Россия второй половины XIX века – Россия пишущая. Публицистика в виде журнальных статей и специальных брошюр служила ещё одним подспорьем в работе над данной книгой. Впрочем, обсуждение работы собственно податных присутствий попадало на кончик пера публицистов лишь в виде исключения: на фоне таких животрепещущих вопросов, как подоходный налог или винная монополия, это были слишком мелкие подробности. Публицистические источники имеют для данной темы лишь вспомогательное значение.
Из ряда специальных экономических журналов, которые издавались в это время в стране, своей содержательностью выделяется официоз Министерства финансов – «Вестник финансов, промышленности и торговли», выходивший с 1885 г. до ноября 1917 г. Здесь в преддверии реформ помещались пространные редакционные статьи, объясняющие необходимость и смысл перемен, здесь печатались краткие сообщения о зарубежной экономической жизни, здесь изредка появлялись и публикации, выражающие личные мнения известных экономистов по злободневным вопросам.
Подводя итог обзору источников, подчеркну главное. Российский государственный исторический архив, хранящий фонды министерств Российской империи, часто воспринимается как земля обетованная для специалистов по истории периода капитализма. Материалы, добытые здесь – как венец исследования. В той работе, итогом которой стала данная книга, напротив, обработка столичных фондов была начальным этапом. Некоторые любопытные находки, сделанные в богатейшей коллекции РГИА, всё же, как правило, имеют характер необязательных виньеток. Самые важные выводы обеспечены документами казённых палат и податных инспекторов, податных присутствий и крестьянских обществ одного из российских регионов.
Пристальное изучение первичных документов делает невозможным сплошной охват всей страны в одном исследовании. То, что данная работа выполнена именно на материалах Западной Сибири, обусловлено стечением нескольких обстоятельств.
Первое из них – это удивительный рывок в развитии, который являет нам сама Сибирь на протяжении считанных десятилетий перед революцией. Ещё в 1882 г. классик областнического движения Н.М. Ядринцев в своей знаменитой книге «Сибирь как колония» печалился по поводу того, что Сибирь остаётся страной каторги и ссылки, и с трудом доказывал, что сибирские крестьяне – не какая-то особая этнографическая группа, а те же самые русские. Но в этом же самом году Тобольская и Томская губернии освободились от опеки западносибирского генерал-губернатора, получив от высшей власти своего рода дипломатическое признание наравне с обычными российскими губерниями. И это уже было признанием бесповоротно состоявшейся «русификации Сибири». С приходом же в Сибирь железной дороги плотность её заселения, экономические условия, технологии, культурные привычки стали меняться на глазах. Союз Сибирских маслодельных артелей (с конторой в Лондоне), «высочайше установленный» Челябинский тарифный перелом для сибирского хлеба, проведённая в 1890-е годы серия реформ по великороссийским образцам 1860-х годов – ярчайшие свидетельства сибирского преображения. В середине 1890-х гг. Транссиб присоединил земли на восток от Урала к экономическому и культурному пространству Европейской России. Восточная Сибирь оказалась всё же слишком далёкой для российских крестьян, без массового притока которых воплощение новых экономических возможностей не могло состояться. Но Тобольская и Томская губернии (вместе с русскими районами Степного края, находящимися в зоне экономического тяготения Транссиба) окончательно стали обычной русской провинцией.
Как правило, исследования по истории России опираются на материал европейской части страны (нередко – с вычетом из неё южных и западных окраин, богатых на особенности законодательства). Такова сила традиции. Игнорирование Сибири настолько естественно, что даже не требует обоснования. Довольно логично, что в Москве, к которой Берлин вдвое ближе Томска, по отношению к Сибири и в XX в. продолжал действовать стереотип «медведей на улицах». Но как раз общероссийским исследованиям этот шаблон изрядно навредил. К.Н. Тарновский, скрупулёзно искавший успешные и передовые кооперативы среди разоряющихся ремесленных мастерских европейских губерний27, получил бы в подтверждение своей идеи «народного капитализма» целую отрасль (маслодельческую), если ли бы обратился к Сибири. Исследователи российских железных дорог28 получили бы возможность качественно иной постановки столь резонансного в мировой исторической науке29 вопроса о влиянии железных дорог на экономическое развитие страны. Именно сибирский опыт позволяет отделить воздействие железных дорог от воздействия крестьянской реформы и других преобразований 1860-х–1870-х гг. и показать роль железной дороги как локомотива экономики.
Уже из сказанного видно, что «обычная российская провинция» Западная Сибирь имела – как и всякая обычная провинция – свои особенности, важные для изучения общероссийских явлений. Для налоговой отрасли из этих особенностей важны две. Первая – это запаздывание с определением границ крестьянского землепользования. Даже в последние годы перед революцией, несмотря на десятилетия работы «Сибирского межевания» и его преемников, не везде крестьянские общества имели точно отграниченные наделы. На этом основании столичные власти отказывались распространять на Сибирь Положение 1899 г. о порядке взимания крестьянских налогов. За счёт этого в Сибири был поставлен своего рода эксперимент: отмена круговой поруки состоялась в отсутствие важнейшего условия, принуждающего крестьян раскладывать налоги не в ущерб казне. Это даёт уникальный материал для обсуждения вопроса о соотношении законов и традиций в системе сбора налогов.
Ещё одна сибирская особенность – задержка с окончательным установлением здесь советской власти до конца 1919 г. Революция и Гражданская война – время резко ускоренного развития: в считанные годы отменялось одно и создавалось другое, о чём прежде говорили десятилетиями.
Именно в это время Министерство финансов Омского правительства, продолжившее традиции до-большевистского управления, сделало подоходный налог не элитным, а всеобщим. Так был закреплён выход на новый качественный рубеж, поставлена последняя точка в полувековой эволюции налоговой системы, немного не достигшей этого рубежа на землях, подвластных большевикам.
Не последнюю роль среди причин обращения к Сибири играют организационные обстоятельства. Прежде всего, важен вопрос происхождения архивных коллекций. Структура управления Российской империи была такова, что низшим уровнем разветвлённого государственного управления оставалась губерния. В губернских центрах сотрудники губернских правлений и казённых палат вырабатывали политику, которая затем воплощалась под их присмотром местными деятелями – крестьянскими чиновниками, податными инспекторами, полицейскими исправниками. Планы П.А. Столыпина создать такую же систему на ступень ближе к народу – на уровне уезда – не вышли за рамки законопроектов. Поэтому именно архивы губернских центров хранят самые богатые подборки низовых документов по российской истории периода капитализма.
Так архив Томска, ныне – главного города скромной Томской области, оказался владельцем коллекции документов огромной Томской губернии, в которую укладываются нынешние Новосибирская, Кемеровская области, Алтайский край и Республика Горный Алтай. Сопоставимый по богатству материал хранится в г. Тобольске, который нынче не является даже областным центром, а в начале XX в. служил резиденцией одного из двух западносибирских губернаторов. Особый статус, выходящий за рамки уездного центра, имел Барнаул – столица Алтайского округа, управляемого Кабинетом его императорского величества (Кабинетом ЕИВ). В Государственном архиве Алтайского края отложились дела податных инспекторов, крестьянских начальников и других органов местной власти не только по Барнаульскому, но также по Бийскому и Змеиногорскому уездам, входившим в Алтайский округ. Не всем сибирским столицам повезло. Материалы из бывшего центра Степного края – города Омска – в значительной степени были переданы в Казахстан. Почти весь фонд Омской казённой палаты хранится ныне в Центральном государственном архиве Республики Казахстан.
