Последний экзамен

Дина Турбина вышла из дверей института в пасмурный день.

Можно было бы сказать, что размытые туманом и вялыми дождями последних дней краски окружающего мира и царившая в нём совсем нелетняя грусть, совершенно не соответствовали её настроению – приподнятому, натянутому, как струна, готовая к песне. Можно было бы, если бы для Дины существовали такие понятия как плохая или хорошая погода. И блёклые дни с линялыми красками, и яркое солнце с синим небом воспринимались ею без оценки, без деления на «плохо» и «хорошо», «грустно» и «весело». Мир для Дины всегда оставался прекрасным и удивительным, и любое его состояние имело свою прелесть. Возможно, настроение её не всегда бывало приподнятым, иногда его сносило на минор, но уж в этом-то погода никоим образом не была повинна. Скорее Дина сама заставит окружающее звучать на одной с ней волне!

И она надела солнцезащитные очки, которые преобразили всё вокруг: мир стал ярким и золотым – как в середине лета на море.

Дина любила море. Но до моря было ещё целых два месяца. Два месяца практики – почти настоящей работы, почти по специальности, за которую будут платить почти настоящую зарплату, которую Дина и планирует потратить на поездку к морю.

Но пока было самое начало лета. И самое начало буднего дня. А её работа на сегодня уже закончилась. И на ближайшую неделю тоже. Она сдала последний в этой сессии, самый сложный экзамен по самому важному для её будущей профессии предмету. Сдала самому строгому и требовательному преподавателю. Самому красивому в их институте преподавателю. Самому красивому мужчине из всех, кого Дина знала до сих пор. И это было не только Динино мнение: каждая студентка в тайне мечтала не только о педагогической благосклонности Константина Константиновича Колотозашвили. И, надо сказать, многим симпатичным девушкам перепадало. Так говорили в институте. Но об этом как раз Дина думать и не хотела…

Лучше сейчас думать про море. Она надеялась, что этим летом, после практики, заработав денег, обязательно поедет в свою любимую Феодосию. И мама обещала помочь. Здорово! Всё это было просто здорово!

Да, ближайшее будущее виделось лучезарным и заманчивым. Но почему же её, Дину, не отпускает настоящее?..

***

Дина взяла со стола билет.

Билет оказался не слишком сложным – насколько, конечно, может быть несложным билет по очень сложному предмету. Дину не пугала ни одна тема – она относилась к учёбе добросовестно и была уверена в своих знаниях. Она всегда выполняла все задания к сроку, и работать над ними начинала сразу, а не в последний день или неделю. Она никогда не прогуляла ни одной пары, и даже если ей нездоровилось, она всё равно шла на занятия, чтобы не упустить того, чего не найти в учебниках, и что может рассказать только специалист своего дела. Кстати, самим фактом внимания к таким вот существенным – или вовсе даже несущественным – деталям изучаемого предмета, она льстила самолюбию преподавателей и вызывала у них особую симпатию. Педагоги любили Дину. И не только за ответственный подход к учёбе и прочные знания, но и за её ровный и открытый характер.

Дина взяла билет и направилась за последний стол.

К этому экзамену студенты готовились только за последними столами. Так любил Константин Константинович Колотозашвили, и все это знали. Во-первых, отвечающий и не мешал, и не подсказывал невольно тем, кто готовится к ответу, а во-вторых, так преподавателю было проще разглядеть, не пользуется ли кто шпаргалками.

Хотя сам же он и настаивал: пишите шпаргалки!

Да, так и говорил:

– Категорически рекомендую: при подготовке к экзамену непременно пишите шпаргалки! Но горе тому, – добавлял он, – кто принесёт их на экзамен!

– А для чего же, – спрашивали студенты, – нужно писать шпаргалки, если ими нельзя пользоваться?

– А для того, – отвечал Константин Константинович, – что надлежащим образом изготовленная шпаргалка это концентрат, эссенция… – он даже обыденные понятия облекал в термины, присущие его предмету, – это эссенция, которую легче сохранить в памяти, и которая требует лишь добавления порции словесного бульона, чтобы стать полновесной информацией, из которой она была приготовлена.

И Дина писала шпаргалки. И не только по этому предмету. Но на экзамен или зачёт никогда не брала их.

Потом эти её шпаргалки, написанные чётким мелким почерком, рвали друг у друга из рук однокашники. И даже передавали по наследству, младшим курсам – такого качества концентрат не мог изготовить больше никто. А Дине никак не удавалось объяснить им, что шпаргалки приносят пользу только в том случае, если составлены собственноручно.

Дина взяла билет и направилась за последний стол.

Одной из трёх была тема, на которой сегодня резал всех Кокон – так студенты за глаза звали Константина Константиновича Колотозашвили.

Дина довольно быстро изложила ответы на вопросы и вспомнила всё, что знала из дополнительного материала. Материала не обязательного, но придающего ответу изящность и исчерпывающую завершённость, а отвечающему – статус посвящённого.

Сказать, что Дина не волновалась, значит погрешить против истины. Конечно, волновалась. Как и любой нормальный студент. Просто она умела внутренне собраться и запретить себе идти на поводу у всяческих деструктивных чувств и мыслей. Словно живущий внутри неё и незаметный в обыденности Кто-то, вдруг обретал голос и подсказывал: «если будешь опасаться неудачи, она не замедлит явиться». Даже заболевая, Дина слышала совет: «болезни нельзя бояться, иначе она надолго застрянет в тебе». И Дина верила этому внутреннему Кому-то с тех самых пор, как однажды, ослушавшись его совета, тут же схлопотала неприятность, о которой тот её настойчиво предупреждал. Тогда она ещё легко отделалась…

Первый жизненный урок

Дине было лет восемь. Как-то зимой, накатавшись с друзьями с горок на крутом берегу замёрзшей речки, она в сумерках возвращалась домой по расчищенной бульдозером дороге, соединявшей город с «сельхозом». Так они называли посёлок за речкой, где и был расположен сельхоз – городское сельское хозяйство, с двухэтажными белыми жилыми домами, конюшнями и коровниками, хранилищами для овощей и силоса и бескрайними, как тогда казалось Дине, полями.

До первых домов оставалось совсем немного, и Дина уже различала светящиеся абажуры в окнах и горшки с цветами, стоящие на подоконниках.

Вдруг впереди, из-за поворота, появилась стая собак. Их было около десяти, наверное. Они шли ей навстречу. Шли ленивой сытой трусцой, изредка внюхиваясь в снег по краям дороги и игриво задирая друг друга. Они возвращались с городских помоек – школьных, детсадиковских, больничных – где всегда можно поживиться послеобеденными объедками.

***

Дина не боялась собак до тех пор, пока прошедшим летом в Анапе её не покусал симпатичный рыжий пёс Бобик.

Бобик был на вид очень мирным и жил в деревянной будке на цепи во дворе у хозяев, у которых они с мамой, маминой подругой тётей Альбиной и её сыном Серёжей снимали комнату. Дина знала, что на ночь эту цепь пристёгивают к натянутой вдоль забора проволоке, и таким образом Бобик охраняет большой хозяйский фруктовый сад, двор и дом. Ещё Дина знала, что к будке Бобика подходить нельзя – об этом всех своих постояльцев предупреждали хозяева.

Но Дину обманул мирный вид пушистой рыжей лайки с чёрной мордой, блестящим чёрным носом и закрученным в бублик хвостом.

Как-то она подошла к будке, села на корточки и стала разговаривать с Бобиком. Тот сидел боком к Дине, повернув к ней свою милую улыбающуюся физиономию с высунутым языком и метя виляющим хвостом мелкую белёсую пыль. Когда Дина поняла, что Бобика оклеветали, что вовсе он не злой, а очень даже добрый, и протянула свою руку, чтобы погладить его рыжую с чёрным холку, Бобик вдруг с рычанием накинулся на неё, повалил на землю и зубами впился ей в грудную клетку.