ПСИХОЛОГИЯ с ПОДКОВЫРКОЙ

– Аллах Акбар! – раздался гортанный голос, выводя меня из дремотного, тяжелого сна.

Я пошарила рукой по полу рядом с кроватью, но будильник куда-то запропастился, а ровно через десять секунд вновь воспроизвел мусульманский клич. Теперь я смогла запеленговать его и застонала от отчаяния. Звук шел с верхушки секретера.

А это значит, что надо вставать, иначе он никогда не заткнется.

– Аллах Акбар! – подстегнул меня ненавистный горлопан.

Делать нечего, пришлось самым решительным жестом откинуть одеяло и подняться, ахая и охая, навстречу новому дню. Тут же раздалось приглушенное мяуканье – это одеяло накрыло Кэри. Сиамская выпросталась из-под завала, окинула меня недовольным взглядом и отправилась на кухню проверять, что сегодня на завтрак.

Пока нашелся халат, пока я убирала книги со стула, пока думала, полить ли цветы сейчас или чуть погодя, будильник изорвал мне все нервы. Но я специально не торопилась к нему, пусть не воображает, что имеет надо мной власть. Пусть сколько угодно орет, в качестве контрмер можно уйти на кухню и там отсидеться, пока батарейки не сядут.

С будильником такую свинью подложил мне Сережка, прирожденный истязатель, и по совместительству – мой муж. Он его нарочно убирает подальше, чтобы подъем был неотвратим, как восход солнца.

Наконец, тапки устроились на ногах, стул занял исходную позицию, а я дотянулась и стащила негодника вниз. И, оставаясь на стуле, жестоко расправилась с ним, посильнее вдавив кнопку в тщедушное тельце. Он еще попробовал выдавить из себя последнее:

– Алла…

Но засипел и сдался.

– Вот так-то, – мстительно заявила я и, вытерев рукавом пыль с подошвы будильника, набранную на верхотуре, положила его в карман.

В это время в дверях показалась сиамская. Она выразительно посмотрела на меня и, постукивая хвостом по полу, вернулась на кухню. Делать нечего, пришлось идти следом. Ну конечно, никто не удосужился налить для кошки воды и насыпать корма. Вечно приходится делать все самой. Приготовив завтрак для сиамской, я решила вознаградить себя чашечкой кофе в утренней тишине. Поставила чайник и стала искать банку кофе.

И представьте себе! Я НОЧЬЮ вернулась из командировки, потому что мой самолет задержали на пять часов из-за каких-то ужасно-технических причин, а в доме не осталось ни крупинки кофе. Увы, хоть и был произведен самый тщательный обыск, единственно наглядным итогом оказались просыпанный на пол рис, да разбитая старая чашка!

В холодильнике тоже было хоть шаром покати. Только банановая корка. Такое в духе моей семейки. Они подъедают все, что я им наготовлю впрок перед отъездом. А потом начинают голодать, изображая из себя покинутых и неухоженных. Эта картина, по их мнению, должна душераздирающе подействовать на мое сострадательное сердце. Что в свою очередь, следуя их извращенной логике, приведет, в конце концов, к отказу от командировок. Можно подумать, это зависит только от моего желания.

Но вот оставить меня даже без кофе! Это верх цинизма. И Сережке еще придется вечером ответить по всей строгости семейного права. Я ему что-нибудь устрою!

И даже в кладовке не обнаружилось стратегических запасов кофе. Однако окончательно подкосила меня собственноручная записка, прикрепленная на «доске объявлений». Еще с доисторических времен в нашей семье сложилась традиция вывешивать дацзыбао на дверях туалета. Это неплохой способ противодействия моей забывчивости.

«Привет! Ты помнишь, что тебе сегодня на работу?»

Всё! Я кое-как дотащилась до кухни и рухнула на диванчик. Конец мечтательным планам о тихом, домашнем отдыхе. Вчера, пока я бездельничала в аэропорту, мне позвонила Людка, заведующая нашей кафедрой, и трагическим голосом сообщила, что она заболела, и теперь мне предстоит прочитать вместо нее лекцию третьему курсу. Мои вялые попытки отказаться ни к чему не привели.

– Твой самолет прилетает не поздно, – увещевала меня начальствующая подруга. – Успеешь подготовиться. Ты ведь читала этот материал в прошлом году? Читала! Так что спокойненько заменишь меня. Ну все, пока!

Вот так я и осталась без выходного. Мечтательные планы развеялись как дым на ветру. Только и осталось, что влить в себя две чашки чая, погрызть сухарей и отправиться выгулять Кэри. Утренняя прогулка была обязательным ритуалом после моих возвращений из командировок. Хотя в принципе сиамской на улицу было начхать. Она вполне довольствовалась территорией квартиры.

Естественно, пришлось немножко привести себя в порядок, подкраситься, уложить волосы. Уже в коридоре я еще раз взглянула в зеркале на свое отражение. Волосы (мои каштановые волосы с бронзовым отливом, которые некоторые глупые дальтоники называют рыжими) были небрежно рассыпаны по плечам. Глаза я лишь слегка подвела, чтобы не заглушать изумрудный огонь, пылавший во взоре. И немного мазнула помадой по припухшим губам, совсем чуть-чуть, просто чтобы подчеркнуть их чувственность. Морщинок за время командировки не прибавилось. Так что, не найдя изъянов, я удовлетворенно воскликнула: «Хороша!» и покинула квартиру.

Мой выход из подъезда по времени совпал с полднем.

Исходя из понимания биологического ритма, я справедливо рассудила, что собачников на дворе уже не будет, и не стала брать шлейку. Уж очень Кэри ее не любила. За подобную самонадеянность меня тут же наказала судьба.

Из соседней парадной, одновременно с нами, вышла нервическая дама с французским бульдогом. Дама явно жаждала общения, поскольку сразу устремилась в мою сторону, заранее приоткрыв рот для словоизвержения.

Я попыталась ее предостеречь, чтобы она была осторожней – у меня сиамская. Но дама лишь еще больше просияла, узрев в моих словах благовидный повод для завязывания знакомства:

– Ну что, вы, душечка, мой Фордик совсем не агрессивный. Он не тронет вашу кошечку. Вы знаете, ему уже три года, а он все такой же добрый, как щенок. Он даже стесняется выставляться. Хотя экстерьер великолепный. Это все мои приятельницы могут вам подтвердить. А у вас кошечка или котик? Вы давно живете в этом доме? Мы совсем недавно сюда переехали. Это из-за мужа. У него сменилась работа…

Кэри хоть и выходила гулять, но предпочитала ограничиваться сидением на моем плече. Она брезговала ходить по грязной земле или асфальту. Откровенно говоря, я бы тоже не рискнула босиком пройтись по нашему двору. Но в самый разгар фонтанирующего словоизвержения, когда я с тоской думала, как избавиться от говорливой дамы, произошло роковое стечение обстоятельств. Сиамская, перебираясь на другое плечо, оступилась и, естественно вцепилась в то, что было под ее лапами. Это оказался мой любимый шарфик. Я ничего не успела сделать, как они вместе свалились вниз.

На беду, именно в этот момент бульдог решил обнюхать мои сапоги, за что и поплатился. Кэри свалилась прямо на него и, желая сохранить равновесие, вцепилась когтями в собачью шкуру. Пес, ошалев от свалившейся на него напасти, взвизгнул и стал нарезать круги вокруг нас. Тогда сиамская, не желая свалиться со скакуна, посильнее запустила когти в Фордика, что придало ему еще большее ускорение. А красно-желтый шарф развевался за ними, как победный вымпел.

Дама сразу же завизжала, беспомощно выпустив поводок из рук:

– Уберите свою кошку с Фордика! Вы слышите? Она выцарапает ему глаза!

После нескольких попыток я все же сумела наступить на поводок и остановить это безумство, сняв Кэри с истошно визжащего бульдога. Поверьте – это было нелегко. У меня сразу же появились подозрения, что Кэри это проделала нарочно, но с доказательной базой было, увы, слабовато.

Видимо это у них генетическое. Ну не любят индокитайцы французов. Мне, правда, от этого было не легче, поскольку скандал в этот момент приобрел логическую стройность:

– Бедный мой песик! Вы посмотрите только, что с нами сделала эта бешеная! Она же нам всю спину изодрала. Боже, мы же кровью истечем!

Она стояла, причитая подобным образом, не забывая шарить глазами по сторонам – есть ли зрители. Впрочем, Форду действительно досталось. Он жался к ногам хозяйки и жалобно поскуливал, искренне не понимая, за что получил трепку.