– И что? Ты один ими занимаешься?

– Да нет, конечно. Знаешь, я к этому, видимо, проще отношусь. Бизнес – это просто бизнес. Есть потребность, есть емкость рынка, значит, удовлетворяешь потребность и зарабатываешь.

Чем дальше они удалялись от дома, тем сильнее менялся ландшафт – все больше деревьев и кустарников, газонов и пустырей и все меньше стекла и бетона. Все меньше хотелось говорить о делах.

– Как у тебя с Катей-то дела? – сменил тему Женя.

– Да отлично все. А твои с Олесей как?

– В последнее время получше стали.

– А что, разве были плохие? – удивился Олег.

– Да нет, не то чтобы плохие… Но ты ведь знаешь Олесю. Она ведь очень системная у меня. И я, благодаря ей, более системным и целеустремленным стал. И в бизнесе она просто монстр. Но это же накладывает свои нюансы на отношения. Она постоянно меня как бы на «слабо» пробивала, понимаешь. И я уже стал чувствовать, что перегибает она палку, и ссоры, скандалы на ровном месте у нас постоянно. Претензии, то не так, это не эдак… Ну ты понимаешь, наверное.

Олег кивнул.

– И тут произошли два события подряд, которые резко изменили ситуацию. Первое, когда приехал датый бывший Олесин муж и начал кидать ей какие-то предъявы. Она позвонила мне. Я приехал уже на взводе, честно говоря, задолбал он уже меня порядком: звонил ей периодически и мозг выносил, а тут и сам пожаловал. В общем, влетаю я в квартиру, хватаю его за грудки и сразу в бубен. Он не ожидал, начал от меня по квартире бегать. Я его за дверь выкинул и его же ботинок ему за ремень еще сзади засунул. – Женя засмеялся. Олег тоже улыбнулся, представив эту картину. – В общем, больше он не звонил и не приходил, а Олеся как-то сразу прониклась уважением ко мне. Она даже не думала, что я драться, в принципе, умею. А вторая ситуация совсем недавно произошла. Приезжаю я домой, а она вся на нервах. Не понимаю, что случилось. У нее просто истерика. Орет на меня, кулачками своими машет, ерунду какую-то несет. Я подошел к ней просто и спокойно дал пощечину. Она сначала взъярилась, потом затихла, немного поплакала и успокоилась.

– Ого! А потом заявление на развод?

– Да нет. Наоборот. Потом сказала: «Ну теперь-то я вижу, что ты мужчина!» И, знаешь, как-то все у нас по-другому стало. Спокойнее.

Олег ничего не ответил. Он был крайне удивлен таким поворотом. Он хорошо знал характер Олеси, ее силу и амбициозность и был уверен, что она не стала бы мириться с таким отношением, но факты говорили об обратном. Олег не мог представить себя в такой ситуации. Фраза «ударить женщину» вызывала у него дикое отвращение. Он насмотрелся в детстве на «выступления» пьяного отца, на слезы матери, и тело женщины стало для него неприкосновенным и священным. Он поклялся, что сам никогда не ударит женщину. В последние годы он начал понимать, что и в этом отношении был определенный перегиб. Он ничего не мог сделать с эмоциональными выплесками Екатерины, которые происходили как дома, так и на людях. Задушевные разговоры после них ни к чему не приводили, обещания тоже. Каждый раз, идя на встречу с друзьями, он не был уверен в том, что Катя не «выкинет» какой-нибудь финт и ему не придется краснеть и выяснять с ней отношения. Он очень боялся ее обидеть или задеть, вызвать в ней ревность или гнев. Подобного рода предусмотрительность порождала обратную реакцию: вместо уважения и доверия – все новые области контроля и запретов. Она высказывала ему свое недовольство, когда он задерживался на деловых встречах, а если, по ее мнению, встречу нельзя было отнести к «деловой», выплескивала на него порцию гнева и не хотела слышать никаких доводов. Он не понимал, что с этим делать. Он просто обижался.

Рассказ Жеки зародил в нем сомнение. Катя напоминала по характеру Олесю. «Неужели ее тоже надо просто осадить силой?» Даже если выход и был в этом, он категорически не нравился Олегу.

Олег выдохнул и посмотрел в окно. Они проехали уже больше сотни километров. Все сильнее чувствовалось, что они двигаются в южном направлении. Накидки на деревьях становились все зеленее. Деревни. Поля. Реки. Мосты. Обед в придорожной кафешке.

У детей была своя жизнь. Они то играли, то ссорились, то мирились, то плакали, то смеялись. Дети словно живут в несколько раз быстрее. За один день они проживают несколько дней, и чем младше возраст, тем быстрее скорость. Вот мы мерим свою жизнь днями: уснул, проснулся – день. Младенцы спят около пяти раз в сутки, значит, для них проходит пять дней, дети постарше живут два дня за один, так как спят в обед, и, взрослея, мы привыкаем к «обычному» графику ночного сна. Это кажется таким естественным. Но если бы это было естественно, то было бы естественно для всех. Есть, например, индейцы племени Пируха, которые не признают ночной сон и спят несколько раз в день, стоя, прислонившись спиной к дереву. И у них все абсолютно по-другому. Они словно инопланетяне. У них нет прошлого и будущего, абсолютно непонятный язык, нет систем счисления, и они не поддаются влиянию миссионеров, так как их система ценностей отлична от обычной… У них нет проблем, и им нечего предложить. Ребенок проживает свой опыт очень быстро и тотально. Вы на него разозлились и накричали, он обижается и злится, потом быстро все простил, любит и уже смеется и танцует от радости, а взрослый за это время еще не перестал злиться. Он тебе уже песню поет, а ты ведь еще «не остыл», но показать, что обижаешься, не можешь и поэтому срываешься, осудив его за то, что он кривляется, вместо того чтобы танцевать вместе с ним. И чем чаще взрослые вмешиваются в конфликты детей, тем больше дети застревают в своих «проблемах», начинают их анализировать, размышлять о своем «неправильном» поведении и превращаются в маленьких старичков, которых затем принимают в школе и сразу начинают готовить к пенсии: не шали, не бегай, не прыгай, не возражай, делай только то, что тебе говорят, а если будешь выполнять все правила (свою работу), то получишь хорошие отметки (долгожданную пенсию).

Ехали без остановки на сон, чтобы не тратить время. Сначала поспал Олег, откинувшись на сиденье, затем Женя уступил ему руль, когда они проезжали Москву в четыре часа утра. Энергия мегаполиса чувствовалась на огромном расстоянии до него, в нем, а след ее тянулся еще многие десятки километров после выезда оттуда. Многотысячные автомобильные пробки, нервные гудки клаксонов, искаженные гримасой серьезности и напряжения лица водителей. Хотелось поскорее покинуть это поле. Оно так контрастировало с мечтами о предстоящем отдыхе.

Вдруг все изменилось. Ростовская трасса зазеленела деревьями, запела просторами полей, запахла землей и травой, дымком из самоваров, стоящих вдоль трассы, заулыбалась лицами бабушек, продающих вяленую рыбу, веники и пирожки. Зацвела, засветилась, заиграла.

Температура за бортом поднялась градусов на десять по сравнению с Питером. Проезжая очередное поле, усыпанное желтыми и фиолетовыми полосами цветов, Олег не выдержал и остановил машину.

– Ты чего? – удивился Женя. – В туалет же на заправке сходили.

– Хочу выйти. Подышать воздухом. Сфотографироваться.

– Давай только не долго. Нам еще ехать.

Олег хлопнул дверью и ступил ногой на свежую сочную траву. В нос ударил запах пробуждающейся природы. Олег прошел в глубь поля, присел и начал гладить траву руками, любуясь свежим зеленым цветом и яркими вспышками диких маков, проглядывающих то тут, то там, сквозь частокол зеленых стебельков. Он нагнулся еще ниже и понюхал землю. Как же божественно вкусно она пахла. Какие тайны она в себе таила? Как родила все это богатство и великолепие жизненных форм? Не зная почему, он попросил мысленно землю забрать у него тяжесть проблем и поблагодарил ее за все.

Тимофей подошел к нему сзади.

– Пап, а что ты делаешь?

– Любуюсь. Посмотри, как красиво.

– Ага. Красиво!

Олег обнял его.

– Пойдем к машине, сынок.

Женя с сыном тоже стоял у поля и фотографировал его.

– Ну что, помчали!

– Помчали!