И. А.
«И звали ваших отцов так же, как и вас: Вейкко и Пшёлты!»
(«Кукушка»)
Я подъехал, сверяясь с незнакомым адресом по бумажке, на пятнадцать минут раньше назначенного срока.
Хотя точное время прибытия носило реальный и угрожающий смысл лишь в том случае, когда тебя вызывало начальство.
Приглашение же к бывшей однокласснице принципиально не могло иметь такой временнОй значимости для тридцатипятилетнего мужика.
Тем более, что я и сам не знал, зачем сюда приехал: неожиданный звонок после нескольких лет отсутствия каких бы то ни было контактов и еще более неожиданная просьба подъехать в строго определенные день и час, исходящие не от кого-то произвольного, а конкретно от Ирины не значили вообще ничего.
И в то же время значили все.
Поскольку Ирина была женщиной.
Не курицей и не кокоткой, а просто женщиной.
1
Я вряд ли смог бы передать двумя словами суть проблемы – объяснить на пальцах, кем была Ирина и что она значила… и, кажется, продолжала значить для меня до сих пор.
Но этого, наверное, и не требовалось. Меня должен был понять любой – ну почти любой – мужчина. Поскольку в каждом смешанном коллективе найдется хоть одна подобная представительница противоположного пола.
Намекающая, дразнящая, манящая и обещающая.
И в то же время более недоступная, нежели обратная сторона Луны.
Женщина с большой буквы: раздающая авансы, которые казались весомыми в момент получения, но всякий раз таявшие, лишь только дело доходило до тела.
Учась с Ириной в одном классе, я начал хотеть ее с того момента, когда некоторая моя часть без слов дала понять свое назначение.
Думаю, не я один строил относительно нее далеко идущие планы – равно как и не только мне не удалось осуществить ничего существенного.
Надо сказать, что в школе – смешно вспомнить! – я считался одним из первых красавцев, поскольку имел хороший рост и невероятно густые черные волосы, редко встречающиеся в нашем регионе; за них меня даже прозвали «цыганом». И без ложной скромности я мог сказать, что практически любая девчонка была готова повиснуть у меня на шее… и, возможно, не только на ней.
Но мне оставались безразличными эти самые любые; я не был коллекционером трусиков – мне требовалась только Ирина.
Максимума возможного я добился на последнем из школьных вечеров, весной одиннадцатого класса, когда мы топтались под музыку в гулком спортзале.
Сначала истискал все ее мягкие места, пользуясь медленным танцем. Потом при полном ее попустительстве, со смешками и шутками – хотя имея самые серьезные намерения – увел ее на последний этаж, в самый дальний, плохо запиравшийся класс.
Там-то я кое-чего и достиг.
Я не говорю о поцелуях; целовались мы все, с кем ни попадя – это вообще не считалось.
Я сумел большее: расстегнул до пояса ее платье в черную и красную клетки и вытащил наружу ее молочную железу.
Всего одну, но все-таки вынул. Левую с моей стороны – значит ее правую.
Белую-белую девичью грудь небольших размеров с коричневатым соском идеально круглой формы.
Совершив данный поступок, я онемел от гордости, вожделения и восторга. Разумеется, сквозь одежду я исследовал столько грудей разного калибра, что вести им счет не имелось смысла. Но в натуральном виде созерцал это сокровище впервые.
Ирина хихикала, но по рукам меня не била, а сосок ее, действуя вперед хозяйки, твердел и стягивался в узел.
И этот отзыв соска обещал все дальнейшее.
Но Ирине послышались шаги в коридоре – скорее всего, она их выдумала, поскольку в моих ушах колотилось сердце. Она отобрала у меня все – вырвала кусок своей плоти из моих трясущихся рук – и засунула обратно в бюстгальтер.
А я…
Из меня разом выпустили воздух. Я даже не пытался бороться, трезво осознав бесполезность попыток.
И мы вернулись в спортзал, где продолжались танцы.
Больше подобной ситуации не повторилось.
Мы выбрали разные специальности и наши пути разошлись.
Я женился; Ирина вышла замуж.
Но зная ее, я не сомневался, что и в институте она доводила сокурсников до белого каления своей мнимой доступностью – обещая все и ускользая в последний момент.
Равно как то же самое наверняка проделывала и с последующими сослуживцами, равно как и со всеми прочими мужчинами.
Такой уж она уродилась, эта чертова Ирина.
2
Причем, как ни странно, даже в нынешнем моем возрасте дьявольская сила этой обольстительницы оставалась столь мощной, что и сегодня я примчался к ней по первому зову.
Хотя и не знал, для чего.
По телефону Ирина очень туманно сказала, что ей нужна помощь в крайне важном деле.
Которое она назвала интимным.
Последнее слово вряд ли означало нечто действительно интимное; Ирина наверняка хотела просто подчеркнуть, что с подобной просьбой можно довериться лишь очень близкому человеку. Не в смысле физической близости, а надежному старому другу: меня она считала именно таковым.
Я полагал, что речь шла лишь о том, что надо срочно решить какую-то компьютерную проблему: все мои знакомые регулярно обращались ко мне с такими просьбами и я никому никогда не отказывал, поскольку не пренебрегал никаким новым опытом.
Однако, положа руку на сердце, я вынужден был признаться, что столь разумное объяснение прошло бы с любой женщиной, кроме Ирины. Слова об интимности, произнесенные ею, вызвали однозначную реакцию организма.
Я был обычным, просто-таки обычнейшим мужчиной: хорошим семьянином, изменяющим жене время от времени чисто для разнообразия, но не делающим из этого самоцели. Я понимал, что возвратившиеся нескромные мечты об Ирине иррациональны в самой своей сути, поскольку предшествующий опыт говорил о том, что желание иметь ее было априорно неисполнимым невыполнимо… но она всегда умела возбуждать именно неисполнимые желания.
И хорошо известная своими привычками, даже за минуту разговора ухитрилась капнуть в душу ядом каверзной надежды.
Я взглянул на часы. Оставалось еще десять минут, но было глупо сидеть в машине и ждать, пока передвинется стрелка.
Проклиная ее хитрость и свою дурость, я вылез наружу.
3
В последний раз мы виделись с Ириной невесть как давно, я понятия не имел о ее нынешней жизни. Но устроилась она явно неплохо, поскольку жила в хорошем кирпичном доме с наглухо запертым подъездом.
– Кто там? – хрипло спросил домофон.
И кляня себя, я ощутил, как организм мой вздрагивает.
– Это… я.
Голос мой запнулся.
– Восьмой этаж, – невозмутимо ответила Ирина. –.
После чего замок щелкнул и дверь пропустила внутрь. Выйдя из удивительно чистого лифта, подтвердившего догадку о красивой жизни, я краем глаза заметил, что на лестничной площадке нервно курит хорошо одетый – в костюме и при галстуке – мужчина средних лет.
Правда, я тут же забыл о нем, предвкушая непонятную встречу с Ириной.
– Привет, – сказала она, подставляя щеку для поцелуя.
Обычный жест, принятый даже среди малознакомых людей, она совершала так, словно готова была отдаться сразу, прямо здесь и до капли.
– Что за… проблема ? – спросил я, не в силах больше гадать.
– Не сейчас, – она встряхнула прической. – Подожди, пока все соберутся…
Я не успел даже отреагировать на внезапное «все», как Ирина вела меня по коридору со словами:
– Всерьез ни с кем не знакомься, ни о чем не беседуй, телефонами не обменивайся…
Потом втолкнула в большую гостиную и закрыла дверь за моей спиной.