Он приклеил еще один лист пластиката с другой стороны, затем взял со стола трубку и закурил.
— Мне это дело доставляет удовольствие, а кроме того, это хорошая практика для рук. Так что я не жалуюсь. Но, Марта, вы серьезно думаете, что из всего этого можно будет хоть что-нибудь извлечь?
Сахико подняла пинцетом кусочек кремниевого пластиката, который заменял марсианам бумагу. Он был величиной в квадратный дюйм.
— Смотрите! На этом кусочке целых три слова, — проворковала она. — Айвн, вам повезло, у вас еще легкая книга! Но Фитцджеральда не так легко было отвлечь.
— Ведь эта чепуха совершенно лишена смысла, — продолжал он. — Это имело смысл пятьсот столетий назад, а сейчас все это ничего не значит.
Марта покачала головой.
— Смысл — не то, что испаряется со временем, — возразила она.
— И смысла в этой книге сейчас ничуть не меньше, чем когда-либо, но мы пока не знаем, как его расшифровать.
— Мне тоже кажется, что вся эта работа впустую, — вмешался в разговор Селим. — Сейчас не существует способов дешифровки.
— Но мы найдем их, — Марта говорила, как ей казалось, чтобы убедить себя.
— Каким образом? При помощи картинок и надписей? Да, но мы ведь уже нашли много картинок с надписями, а что они нам дали? Надпись делается для того, чтобы разъяснить картинку, а не наоборот. Представьте себе, что кто-нибудь, незнакомый с нашей культурой, нашел бы портрет человека с седой бородой и усами, распиливающего бревно. Он подумал бы, что надпись означает <Человек, распиливающий бревно>. И откуда ему знать, что на самом деле это <Вильгельм II в изгнании в Дорне?>
Сахико сняла лупу и зажгла сигарету.
— Я могу еще представить себе картинки, сделанные для разъяснения надписей, — сказала она, — такие, как в учебниках иностранных языков. Изображения в строчку и под ними слово или фраза.
— Ну, конечно, если мы найдем что-нибудь подобное… — начал Селим.
— Михаил Вентрис нашел что-то похожее в пятидесятых годах, — раздался вдруг голос полковника Пенроуза. Марта обернулась. Полковник стоял у стола археологов. Капитан Фильд и пилот уже ушли.
— Он нашел множество греческих инвентарных описей военных складов, продолжал Пенроуз. — Они были сделаны критским линейным письмом и сверху на каждом листке был маленький рисунок меча, шлема, треножника или колеса боевой колесницы. И эти изображения дали ему ключ к надписи.
— Полковник скоро превратится в археолога, — заметил Фитцджеральд. — Мы все здесь в экспедиции освоим разные специальности.
— Я слышал об этом еще задолго до того, как была задумана экспедиция. Пенроуз постучал папиросой о свой золотой портсигар. — Я слышал об этом еще до Тридцатидневной войны в школе разведчиков. Речь шла об этом в связи с анализом шифра, а не с археологическими открытиями.
— Анализ шифра, — проворчал фон Олмхорст. — Чтение незнакомого вида шифра на знакомом языке. Списки Вентриса были на известном языке, на греческом. Ни он и никто другой никогда не прочитали бы ни слова по-критски, если бы не была найдена в 1963 году греко-критская двуязычная надпись. Ведь незнакомый древний текст может быть прочитан только при помощи двуязычной надписи, причем один язык должен быть известным. А у нас что? Разве у нас есть хоть что-нибудь подобное. Вот, Марта, вы бьетесь над этими марсианскими текстами с тех пор, как мы высадились, то есть уже целых шесть месяцев. И скажите мне, вы нашли хоть одно слово, смысл которого был бы вам ясен?
— Мне кажется, что одно я нашла. — Она старалась говорить спокойно. — Дома — это название одного из месяцев марсианского календаря.
— Где вы нашли это? — спросил фон Олмхорст. — И как вы это установили?
— Смотрите! — она взяла фотокопию и протянула ему через стол. — Мне кажется, что это титульный лист журнала.
Некоторое время он молча рассматривал снимок.
— Да, — наконец, произнес он, — мне тоже так кажется. У вас есть еще страницы этого журнала?
— Я как раз сижу над первой страницей первой статьи. Вот здесь выписаны слова. Я сейчас посмотрю. Да, вот все, что я нашла. Я собрала все листы и тут же отдала Джерри и Розите снять копию, но внимательно я проработала только первый лист.
Старик поднялся, отряхнул пепел с куртки и подошел к столу, за которым сидела Марта. Она положила титульный лист и стала просматривать остальные.
— Вот и вторая статья на восьмой странице, а вот еще одна, — она дошла до последней страницы.
— Не хватает в конце двух страниц последней статьи. Удивительно, что такая вещь, как журнал, может так долго сохраняться.
— Это кремниевое вещество, на котором писали марсиане, видимо, необычайно прочное, — сказал Хаберт Пенроуз.
— По-видимому, в его составе с самого начала не было жидкости, которая могла бы со временем испариться.
— Меня не удивляет, что материал пережил века. Мы ведь нашли уже огромное количество книг и документов в отличной сохранности. Только люди очень жизнеспособной и высокой культуры могли издавать такие журналы. Подумать только… Эта цивилизация умирала в течение сотен лет, прежде чем наступил конец. Очень может быть, что книгопечатание прекратилось уже за тысячелетие до окончательной гибели культуры.
— Знаете, где я нашла журнал? В стенном шкафу в подвале. Должно быть, его забросили туда, забыли или не заметили, когда все выносили из здания. Такие вещи часто случаются.
Пенроуз взял со стола заглавный лист и стал внимательно его изучать.
— Сомневаться в том, что это журнал, нет оснований. — Он снова поглядел на заглавие. Губы его беззвучно шевелились: — Мастхарнорвод Тадавас Сорнхулъва. Очень интересно, что же все-таки это означает. Но вы правы относительно даты. Дома, кажется, действительно похоже на название месяца. Да, у вас есть уже целое, доктор Дейн!
Сид Чемберлен, заметив, что происходит что-то необычное, поднялся со своего места и подошел к столу.
Осмотрев листы «журнала», он начал шептать что-то в стенофон, который снял с пояса.
— Не пытайтесь раздувать это, Сид, — предупредила Марта. — Ведь название месяца — это все, что мы имеем, и бог знает, сколько времени понадобится для того, чтобы узнать хотя бы, что это за месяц.
— Да, но ведь это начало. Разве не так? — сказал Пенроуз. — Гротефенд[4] знал только одно слово «царь», когда начал читать древнеперсидскую клинопись.
— Но у меня ведь нет слова «месяц». Только название одного месяца. Всем были известны имена персидских царей задолго до Гротефенда.
— Это неважно, — сказал Чемберлен. — Людей там, на Земле, больше всего будет интересовать сам факт, что марсиане издавали журналы такие, как у нас. Всегда волнует то, что знакомо, близко. Это все делает марсиан реальнее, человечнее.
В комнату вошли трое. Они сразу же сняли маски, шлемы, кислородные коробки и начали освобождаться от своих стеганых комбинезонов. Двое из них были лейтенантами Космической службы, третий оказался моложавого вида штатским с коротко остриженными светлыми волосами, в клетчатой шерстяной рубашке. Это Тони Латтимер со своими помощниками.
— Уж не хотите ли вы мне сказать, что Марта, наконец, что-нибудь извлекла из всей этой ерунды? — спросил он, подходя к столу.
— Да, название одного из марсианских месяцев, — сказал Пенроуз и протянул ему фотокопию.
Тони едва взглянул на нее и бросил на стол.
— По звучанию вполне вероятно, но все же это не больше, чем гипотеза. Это слово может быть названием месяца с таким же успехом, как оно может означать «изданный» «авторизованный перевод» или еще что-нибудь в таком же роде. Сама мысль о том, что это периодический журнал, кажется мне дикой. — Тони всем своим видом показывал, что не хочет продолжать этот разговор. Затем он обратился к Пенроузу. — Я, наконец, выбрал здание, то высокое, с конусом наверху. Мне кажется, что оно внутри должно быть в хорошем состоянии.
Коническая верхушка не дает просачиваться пыли, а снаружи не видно никаких следов повреждения. Уровень поверхности там выше, чем в других местах: примерно на высоте седьмого этажа. Завтра мы пробьем там брешь, и, если вы сможете дать мне людей, мы сразу же приступим к обследованию.
