Нас во взводе оказалось таких всего двое, зато с нами учился еще парень из настоящего белорусского крестьянства. Единственный не только на нашу роту, но и, пожалуй, на весь поток в триста человек. Правда, он оказался близким земляком ротного командира и, как не удивительно, еще и женился на его дочери, ленинградской отличнице.

Впрочем, кэп даже свою племянницу пристроил за одного из наших залетчиков, редких талантов оказался человек.

На своем, можно сказать, месте, хоть и подкаблучник первостатейный по жизни, как я потом наглядно убедился.

Ну, это уже его личная жизнь, службу в роте он организовал, как часы, со своим немалым опытом ротного командира жестко всех построил и погнал вперед на мины обучения. Слава богу, что я попал в другую роту параллельного потока, не к такому прошаренному умельцу. Наш кэп раньше служил при комендатуре на Севере и замечательно умел доводить почти до обморока залетчиков одним своим изменением тона голоса, но, так натягивать вожжи управления своей ротой не умел.

Зато на начертательной геометрии, о предмете которой я имел самое смутное впечатление, я был отловлен со шпорой и сделал только одно задание из трех, вполне допуская, что и его порешал неправильно. Поэтому, с немалым таким основанием ждал первой двойки, а когда во взводе было объявлено о четырех таких предновогодних подарках, заранее сильно загрустил. Приготовился принимать в повинную голову недельное сидение в училище в первом отпуске для пересдачи совсем непонятного и на хрен мне не нужного предмета.

В итоге мою фамилию не назвали и это оказался один из самых ярких моментов счастья в моей прошлой жизни.

Однако преподаватели дополнительно отметили, что я не получил пару только за свое рабочее происхождение, чем я сразу же загордился перед остальными парнями во взводе.

Все же хорошо иметь изначальное конкурентное преимущество из-за своего происхождения, отпуск теперь весь твой до последнего денька, да и насчет остальных экзаменов гораздо более спокойно себя ощущаешь.

Получается такая боярка наоборот.

Вскоре я оказался не только с происхождением из рабочего класса, членом сборной училища, но еще и членом бюро ВЛКСМ роты, получил индульгенцию заранее, так что никакие двойки на экзаменах больше мне не грозили от слова совсем.

Такая вот интересная политика у руководящей и направляющей силы нашего общества меня, честно говоря, очень порадовала своим настоящим классовым подходом. Все же есть что-то притягательное во всей этой истории и времени для настоящих представителей рабочих и крестьян. Хоть где-то за простое происхождение, если не из служащих, дают что-то весомое, как настоящему гегемону.

Ибо, технические предметы я бы точно не сдал, если бы меня спрашивали серьезно, хотя закончил школу выше четырех баллов в среднем по аттестату. Что же после этого говорить о национальных кадрах, почти не говоривших по русски и о таблице умножения имевших такое же смутное понятие, как и я о той же начерталке. И про курсантов, поступивших в систему со срочной службы, давно уже забывших школьный курс, из которых, правда, половина все же закончила училище и разъехалась служить по флотам нашей необъятной родины, совсем скоро ставшей не такой уж необъятной.

Так что в военной системе учеба оказалась не так важна именно для меня, как правильное происхождение, дисциплинированность и отсутствие залетов, что как раз и характеризовало мое поведение. Умных парней у нас тоже хватало, их еще заставляли брать шефство над отстающими в учебе курсантами, так же пролетая мимо увольнения вместе со своими подопечными в случае получения теми двоек.

Слава богу, такое закабаление по примеру римских легионов практиковалось не в нашей роте.

Не сказать, чтобы я оказался таким уж дубом в учебе, но, технические дисциплины с трудом сдавал на тройки, потенциально близкие к двойкам. Ну, если честно, просто на двойки, откуда их легким движением руки превращали в проходные тройки.

Зато, абсолютно необходимые для каждого настоящего воина-комсомольца предметы – Историю КПСС, Научный Коммунизм и Марксистско-Ленинскую Философию, она же МЛФ – всегда сдавал на твердые пятерки, как и достаточно сложный Морской устав с Тактикой ВМФ Советского Союза.

То есть, оказался я по жизни настоящим, бескомпромиссным гуманитарием, так что никакие технические ВУЗы, технари и прочие серьезные заведения меня теперь совсем не интересуют от слова вообще.

В этой истории я переберусь в Ленинград на пару лет раньше, чтобы избавиться от родительского присмотра и начать взрослую жизнь согласно имеющимся у меня в голове мозгам и знанию будущего.

Ни в каком высшем заведении учиться не подумаю и сдавать математику тоже не придется ни разу, слава богу.

Кстати, даже на техникум время тратить не стану, ни к чему мне это, я точно знаю. Останусь, скорее всего, даже без среднего образования, что совсем какой-то нонсенс по тем временам для ребенка из приличной семьи непьющих родителей.

Во всяком случае в нашем благоустроенном городе, что там творится в сельской местности и далеких от цивилизации городах – не знаю. Думаю, что там таких товарищей хватает.

Впрочем, у самого сын даже среднего образования не получил, бросил техникум на третьем курсе, ушел сначала в официанты, потом в рекламщики. Теперь живет на Бали, учит полтора миллиарда индусов надежно и с гарантией выигрывать на ставках в казино.

Очень расстрою отца своим выбором, я это предчувствую. Он мечтает меня в военное училище пристроить, как и вышло в той жизни, повелся я на его уговоры про большую зарплату подводников, про отдых по три месяца на юге, из них один обязательно в военном санатории. У него самого мечта имелась стать офицером ПВО и учиться в Минске, да не сложилось у бати из-за залета в самоволке, кстати, проведенной с моей матерью.

Решил самореализовать свою мечту на сыне, которому оказалось тоже интересно учиться в достаточно престижном заведении.

Именно в здании бывшего приюта принца Ольденбургского, где при кровавом царизме дети-сироты клеили спичечные коробки, где учились Пикуль и Конецкий и которое, что очень немаловажно, находится всего в пятисот метрах от хорошо знакомого Балтийского вокзала.

Только я теперь знаю, что никакого смысла просиживать штаны в училище больше для меня нет, чтобы пять лет в казарме от настоящей жизни, от радостей взросления и девчонок в таком городе, как Ленинград, прятаться. Да и потом, года с девяносто второго, когда все здание социализма рухнуло и раскатилось по кирпичикам, до двухтысячного примерно года военный народ станет очень печально в финансовом плане жить.

По-настоящему впроголодь, по рассказам парней и их жен, так что – не мой это выбор в такое интересное для жизни время!

Да и прошел я уже этот период в прошлой жизни, спасибо альма матер за все, что случилось со мной там, за школу жизни и возмужание, за симпатичную форму и плохонькую, но, терпимую еду в курсантской столовой.

За то, как нас кормили в местах многочисленных практик и стажировок – благодарить не стану, почти везде это трехразовое питание реально оскорбляло человеческое достоинство, иначе такое и не вспомнишь.

Однако, преодоление тягот и лишений второй раз меня не очень интересует, с этим делом я и так отлично знаком на личном опыте.

В том же девяносто первом году я буду месячную зарплату подводника делать за один день, правда, достаточно тяжелого и нервного труда. А когда выберусь челночить в Польшу, то и до тридцати зарплат за недельную поездку будет выходить без проблем.

Вскоре я уснул на своем креслице, снятся мне первые в училище танцы, когда я, еще лысый первокурсник с завистью смотрю на шевроны четвертого курса и все девушки в зале кажутся очень красивыми.

Такие, в платьях и на каблуках, со стройными ногами, как сейчас еще можно увидеть на танцах в синеокой Беларуси.

Утром родителей дома не оказалось и я, позавтракав как следует манной кашей, присматривал за сестрой до обеда, перечитывая Ремарка. Потом ушел по легкому морозу в здание профтехучилища на первую тренировку в новом году и новой жизни.