Пьяница вскочил, подбежал к двери, рванул ручку и застыл...
Перед дверью стояла миловидная седая женщина в голубом платье.
Он не слышал, как за стеной, в соседней комнате, часы пробили шесть и как забулькала вода в кране. Он зажмурился, но когда спустя минуту вновь раскрыл глаза, женщина стояла там же, - стояла как каменное изваяние смущенной богоматери.
- Кто вы? - спросил пьяница шепотом.
- Уже час я стою здесь и не смею постучать, - ответила она.
- Но... Кто же вы?
- Ваша дверь, наверно, сотая... Я обошла сто дверей и не решилась постучаться... Если бы вы сами не открыли, я не осмелилась бы постучать и в вашу дверь...
- Что же вам нужно от меня, уважаемая?
- Не подумайте ради бога, что я попрошайка... - Голос у женщины задрожал. - Я мать!
- Чья мать? - ужаснулся пьяница.
- Мать солдата... - Женщина перевела дух и продолжала: - Я получила извещение... Сын мой лежит в госпитале, раненый. При смерти. Я должна взять его домой... Во что бы то ни стало... Хоть на собственной спине, хоть ползком, но должна... Если даже это будет мне стоить чести, совести, даже жизни!..
"Что же вы хотите от меня?" - спросили глаза пьяницы.
- Я не попрошайка, сынок! Я - мать... И мне нужны деньги... На дорогу...
"Благородные граждане Тбилиси!" - услышал пьяница собственный голос.
"И почему вы пришли ко мне?" - спросили его глаза.
- Не откажи мне, сынок, не погуби меня!.. Твоя дверь последняя. Больше я никуда не пойду!..
Женщина опустила голову. Пьяница увидел, как на ее черные изношенные чусты капнули слезы. Дрожащей, словно в лихорадке, рукой он быстро извлек из кармана скомканные, грязные бумажные деньги и подал их женщине. Она не протянула руки. Тогда пьяница осторожно положил их ей за пазуху, потом вывернул собственные пустые карманы и застыл. Женщина продолжала плакать, и пьяница понял, что она хотела, но не могла словами выразить свою благодарность. Тогда он медленно опустился на колени, припал к ногам женщины и тихо произнес:
- Спасибо, мама!
Так прошла минута. Когда он поднялся, женщины перед ним не было. Там, где только что стояла она, лежали скомканные, грязные бумажные деньги.
- Боже мой, неужели и это было видение?!
Из крана с веселым журчанием лилась струйка воды. Но ему уже не хотелось пить. Горло и губы пьяницы были влажны, но влажность эта не походила на воду - она была теплой и соленой.
На улице рассвело.
По темному, душному, переполненному пассажирами вагону с трудом пробирался ревизор. За ним с видом провинившегося следовал проводник, подсвечивая фонарем взятые у пассажиров билеты. Ревизор разглядывал пассажиров и их вещи с такой тщательностью, словно разыскивал среди них опасного государственного преступника.
- Ваш билет?! - повторял он полуприказывающим, полувопросительным тоном, и пассажиры молча, словно сговорившись, протягивали ему свои билеты.
- Ваш билет?! - обратился ревизор к сидевшему у окна худому, небритому мужчине.
- У меня нет билета! - сказал мужчина.
- Что?!
- У меня нет билета! - сказал мужчина.
- Куда же вы, позвольте спросить, едете без билета? - спросил ревизор с иронической улыбкой.
- К матери, - ответил мужчина.
- К кому!? - Удивленный ревизор вырвал из рук еще более удивленного проводника фонарь и поднес его к лицу пассажира.
- К матери! - повторил мужчина.
"К какой матери?!" - хотел переспросить развеселившийся вдруг ревизор, но, увидев бледное как полотно лицо и мокрую от слез седую бороду пассажира, ужаснулся. Потом молча повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь.
Поезд ворвался в черное чрево тоннеля.
