Федор и другие слуги, что сопровождали Петра в его поездке по Европе, были изумлены, когда за столом, где сидел и царь, к концу трапезы, то одна, то другая девица или мужчина вдруг громко портили воздух и никто не возмущался таким невежественным русскому человеку поступком, а напротив, остальные гости одобрительно восклицали «алес гуд», что означало на их языке – «очень хорошо».

Еще Федор вместе с другими слугами страдал за границей от невозможности принять баню – бань в Европе не оказалось, а жители – начиная с немцев, иногда мылись в больших шайках всей семьей: сначала молодые, потом старые и мужчины и женщины в одной воде, которая становилась совсем грязной к концу помыва.

Царю Петру такие обычаи были не в тягость, поскольку он и дома не посещал баню и совсем не мылся, лишь слуги по утрам протирали ему тело и лицо влажной тряпицей, а вот его свита жестоко страдала от отсутствия возможности посетить баню и попариться от души.

Петр в Европе интересовался, первым делом, какими способами здесь казнят преступников: так же как он делал у себя в Москве или просвещенный запад применял и другие способы наказания, более совершенные и мучительные.

«Однако, он являл собой не только блудливое животное, но и животное кровожадное и жестокое».

«Иногда у него являлись странные желания: он непременно хотел, например, присутствовать при колесовании; он думал разнообразить уголовный процесс своей родины введением этой пытки. Пред ним извинились: временно не было присужденных к этой казни. Петр удивился: сколькими способами можно убить человека? Почему не взять кого-нибудь из его свиты».

«Так что именно палаческое искусство лишь одно и могло серьезно заинтересовать Петра. В своих личных владениях он первым делом, еще со времен своего вьюношеского возраста, учредил пыточные застенки Преображенского, а уже потом все остальное. Мучить и убивать ему просто нравилось. Какая там еще иная наука могла его серьезно заинтересовать?»

Так что все его сказочные результаты обучения сводились к следующему:

«он работал под руководством артиллериста Стернфельда и в несколько недель получил диплом канонира. Об этом напрасно говорить серьезно. Через три года два монарха, одинаково влюбленные в оригинальность, Петр и польский король встретились в Ливонии, в замке Бирзе и развлекались стрельбой в цели из пушки. Август попал два раза, Петр ни один».

Такова цена диплому артиллериста, купленному Петром.

К тому же сводятся переодевания Петра в обноски рабочего на судостроительной верфи:

«Переодевание, конечно, никого не обманывало. Родственник одного из рабочих, работавших в России, давно уже прислал описание наружности царя: он высокого роста, голова трясется, правая рука в постоянном движении. На лице бородавка».

А прославители Петра убеждают, что с такими судорожными движениями царь Петр в совершенстве овладел работой топором при постройке кораблей.

Потому, завидев Петра, местные жители шарахались от его несуразного вида, дети бросали в него камнями.

«Дети, с которыми он дрался, бросали в него камнями; он сердился и, забывая о своем инкогнито, объявлял во всеуслышание о своем звании».

«А потому дети безвинны. Выряженный сумасшедший в любой стране мира ну просто никак не может не стать предметом их насмешек и улюлюканий. А царь Петр, судя по описанию его внешности, не стать предметом насмешек просто не мог».

Вот впечатления, которые оставил царь Петр местным жителям маленького городка Голландии.

«Царь Петр пробыл с Саардаме 8 дней: он катался там на лодке и дал 50 дукатов служанке, за которой ухаживал».

Если кто-то из местных жителей пытались на лодке подплыть поближе, чтобы поглядеть, чем это царь занимается со служанкой в ботике:

«Царь, желая отделаться от назойливости, схватил две пустые бутылки и бросил их прямо в толпу пассажиров, но, к счастью, никого не задел».

«Один из самых близких к Петру лиц, упоминает об этой девушке и замечает, что она отдалась царю лишь после того, как поняла, заглянув в его кошелек, что имеет дело не с простым судовщиком».

«В противном же случае, этому уродливому грязному чучелу не дала бы к себе прикоснуться ни одна, даже самая зачуханная служанка».

После двухмесячного пребывания Петра в Голландии, где он пытался обучиться всему и сразу и накупил дипломов корабельных дел мастера, шкипера, кузнеца и прочих ремесленных дел, посольство перебралось в Англию, где «выходки Петра до такой степени поражали, что его считали почти помешанным».

«Актриса Гросс, заменившая служанку из саардамской гостиницы, жаловалась впоследствии на скупость царя – когда кто-то позволил себе упрекнуть его, он резко возразил: «За пятьсот гиней люди мне служат душой и телом, а эта девка мне плохо служила, ты сам знаешь чем, и стоит дешевле».

От таких занятий, взятый из Москвы годовой бюджет России был благополучно промотан Петром с его буйной компанией и далее по его требованию:

«Из Москвы непрестанно слали соболя, парчу и даже кое-что из царской ризницы: кубки, ожерелья, китайские чашки, но всего этого не хватало.

Выручил любезный англичанин лорд Перегрин, маркиз Кормантен: предложил отдать ему на откуп всю торговлю табаком в Московии». Петр любезно согласился.

В Англии во время Великого посольства: «три месяца Петр со свитой жил в поместье писателя Джона Эблина.

После отъезда было выявлено: «обнаружили, что полы и ковры в доме до того перемазаны чернилами и засалены, что их надо менять. Из голландских печей вынуты изразцы, из дверей выломаны медные замки, краска на дверях попорчена или загажена. Окна перебиты, а более пятидесяти стульев, то есть все, сколько было в доме – просто исчезли, возможно, в печках. Перины, простыни и пологи над кроватями изодраны так, как будто их терзали дикие звери. Двадцать картин и портретов продырявлены; судя по всему, служили мишенями для стрельбы. От сада ничего не осталось. Лужайку так вытоптали и разворотили, будто по ней маршировал целый полк в железных сапогах.

Восхитительную живую изгородь, длиной в четыреста футов, высотой девять и шириной пять, сравняли с землей. Лужайка, посыпанные гравием дорожки, кусты, деревья – все погибло. Соседи рассказали, что русские нашли три тачки и придумали игру; одного человека, иногда самого царя, сажали в тачку, а другой, разогнавшись, катил его прямо на изгородь».

Будучи во Франции и наблюдая жизнь людей в Париже, Петр одарил этот главный город копируемой им западной цивилизации, где именно в это время народ погибал от алкоголя и курения, проституции и связанных с ней неизбежных венерических заболеваний, следующим эпитетом: «Если бы он был мой, то непременно бы сжег его».

Эта злоба Петра на Париж была вызвана тем, что случилось во время прогулки царя по узким улочкам этого города. Проходя к собору Нотр-Дам, царь был облит нечистотами, выплеснутыми из окна верхнего этажа. В Москве не было зданий выше двух этажей и улицы были широкие, а здесь, в Париже дома были выше, улочки узенькие и все отходы человеческой жизни выплескивались прямо на мостовую, стекая потом в реку Сену. Вот и Петр попал под струю нечистот, а поскольку был, по своему обычаю, без шляпы, то и оказался облит с головы до ног.

Нужников в городе Париже не было ни в домах простых горожан, ни во дворцах высоких особ. Все естественные надобности справлялись в горшки, а затем выплескивались из окон на мостовую, не взирая на прохожих.

Во дворцах, что посещал царь Петр, тоже нигде не было нужников и свита царя, вместе со слугами справляли нужду, где придется: под лестницей, в коридоре или под деревом в парке, совершенно не стесняясь, поскольку и сами французы именно так и поступали, показывая пример гостям из далекой Московии. Царю Петру такие действия были привычны: он и на родине поступал точно так же, а потому сразу почувствовал себя европейцем, нарочно справляя нужду на глазах у всех в комнатах дворцов или в парках Версаля.

Дамы светского общества, прогуливаясь по парку с кавалерами, почуяв нужду, непринужденно отходили в сторону, приседали, справляли нужду на глазах кавалеров и, приподняв юбки, возвращались, чтобы продолжать светские беседы.