— Будем портить друг другу жизнь?

— Это зависит от вас, Андрей Палыч.

Он невесело хмыкнул.

— У меня есть предложение. Может, пойдём на компромисс? Хочешь, чтобы все узнали, что мы с тобой спим…

— Живём.

Он кивнул.

— Пусть так. Но давай обойдёмся без штампа в паспорте? Это нам обоим выгоднее. Проблем меньше, Катя.

Она осторожно выскользнула из угла, отошла от Жданова на три шага, и тогда уже осторожно выдохнула.

— Нет. Законный брак — законная сделка.

Андрей в тысячный раз за последние дни рассвирепел.

— Зачем?

Катя посмотрела на него, надменно вскинула подбородок.

— Я так хочу. Этого мало? Ради «Зималетто»?

Он не нашёлся, что ответить. Вот и вышло так, что этим вечером оказался у родителей. Они удивились его приезду, потом обрадовались, поинтересовались почему он один, без Киры, а Андрей старательно улыбался, понимая, что ни в коем случае нельзя выдавать своего беспокойства. А потом, за ужином, выпив залпом два бокала вина, заставил себя это произнести:

— Женюсь.

Родители замерли в изумлении, смотрели на него и молчали. Жданов продолжал улыбаться, надеясь, что у него на губах именно улыбка, а не кривой оскал. Ему ведь нужно будет притвориться влюблённым и нетерпеливым. И хоть как-то объяснить… Хотя, как такое можно объяснить?!

Как и ожидалось, мама от таких новостей схватилась за сердце, а отец за голову. А Андрея словно прорвало, он говорил и говорил. О Кате. Заставил себя вспомнить всё. Всё, что было несколько месяцев назад между ним и Катей Пушкарёвой. О том, какая она «на самом деле», насколько добра, трогательна и доверчива. Что он просто потерялся в этом, что никогда таких, как она не встречал. И чувствует что-то невероятное, что его даже немного пугает. И он не знает, как иначе. Особенно, вспоминая её глаза и тихое: «Люблю. Честно-честно». Правда, этого он родителям уже не сказал, но упрямо вытаскивал на поверхность эти воспоминания, стараясь настроиться на нужную волну.

Катя, Катя…

— А как же Кира, Андрей?

Он головой покачал и неуверенно глянул на мать.

— Я не знаю, я так и не смог ей сказать. Мам, я хотел у тебя совета спросить.

— Андрей, да какого совета?! — Маргарита нервно расхаживала по комнате, то и дело нервно поглядывая на сына. — Что я должна тебе посоветовать? Что ты расторгаешь помолвку, чтобы жениться на… Кате Пушкарёвой? Паша, у меня сердце сейчас выскочит, — пожаловалась она мужу, и голос был жалобный как никогда.

Пал Олегыч повернулся к Андрею.

— Что это за блажь со свадьбой? Ты собираешься это Кире сказать?

— Я не знаю.

— А что ты знаешь?!

— Папа, мы уже заявление подали. — Неловко замолчал, но продолжить всё же пришлось: — У нас роспись через неделю.

— Что? — Маргарита без сил опустилась на стул. — Ты с ума сошёл?

Андрей невесело усмехнулся, пожал плечами, потом вспомнил, что он должен излучать радость и нетерпение, чтобы не вызывать подозрений, и заставил себя расправить плечи и улыбнуться.

— Наверное. Но так ведь бывает, да? Я прав?

Родители переглянулись и промолчали.

Но с родителями говорить было всё-таки проще, чем с Кирой. Андрей не знал, чего ждать от матери, когда из родительского дома уезжал. Бросится она сразу звонить Кире или нет, и даже не знал, как будет лучше. Маргарита звонить не стала. И когда Жданов приехал к невесте, понял, что в этот день его жизнь, скорее всего, кончится. Даже если Кира не убьёт его и не отравит, она превратит его жизнь в ад. Она может многое, ославит его на весь город, и его брак с секретаршей — Катей Пушкарёвой! — будет обсуждать каждый человек в многомиллионном городе. Он станет посмешищем, Воропаева постарается. А то, что Кира ничего ему не сказала, только слушала и таращила на него глаза, лишь подтвердило самые худшие его опасения. После такого Кира никогда его не простит, она уже смотрит на него, как на предателя. Никогда до этого вечера он не видел столько презрения и возмущения в её глазах. В какой-то момент Андрей даже заинтересовался этим, наблюдал хоть и с настороженностью, но любопытством. Он столько лет думал, что же может заставить Воропаеву отказаться от него, даже хотел этого порой, уходил, надеясь, что наконец-то всё, он свободен. Но каждый раз Кира находила ему оправдания и прощала. Но отныне, он, кажется, свободен. От Киры, и отдан Кате. Ещё неизвестно, что хуже.

— Пошёл вон.

Андрей сидел в кресле, упираясь локтями в колени, потом лицо ладонями потёр.

— Кира, прости меня.

Она тяжело дышала, стояла, отвернувшись от него, и с трудом сдерживала рыдания. Слёзы и так текли по её щекам, Андрей видел их, и ему было стыдно, неудобно, жалко… Но почему-то не больно. Хотелось Киру пожалеть, обнять, и объяснить ей, что без него ей будет легче. Причём не нужно было бы подбирать слова, он знал, что сказать. Как оказалось, давно знал, и его это удивило. Ему было трудно разговаривать с Кирой, он чувствовал острую жалость, но не хотелось кричать от отчаяния, и убить за всё происходящее Пушкарёву. За то, что заставила Киру страдать.

Жданов потёр подбородок, увлечённый своими мыслями, даже от праведного негодования Киры отвлёкся, и вот за это, уже спустя минуту, почувствовал вину. Он ведь её бросает, а думает снова о себе.

— Убирайся, Жданов. Убирайся к своей… обезьянке ручной, и больше никогда… Слышишь?! Никогда не заговаривай со мной!

Он спорить не стал, поднялся, взглянул с сожалением, а когда вышел из квартиры, Кира, видимо, и опомнилась. Потому что через пару секунд дверь снова открылась, и ему вслед полетело что-то. Андрей обернулся, но Киру увидеть не успел, она снова скрылась в квартире, а на полу лежали его тапки, которые он носил у Киры в гостях.

Странно прозвучало — у Киры в гостях.

Катя же понятия не имела, каким судьбоносным стал вчерашним вечер — для неё, но главное, для Андрея. Пришла на работу утром, как ни в чём не бывало, увидела Жданова в баре, тот разговаривал с Малиновским, а когда она из лифта вышла, оба на неё уставились. От тяжёлых взглядов стало не по себе, Катя аккуратно повела плечами, коротко улыбнулась, направилась к двери в коридор, но Андрей её окликнул.

— Катя.

Обернулась, посмотрела с подозрением. А Жданов поднялся с высокого табурета, и вдруг улыбнулся, ей. Катя настолько растерялась, что даже быстро огляделась, чтобы удостовериться, что рядом никого, кому бы он еще мог улыбнуться.

— Как доехала?

— Доехала? Нормально.

— Завтракала?

Пушкарёва рот открыла, придумывая, что бы ему такое ответить, потом увидела Машу с Фёдором, возвращавшихся из курилки. Они ей рукой махнули в знак приветствия, Катя им слабо улыбнулась, а Жданов обернулся, заинтересовавшись. Улыбнулся шире.

— Так ты завтракала?

— Да.

— Отлично, — протянул он в свойственной манере. — Мы с Ромкой спустимся в цех, а когда я вернусь, расскажу тебе много интересного. Так что, ты меня дождись, хорошо?

Он смотрел на неё, продолжал улыбаться, глаза лучились, и Катя даже не сразу рассмотрела в них угрозу. Засмотрелась на мелкие морщинки, расходившиеся от уголков глаз Андрея, чувствовала, как сердце колотится от волнения, а потом он на мгновение своё благодушие растерял, и вот тогда Пушкарёва смогла в полной мере оценить степень его злости и негодования, притаившиеся внутри.

— Хорошо, — негромко отозвалась она.

— Хорошо, — повторил Андрей за ней, явно её передразнивая. Затем сделал шаг, взял её за подбородок и поцеловал. Прямо в губы, у всех на глазах. Катя застыла, забыв, как дышать. И зажмурилась. Ей не нужно было смотреть по сторонам, чтобы чувствовать, как изменилась атмосфера. Работа встала, люди останавливались, чтобы посмотреть на них, разговоры прекратились и даже телефоны, кажется, смолкли. Андрей Жданов целовал Катю Пушкарёву. В губы, посреди офисного холла.

Со стороны, наверное, казалось, что это ласка, Андрей нежно приподнял её подбородок, поцеловал, не сдержавшись и наплевав на мнение окружающих. Но на самом деле его пальцы были не такими уж и ласковыми, удерживали, делая больно, губы были жёсткими, а сам поцелуй карающим. Катя вытерпела его, понимая, что не имеет права, да и не может шелохнуться, воспротивиться ему. А когда Андрей отстранился, заглянул ей в глаза и тихо проговорил: