«Вы, ребята, больше не моя любимая дружина, с которой я делю и победы, и поражения», – заявил нам сегодня ладожский князь-соправитель. Вы – сами по себе. Сражаетесь за фиксированную зарплату, которую получаете вне зависимости от моих, а также ваших личных успехов или неудач. Вот и получите. Да, сражались вы неплохо, и потому я даже готов выплатить вам небольшую премию. Но насчет воинской добычи – извините. Вот если бы вы взяли ее самостоятельно, тогда – да. А поскольку окончательную победу одержали все же не вы, а моя славная дружина, то – свободны!

И вообще: если бы он, князь, не подоспел вовремя, то там, в сокровищнице, мы бы все и полегли.

То есть он еще и спас нас, оказывается! А мы, выходит, на собственный страх и риск, по личной инициативе хитростью и геройством захватили стольный град главного противника Рюрика? И это при том, что все, кто был тогда на совете, знают, что мы действовали в строгом соответствии с общим планом.

Знают, но помалкивают. Все. Даже варяги. Потому что все, кроме нас, получили свой кусок пирога. Сочный. Рюрик не поскупился. И одаренные дружно сделали вид, что они все вместе, а мы – сами по себе. Интересно, чем бы закончилось сражение, если бы мы не взяли город и не заставили Водимира биться на два фронта? Если бы Рюрик подошел не к захваченному нами городку с разбитыми воротами и вражеской армией, истратившей на нас почти все стрелы, а к полностью готовой к обороне крепости?

Сумели бы все эти важные бояре и гордые ладожские отроки взять такую крепость врага?

А вот сомневаюсь.

Мы расчистили дорогу. Мы заставили Водимира разбить собственные ворота. Мы заблокировали не только сокровищницу, но и оружейку, лишив Водимира возможности пополнить запасы оружия. Это была наша победа! И что же?

Все остальные участники получили роскошные подарки.

Ладожские дружинники – четверть добычи.

Варяги – треть добычи и здоровенный кусок Водимировой территории в коллективное подданство.

Гостомысл – кучу денег на восстановление разграбленной Водимиром Ладоги.

А нам – жалкая кучка серебра и дозволение попировать в уголке?

Да пошел он, этот мелкий ладожский князек, возомнивший себя великим вождем!

– Пусть подавятся нашей славой! – решительно заявил я, поднимая кубок. – Когда-нибудь этот хитрый лис снова сунет морду на чужой двор, и, когда ее там прищемят, мы не станем спасать его красную шкурку! А добра мы еще добудем! И столько, сколько здешним и не снилось!

Моя славная дружина грозно рявкнула: «Да!» И настроение коллектива сразу пошло вверх.

– Ты прозорлив, хёвдинг!

Это Стюрмир. Он остановился рядом со мной по дороге на крыльцо, куда направлялся с намерением облегчиться.

Ну да, в сравнении со Стюрмиром я прям-таки мудрец. Но к чему это он?

– Я-то думал: зачем ты отпустил Водимира? А ты, выходит, догадывался…

– Рот закрой, – прошипел я, оглядываясь.

Нет, никто не услышал. Я никому не сказал. Даже Медвежонку.

Чем меньше людей знает о том, что я держал в руках жизнь князя Водимира – и позволил ему свалить, тем лучше. Нет, я тогда не думал о том, что Рюрик обойдется с нами так скверно. У меня была совсем другая мотивация. Но я ведь просил их с Бури помалкивать. А Стюрмир набрался пива и…

– Молчу, – зажал ладонью рот Стюрмир. Хихикнул, хлопнул меня по спине и вразвалочку двинул на выход.

Может, я зря так напрягаюсь? Вроде бы здесь все свои…

Ах ты ж…

Нет, не все. Стоит. Глядит. Свысока. Непохоже, что он что-то слышал. Зато очень похоже, что он тоже изрядно пьян, наш бывший друг и соратник Трувор по прозвищу Жнец.

Первый наследник главного варяжского князя, насколько мне известно, и главный воевода князя ладожского Рюрика.

Что ж, раз пришел, давай за стол. Мои подвинулись, Трувор уселся напротив. Поглядел на меня, потом на Медвежонка, принял от девки бронзовый кубок, приложился, кивнул одобрительно. Потом кивнул уже мне. Тоже – с одобрением.

– Вижу, Волчонок, ты не очень расстроен. Значит, понял. Это хорошо. Я тебя предупреждал: не стоит сердить князя. Тебе повезло, что наш князь помнит добро и простил тебе дерзость. Однако впредь будь осторожнее. Не то так легко не отделаешься. Ни ты, ни твои люди.

– Это тебя Рюрик прислал? – кисло поинтересовался я.

– Нет. Он больше не станет потакать твоему нраву. Волк, ты должен понять. Он – князь. А ты – предводитель десятка воев. И только. Он позволил тебе жить здесь и служить ему. Цени.

Свартхёвди хрюкнул.

Я покосился на побратима. Тот больше не пил. Слушал. Очень внимательно.

– Я пришел к тебе, потому что я – твой друг. Вдобавок ты скоро станешь мужем моей дочери, и я обеспокоен. И говорю тебе: умерь свою дерзость! Помни свое место за княжьим столом, и в следующий раз тебе и твоим людям будет позволено по чести разделить княжью трапезу.

– А что будет, если я ее не умерю? – поинтересовался я очень вежливо.

Трувор покачал головой:

– Ты же не глуп, Волчонок. Не гневи Рюрика и – не узнаешь его гнева. Ни ты, ни твои люди.

Та-ак. Похоже, кое-кто тоже перебрал пива. Или Трувор от перспективы стать моим тестем уже сейчас возомнил себя мудрым папашей?

«Ну так я его сейчас поправлю!» – решил я, наливаясь яростью.

Но выплеснуть не успел. Кое-кто меня опередил.

– Ульф Хвити! – рявкнул Медвежонок так, что даже я вздрогнул.

– Что? – удивился Трувор.

– Моего брата и хёвдинга зовут Ульф Хвити! Белый Волк! – прорычал Медвежонок на языке данов, раздувая ноздри.

– Ты это к чему? – нахмурил брови Трувор.

– Мы считали тебя другом, а ты держал рот на замке, когда Хрёрек оскорблял нас, – рявкнул Свартхёвди. – Теперь никто из нас не назовет тебя другом, но закон гостеприимства свят, и когда ты пришел в наш дом, Жнец, мы обошлись с тобой по обычаю: пригласили тебя за стол, угостили пивом и обошлись с тобой как с гостем! А ты вместо подобающей гостю благодарности принялся оскорблять и поучать хозяина! Хуже того: ты попытался его унизить, заподозрив в трусости!

– Я не говорил ничего подобного, – холодно произнес Трувор. – Что ты несешь, Сваресон?

– Что ты несешь, Жнец?! – Свартхёвди сжал кулаки с такой силой, что побелели пальцы. – Надо быть очень глупым, чтобы решить, что такие, как мы с братом, можем испугаться такого, как твой жадный конунг, возомнивший себя великим только потому, что его избавили от такого же мелкого врага! Мы избавили, Жнец! Мы! – Нитка слюны потекла изо рта Медвежонка на его желтую бороду.

Я напрягся. Не дай бог, брата сейчас охватит священное безумие…

Трувор тоже опасался, что берсерк выпустит зверя на свободу. Варяг неотрывно глядел на вытатуированные на тыльных сторонах ладоней Свартхёвди медвежьи лапы и был готов выскочить из-за стола и принять бой.

Но Медвежонок сумел сдержаться. Выдохнул через стиснутые зубы, сцапал мой кубок и опорожнил его в один огромный глоток.

Трувор расслабился. Зря. Медвежонок сказал свое слово, а вот я – еще нет.

– Меня ты тоже удивил, Трувор Жнец, – произнес я в наступившей тишине. – Не думал, что ты можешь быть так жалок. Я могу понять твоего князя, который, утратив силу, превратился в скупца. Бессильному и бесчестному одно лишь серебро помогает удержать власть. Больше ему рассчитывать не на что. Но ты, Трувор Жнец, ты же не был поражен копьем Сигурда Рагнарсона. Твоя сила – при тебе. Твои руки могут держать мечи, а ноги – нести тебя к новой славе. Вы, варяги, главная сила Ладоги. Один взмах твоего меча – и у Ладоги появится новый князь. Куда более достойный, чем то, что осталось от Хрёрека Сокола, инглинга и конунга! Как так вышло, Трувор Жнец, что ты теперь готов пресмыкаться перед тенью прежнего Хрёрека, принимать от него подачки и сидеть ниже какого-то там Бобра? Ты, которому тень, забравшаяся на княжий шесток, обязана всем?

– Ты хочешь меня оскорбить? – поинтересовался Трувор.

Похоже, хмель из его головы выветрился, и я снова играл с огнем. Но в то же время я знал: если он и рискнет попробовать меня убить, то уж точно не сейчас, когда он – один, а со мной – весь наш маленький, но грозный хирд.