, и вскоре планета стала лидером в генной инженерии. А потом разразился кризис, череда громких дел с опытами над людьми, бунтом андроидов на Каллисто, и закончилась эта история законом от две тысячи триста восьмидесятого года, запрещающим генную инженерию во всех ее проявлениях. Местные специалисты вынуждены были уйти в подполье, перепрофилировавшись на производство продуктов питания по уже известным технологиям – закон обратной силы не имел – но тут разразилась Большая Война с легорийцами, Сингон стал Внешним миром, власти наплевали на запрет, и все вернулось на круги своя. Сейчас, по прошествии почти трех сотен лет с первой высадки, планета разительно изменилась. Один из материков, которых здесь имелось целых девять, почти полностью превратился в кусочек древней Земли. Местные жители завершили терраформирование около полувека назад, и теперь в Новом Токио, его окрестностях и еще доброй сотне городов помельче вполне можно было жить, не опасаясь за свое здоровье. Разве что влажность повыше, чем в субтропических широтах прародины человечества, а в остальном все привычно. Столица отличалась от остальных населенных пунктов наличием довольно большого космопорта, с которым мегаполис уже практически слился. Правда, принимал он только пассажирские мало и среднетоннажные суда, остальным кораблям сюда хода не было – или зависали на орбите, или приземлялись на втором космодроме, раз этак в десять побольше, располагавшемся на одном из материков в северном полушарии. Собственно, нам повезло, что «Магнифик» принадлежал к указанным классам судов, поэтому заморачиваться сильно не пришлось, капитан Виньерон загодя забронировал посадочный сектор, от которого до города не было и пяти минут лета.

Кстати сказать, Новый Токио оказался самым крупным мегаполисом на моей памяти, а повидал я достаточно. Раскинулся он не только вширь, но еще и в высоту. Про подземную часть ничего не скажу, не довелось побывать. А вот небоскребы, образовывавшие через каждые сто метров дополнительные жилые ярусы, очень впечатлили. Как местные драйверы ухитрялись ориентироваться в этом лабиринте, лично для меня загадка.

Но больше всего поражало просто неимоверное количество зелени. Все вокруг, от разделительных полос тротуаров до окон зданий было либо заставлено специальными контейнерами с растениями, либо увито одним из неисчислимых сортов плюща. Сами ярусы, занятые в основном офисами компаний и развлекательными заведениями, больше походили на старые и слегка запущенные парки – самый шик по местным понятиям, как пояснил всезнающий шеф. Жилые помещения в небоскребах обычно начинались на двадцать пятом этаже каждого уровня и до сотого включительно, но даже здесь мимолетный взгляд вряд ли бы сумел вычленить стекло или пенобетон: в каждой квартире, в каждом офисе и в каждом магазине обитатели считали своим долгом обустроить мини-оранжерею – на балконе, подоконнике или прямо на стене. Вообще, издали Новый Токио напоминал этакий горный хребет неестественно правильных очертаний, но по мере приближения к городу глаз начинал различать ярусы-палубы, как на огромном океанском лайнере. Разве что опоры-небоскребы стояли довольно редко, чтобы в промежутки между циклопическими строениями попадало достаточно света местной звезды. Обширные площадки вокруг отдельных зданий соединялись между собой подвесными мостками, вблизи оказывавшимися настоящими улицами со всеми атрибутами – центральной частью, по которой то и дело сновали велосипеды и скутеры на электрической тяге, тротуарами, по случаю разгара выходного дня забитыми прохожими, и длинными корпусами коммерческих центров, занятых в основном мелкими лавчонками и магазинчиками, торгующими всякой всячиной. И зелень, зелень повсюду.

– А тут приятно, патрон, – поделился я впечатлениями, когда Хосе уверенно вонзил глайдер в довольно плотный поток летательных аппаратов над одним из верхних ярусов. – Это местная традиция, озеленять все вокруг?

– Это жизненная необходимость, – хмыкнул Пьер. – Терраформирование по-сингонски.

– Оригинально, – поддакнул Хосе, сворачивая направо вдоль «мостка», в сторону не самого большого небоскреба в паре километров от нас.

По мере приближения к опоясывавшей его «прогулочной палубе» скорость пришлось сбросить, и теперь мы плелись еле-еле, что совсем не раздражало, по крайней мере, меня – посмотреть вокруг было на что.

– Чтоб вы знали, мои малообразованные соратники, обитатели Сингона даже в этом вопросе поступили вопреки здравому смыслу. Вместо того чтобы изменить всю планету, они ограничились одним материком. Тем самым, над которым мы в данный момент находимся. Как им удалось обойтись без глобального вмешательства в экосистему и климат мира лично для меня загадка, как и для многих ученых Федерации, но с фактами не поспоришь – этакий «затерянный мир» в масштабах отдельно взятого материка. Понятно, что от остальной части планеты отгородиться они не сумели, такой огромный силовой купол создать нереально. Вот и защищаются от внешних воздействий по мере возможностей. А возможность только одна – создать для земных растений и животных такие условия, чтобы они со стопроцентной вероятностью вытесняли эндемичную флору и фауну.

– Это сколько же деньжищ надо было вбухать! – восхитился Хосе, не забывая лавировать в несколько поредевшем транспортном потоке. – Тут, считай, голых поверхностей и нет.

– Им пришлось, – пожал плечами Виньерон. – Новый Токио – крупнейший город на планете. И самый высокий – небоскребов тут больше, чем где-либо еще. Даже земной прототип ему по этому показателю уступает. По сути, город – одна огромная многоуровневая оранжерея. И нужно это для того, чтобы помешать семенам эндемиков, переносимых атмосферными потоками, зацепиться за жизнь. Не будь всех этих плющей и прочих кустов, все свободные поверхности уже бы оккупировали местные растения. А для людей это не самое приятное соседство. Многие представители здешнего растительного царства для человека токсичны. Конечно, концентрация ядов очень мала, но длительное воздействие, годами и десятилетиями, неизменно приводит к печальным последствиям. Поэтому Сингон в настоящий момент единственная планета в Сфере Человечества, на которой царит культ Синто почти в чистом виде. Почти, потому что в пантеоне куда более значительное место занимают духи растений, чем в оригинальном учении. К душам предков пиетета гораздо меньше. Профессиональная, скажем так, деформация, – усмехнулся он напоследок, и замолчал, погрузившись в раздумья.